Современный кубинский детектив - Луис Рохелио Ногерас

Лицо Эулалии Сантос показалось Роману знакомым, но он никак не мог вспомнить, где ее видел.

— Пожалуйста, ваш адрес, — сказал лейтенант. — Нам наверняка придется еще раз побеседовать с вами.

Женщина нервно закурила от огня, предложенного лейтенантом, и назвала свой адрес.

Записав, Роман вынул из кармана спичечный коробок с буквой «Л».

— Ваш?

Лала изумленно посмотрела на него.

— Мой. Я всегда так помечаю спички. Вот взгляните.

Она взяла со скамейки сумочку и достала из нее спичечный коробок в желто-белую клетку с точно такой же заглавной «Л».

Роман сидел у себя в кабинете, подавленный и усталый не столько от напряженной работы, сколько от неудач. Порвалась единственная нить, и теперь было совершенно непонятно, в каком направлении продолжать оказавшееся в тупике расследование. Дело осложнялось тем, что Мильито был вооружен револьвером — кольтом 32-го калибра, тогда как пуля, которую врач извлек из тела Тео Гомеса, была выпущена из пистолета, хотя и того же калибра. Значит, убийца продолжал разгуливать на свободе. Сьерра и Кабада ушли сразу после допроса Лабрады, а лейтенант решил задержаться еще на несколько минут. Тут ему позвонили и доложили о том, что Эмилио Дукесне стрелял в полицейского в Ла-Лисе и тот ответным выстрелом ранил его. Из госпиталя Роман решил было поехать домой и немного поспать. Но почти машинально вернулся в отдел и вот теперь вновь сидел за своим столом, усталый и злой.

Он вдруг взял ручку и в рассеянности, почти не глядя, нарисовал на листе бумаги один за другим четыре круга. В первом написал: «Тео», во втором — «Двадцатка», в третьем — «Мильито». Четвертый круг остался пустым, и в этой пустоте было что-то вызывающее.

Лейтенант встал, чтобы налить себе кофе, и тут почувствовал, как набиты его карманы. «Только и делаю, что собираю разное барахло», — подумал он. Лейтенант вынул из левого кармана куртки ключ от висячего замка, который был обнаружен в брюках Двадцатки, а также гильзы 32-го и 38-го калибров, найденные у Мильито под матрацем, и его же нож. Из правого кармана он извлек красный носовой платок Мильито, пакетик с аспирином, часы и связку ключей. И тут его осенило. Он взял связку и внимательно осмотрел каждый из четырех ключей. Один из них был от висячего замка. Уже почти уверенный в результате, Роман приложил его к ключу, найденному у Двадцатки. Они были совершенно одинаковые.

— Никакого тебе покоя... В лагере хоть дрыхнуть давали вволю... — ворчал человек со шрамами, вразвалку выходя из камеры.

Лицо у Мотылька было заспанное. Он вовсю храпел, когда его разбудили и велели собираться на допрос. По коридору он шел как заводная кукла и не успел опомниться, как вновь оказался перед человеком, который его допрашивал несколько часов назад. Мотылек уставился на него со своим обычным выражением тупости, которая еще усугублялась спросонья.

— Сейчас ты у меня по-другому запоешь, Мотылек, — огорошил его Роман. — Совсем по-другому.

Мотылек взглянул на него так, словно не расслышал, и протер глаза.

— Откуда ты шел, когда встретил Ястреба на Прадо? — спросил Роман.

— Шатался по улицам, я же вам говорил... Ночью я сбежал из лагеря и... — Голос у Мотылька совсем охрип и звучал еще невнятнее.

— А утром? Где ты был утром? Хочешь, скажу? — раздраженно перебил его Роман. Мотылек смотрел как завороженный.

— Ты был у Ястреба дома... И к тому, что случилось с Тео Гомесом, ты тоже имеешь отношение. Как соучастник.

Мотылек вытаращил глаза, хотя ему мешал пластырь, наклеенный на бровь.

— Я? — вскинулся он, потом откашлялся, прочищая горло. — Да нигде я не был... Я случайно встретил Ястреба на Прадо...

— Ты был у него дома, Мотылек, — невозмутимо повторил Роман. — И хотел обмануть меня, заставить поверить, что ничего о нем не знаешь, даже адреса. А ведь ты знаком с ним с давних времен.

— Я никого не убивал, я совершенно тут ни при чем... Ведь я уже четыре месяца сидел в тюряге... — проговорил Мотылек с отчаянием и уставился в пол. — Будь тысячу раз проклят тот час, когда я надумал бежать... Знать бы, что такое свалится на мою голову... — В его голосе слышалось что-то ребяческое, Мотылек словно бы не понимал, в какую историю влип. Он поднял глаза и снова взглянул на лейтенанта. — Клянусь вам, я не имею никакого отношения к тому, о чем вы говорите... Я ведь уже месяцев восемь или девять как не был в Санта-Фе... Восемь или девять, не меньше...

— Мотылек, — вздохнув, негромко продолжал Роман, — ты мне сейчас же скажешь, в какой части Санта-Фе жил Ястреб. А если не скажешь, я все равно узнаю, но тогда тебе не поздоровится.

— В Санта-Фе, — пробормотал Мотылек, вновь потупившись.

— В каком месте? — настаивал Роман.

— В одной... в одной деревянной развалюхе на окраине. У леса, он начинается сразу за деревней... Почти у самого берега... — Он поднял голову. — Но я был там всего раза два. Сто лет назад... Все уже перезабыл.

— Мигель... Мигелито.

В дверь постучали еще раз. Сьерра открыл глаза и приподнялся в постели.

— В чем дело?

— Мигель!

Он узнал голос тещи.

— Да, Хосефа.

— Тебя к телефону.

— Спасибо, иду.

Сьерра сел, протер глаза, потянулся. Взяв часы с ночного столика, взглянул на циферблат: было без двух минут три.

По холодному полу Сьерра сделал несколько шагов, стараясь ступать на пятки. Надел брюки, висевшие на стуле, потом натянул свитер и вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Телефон находился в коридоре, почти у самой двери. Обычно Сьерра просыпался, когда он звонил. Но не сегодня — очевидно, усталость взяла свое.

— Слушаю, — сказал он сиплым со сна голосом.

И сразу же узнал Романа. Лейтенант предупредил, что заедет за ним через полчаса. Положив трубку, Сьерра вернулся в комнату. Мягкий полумрак манил ко сну, и он позавидовал жене, которая свернулась клубочком под одеялом и мерно посапывала.

На улице лило как из ведра; через приоткрытое окно доносился запах сырой земли. Роман не сказал, куда они поедут и надолго ли, поэтому Сьерра решил на всякий случай надеть еще теплую нижнюю рубашку.

Одевшись, он перекинул через плечо дождевик, затянул ремень с пистолетом. Хотел было предупредить тещу, которая опять легла, что уходит, но решил не будить. Вновь взглянул на часы, уже надетые на руку. Если Роман будет пунктуальным, как всегда, через десять минут подъедет.

Сьерра выпил кофе на кухне и вышел в подъезд. По мере того как он спускался с четвертого этажа вниз, холод становился все более ощутимым, все более пронизывающим. Подойдя к дверям, Сьерра поежился и потер руки.

Улица «Б» была пустынна. Струи дождя то отвесно обрушивались на асфальт, то вдруг извивались под порывом ветра; прозрачная, но плотная пелена заволакивала все вокруг. Сьерре невольно вспомнились теплые летние ночи.

Роман опоздал всего на минуту. Едва его «фольксваген» свернул с 15-й улицы и затормозил у дома, сержант поспешил сесть в теплый, уютный автомобильчик, который тут же бесшумно отъехал от тротуара.

— Куда едем? — осведомился Сьерра, протирая запотевшее ветровое стекло.

— В Санта-Фе. — Роман хитро покосился на сержанта. — Что-то захотелось искупаться в море, вот я и подумал: а не пригласить ли с собой моего друга Сьерру? Надеюсь, я тебя не разбудил?

— Еще чего! Я принимал солнечные ванны на крыше. Разве теща вам не сказала?

Свернув на Пасео, они выехали на Малекон. Волны с силой били в парапет, выплескивались на набережную, обдавали машину, но Роман не снижал скорости.

Он рассказал Сьерре о ключах и о новых показаниях Мотылька, а потом добавил, что на въезде в Санта-Фе их будут ждать патрульные машины и собаки. Через десять минут они миновали площадь Плая, погруженные во мрак «Кони-Айленд»[4] и стадион, где когда-то устраивались собачьи бега. Автомобиль понесся в сторону Санта-Фе. Сьерра украдкой посматривал на Романа: тот казался изможденным, осунувшимся от недосыпания — слишком много работы было у него последние два дня, и слишком они были напряженные. Поразмыслив, сержант решил, что и сам, должно быть, выглядит не лучше.

У въезда в Санта-Фе, сразу же за «Клубом-66», их действительно дожидались две «волги-универсал». Поравнявшись с ними, Роман притормозил и свернул на обочину. Затем сделал знак Сьерре, чтобы тот опустил стекло, и крикнул водителю одной из «волг»:

— Поезжайте за мной!

Вновь вырулив на шоссе, он медленно двинулся в направлении поселка. Лейтенант хорошо знал Санта-Фе. При въезде он бросил взгляд на Плаиту — каменистый участок берега, который вряд ли привлек бы купальщиков. Но у Романа с этим местом были связаны кое-какие воспоминания, приятные воспоминания об ушедших годах.