Дом железных воронов - Оливия Вильденштейн

продал картину за четыре золотых. Просто за картину. Как жаль, что мои навыки рисования так же ничтожны, как и род Птолемея Тимея.

Я наклоняюсь, чтобы поднять одеяло.

– Феб Акольти порвал связи со своей семьей много лет назад, мама.

– Акольти. Золото.

Я кладу одеяло на мамину кровать и хмурюсь. Она советует мне принять его предложение помощи? Если он все еще готов одолжить…

Мой взгляд устремляется к шкафу, а затем я подхожу и рывком открываю его. Тесное пространство заполнено разномастными простынями, выцветшими полотенцами и простыми платьями мамы.

На вешалке нет ни одного дорогого платья – Нонна, должно быть, уже забрала его. Мое сердце сжимается из-за того, что мне даже не удалось увидеть его, потрогать, понюхать. У меня никогда не было одежды, которую никто раньше не носил и которая не была пропитана чужим запахом.

О боги… мое свидание! Из-за всего случившегося я забыла, а ведь Данте ожидает, что я надену это платье на свидание. Мало того, что это невозможно, так мне еще и придется надеть ботинки! Морщусь. Он никогда не приведет меня во дворец, если я буду одета как нищенка.

Подумываю позаимствовать платье у Катрионы. Хотя она немного фигуристее меня, но мы одного роста. Я надеюсь, что она согласится одолжить мне платье, когда я объясню, что это для благого дела. Конечно, она захочет поддержать меня. Она же так старается наладить важные связи.

– Акольти. Золото, – повторяет мама.

– Ладно. Ладно. Я спрошу Феба. – Я целую ее в лоб. – Принести тебе что-нибудь, пока я не ушла?

Ее губы сомкнулись, оставив мой вопрос без ответа. Как обычно.

Я наполняю стакан водой и подношу к ее рту. Бо`льшая часть стекает по ее подбородку, но горло подрагивает – как я понимаю, немного попало внутрь.

– Tiuamo[29], мама.

Я надеюсь когда-нибудь услышать, как она скажет «я люблю тебя» в ответ.

Я запираю ее окно на задвижку, которую Нонна вбила сама, боясь, что мама без присмотра может встать и слезть с карниза. Хотя она чистокровная фейри воды, но, если упадет в канал, только Котел знает, как и где она могла бы оказаться – в логове змей или в открытом море?

Прогулка до квартиры Феба занимает всего пятнадцать минут, и хотя я стараюсь держаться в тени, чтобы не зажариться на полуденном солнце, мои ноги без носков потеют и ботинки натирают кожу. Я чувствую, как образуются волдыри. Как, во имя трех королевств, я переживу свою смену?

Пересекая последний мост, я окидываю канал взглядом, надеясь и боясь мельком увидеть розовую чешую. При всем желании увидеть Минимуса и убедиться, что он жив и здоров, не хочу, чтобы он приближался к поверхности. Особенно в разгар дня.

Хотя под синевой воды что-то мелькает тут и там – блики серебристых пескарей и более крупной рыбы. Два элегантно одетых спрайта проносятся передо мной, и свернутый свиток, который они несут между собой, бьет меня по лбу.

– Смотри куда идешь, полукровка, – шипит один из них.

– Эй! Ты налетел на меня!

Не извиняясь – спрайты никогда этого не делают, – они улетают.

– Паразиты, – бормочу я себе под нос, сворачивая на улицу, где живет Феб.

Я ныряю под ветку приземистого фигового дерева, которое накрывает правую половину алого дома, и проскальзываю мимо вечно незапертой входной двери. Деревянная лестница, ведущая на его площадку, узкая и скрипит при каждом шаге, объявляя о моем присутствии еще до того, как я постучу.

Не то чтобы Феб распахнет дверь. Зная его склонность спать весь день напролет, думаю, что он, вероятно, и сейчас крепко спит. Я стучу в дверь и жду. Через минуту стучу сильнее. На этот раз я слышу шарканье и ворчание.

Дверь со скрипом открывается, и на пороге появляется растрепанный Феб – он щурится спросонья, но все равно выглядит прекрасно. Как всегда. Когда мы были детьми, Сибилла предложила родить ему детей, если он когда-нибудь захочет их иметь. Будущим мужьям лучше быть готовыми к этому заранее.

Он протирает глаза, прогоняя сон:

– Что привело тебя ко мне ни свет ни заря, Пиколина?

Я фыркаю:

– Уже перевалило за полдень. Что касается причины, по которой я здесь… Помнишь, я говорила тебе, что никогда не возьму в долг? Что ж, я передумала. Если, конечно, твое предложение все еще в силе.

Он опускает руку, теперь полностью проснувшись.

– Что случилось?

– Это долгая история, и боль в ногах убивает меня. Можно войти?

– Конечно. Входи. – Он опускает взгляд на мою обувь. – Почему ты в зимних ботинках?

– Потому что я потеряла свои башмаки.

– Как можно потерять башмаки? – Он подходит к ведру со свежей водой, которое стоит на деревянной столешнице в кухне размером со спрайта. Не то чтобы Феб когда-нибудь готовил. Он топит угольную печь только в разгар зимы, когда каналы покрываются льдом.

Шторка между его спальным местом и жилой зоной шевелится, и появляется мужчина. Полностью обнаженный. Хотя мой первый взгляд падает на его маленькое твердое мужское достоинство, но быстро перемещается к его лицу. Вошедший краснеет и опускает ладони, чтобы прикрыться.

Феб указывает жестом:

– Фэллон – Меркуцио. Меркуцио – Фэллон.

Итак, это Меркуцио, фейри с… Что еще говорил про него Феб?

Взяв у Феба бокал, я прикусываю губу.

– Извините, что прервала ваш сон.

– Я… э-э… Я должен…

– Уйти? – подсказывает Феб, в то время как Меркуцио что-то бормочет. – Одеться. И уйти. Конечно.

Хотя его длинные каштановые волосы распущены, я замечаю усиливающийся румянец, который заливает его щеки.

Когда он скрывается из виду, я говорю:

– Я могу зайти позже.

Феб отодвигает мятую рубашку и тарелку с крошками, чтобы освободить место на диване для своей обтянутой брюками задницы.

– Он тоже может.

– Не уверена, что он захочет, после того как ты так мило попросил его уйти.

– Поверь мне, – улыбается Феб, – захочет.

– Осторожно, а то можешь лопнуть.

Он хихикает:

– Итак, расскажи мне, как потеряла обувь.

К тому времени как Меркуцио появляется причесанный и одетый, я рассказываю Фебу о своем ночном купании в канале.

Неловко помахав рукой и еще больше покраснев, Меркуцио выходит.

Феб допивает воду и ставит стакан на шаткую стопку книг в кожаных переплетах.

– Всегда плывешь по каналу без весла.

Я хмурюсь:

– Что это должно означать?

– Что у тебя беспрецедентный талант влипать в неприятности.

Мой рот кривится.

– Маркиз напал на Минимуса.

Феб наклоняется, упираясь локтями в бедра.

– Я не осуждаю то, что ты сделала, – я твой самый большой сторонник, Фэл, – я лишь указываю, куда