Лесной бродяга (рассказы и повести) - Чарлз Робертс

Теперь лис уже утомился и не испытывал желания выкидывать новые трюки. Он решил вести своих противников прямым путем, далеко оставить их позади и бросить в скалистых местах на той стороне холма — острые каменья там быстро изранят собакам лапы. И тогда лис сможет немного отдохнуть в безопасности, а завтра окольной дорогой он возвратится на высокий речной берег к своей норе и изящной рыжей подруге. План был хорош и вполне осуществим. Однако капризная судьба распорядилась по-иному.

Случилось так, что, когда лис, до сих пор сохранявший бодрость и все преимущества в погоне, выбежал на заросшую мхом лесную дорогу, поблизости от него оказался некий молодой фермер: с ружьем в руках он шел по большаку, пересекавшемуся с лесной мшистой дорогой. Фермер направлялся к мелким озерам, которые цепью тянулись у подножия гор, ружье его было заряжено утиной дробью, и к встрече с более крупной дичью он был совсем не подготовлен. Голоса собак — от усталости они звучали сейчас далеко не с той силой, что раньше, и в них лишь изредка прорывалась былая бешеная страсть — голоса собак дали знать охотнику, за кем идет гон. Глаза его заблестели, он тут же полез в карман, чтобы вынуть патрон с дробью покрупнее. Не успел он этого сделать, как показался лис.

Времени на замену патрона уже не оставалось. Расстояние до лиса было чересчур велико, но молодой фермер считался прекрасным стрелком и хорошо звал возможности своего ружья. Он молниеносно вскинул его и выстрелил. Гулкое эхо раскатилось по холмам, и, когда рассеялся дымок, охотник увидел, что лис стремительно метнулся в кустарник по другую сторону дороги — явно невредимый. Проклиная и ружье и свою неловкость, фермер начал тщательно осматривать следы зверя. Никаких признаков крови не было. «Промазал, ей-богу, промазал», — сказал себе охотник и, не мешкая, пошел дальше. Ему было ясно, что такого матерого лиса собакам никогда не догнать. Пусть собаки тратят время, если им нравится, он на это не согласен. А собаки пересекли дорогу как раз в тот момент, когда он скрылся за поворотом.

Хотя лис ускользнул от охотника с самым беззаботным видом и очень проворно, невредимым он не остался. Как только грянул выстрел, лис сразу почувствовал жгучую боль в крестце, словно в него вошла добела раскаленная тонкая игла. Одна шальная дробина попала-таки в цель, и теперь, когда лис вновь пустился бежать, каждый шаг причинял ему неимоверные страдания, при каждом вдохе и выдохе мучительно резало и перехватывало горло. Бежал он теперь все медленнее, его задние лапы слабели и начинали отказывать, утратив ту пружинистую силу, с которой они, посылая корпус вперед, отталкивались прежде. Голоса собак звучали все ближе и ближе, и вот уже лис понял, что бежать он больше не может. Он остановился у подошвы большого гранитного утеса, повернувшись грудью к врагам, и стал ждать — его обнаженные клыки, выступающие на узких челюстях, зловеще поблескивали.

Собаки увидели его, лишь подбежав на расстояние дюжины ярдов, — так тихо и недвижно стоял возле утеса лис. Добыча, за которой псы столь долго гонялись, была теперь перед ними — и все же, глядя на грозную осанку лиса и его обнаженные клыки, собаки остановились. Одно дело — схватить беглеца на ходу. И совсем другое — сцепиться с коварным и отчаянным врагом, когда он поставлен перед лицом смерти. Старый лис знал, что его судьба решена. Но в его маленьком теле не дрогнул ни один нерв, а страшная боль, пронзавшая все существо лиса, лишь распаляла в нем ярость и отвагу. Собаки не ошиблись, считая его опасным противником, хотя по весу и по величине он был вдвое меньше любого из них.

Псы стояли в нерешительности лишь какое-то мгновение. Они бросились на лиса почти в одно и то же время, молниеносно вонзив ему зубы в шею и морду. Оба пса злобно рычали и работали челюстями с дьявольской энергией, но никак не могли придавить врага к земле: лис молча отражал нападение, его извивающееся тонкое тело обнаруживало силу стальной пружины. Вот он сомкнул свои клыки, насквозь прокусив желто-коричневому гончему псу переднюю лапу, и тот, пронзительно завизжав, отпрянул назад, выйдя из схватки. Но черно-пегий ублюдок оказался гораздо упорнее. Хотя один его глаз был залит кровью и до самого основания разорвано ухо, он и не помышлял уклониться от врага. Как только гончий, завизжав, отскочил прочь, длинные могучие челюсти черно-пегого пса крепко и надежно стиснули горло лиса. Минуту было слышно клокочущее, приглушенное, хриплое рычание, лис, содрогаясь, делал неистовые усилия вцепиться во врага. Затем доблестный рыжий зверь вытянулся во всю свою длину на земле и уже не шелохнулся, когда победители стали терзать и рвать его на части. Такой ценою было спасено маленькое семейство, укрытое в норе у реки.

Глава II

Уроки природы

Ночь за ночью, в течение нескольких недель, разносилось по гребням холмов тонкое, настойчивое тявканье лисицы. Мать горевала об отце своих детенышей. Когда в тот день он исчез, лисица ждала его до глубокой ночи, потом вышла на широкий, пропитанный псиным запахом след погони и долго шла по нему, пока не поняла все, что случилось. Но постоянно предаваться печали лисица не могла — слишком много у нее было дел, слишком много забот о пяти слепых малышах, которые лежали в глубине теплой норы. И только по ночам, когда прохладная темень ранней весны мягко окутывала окрестность, тоска и одиночество, томившие лисицу, обретали свой голос.

Охотилась она теперь с крайней осторожностью. До тех пор пока у лисят не открылись глаза, она должна была целыми днями лежать в норе и кормить малышей, выходя на волю лишь в том случае, если в озерах, возвещая наступление сумерек, начинали квакать лягушки. Лисица перебиралась тогда через вершину холма в соседнюю долину и только там приступала к охоте. Находясь близ норы, она пускалась на всяческие уловки, чтобы как можно надежнее скрыть и замести свои следы. Каждый раз она старалась пройти сквозь остро пахнувшие кусты можжевельника — запах этих кустов заглушал ее собственный сильный запах, а их жесткие колючки отпугнули бы любой чересчур любопытный нос, который мог сюда сунуться. Лисица позволяла себе безраздельно отдаваться охоте лишь после того, как пересекала каменистую, усеянную острым щебнем полосу у подножия холма.

Однако, достигнув мест, которые она считала безопасными, лисица отбрасывала всяческие предосторожности и охотилась с огромным усердием. Питание малышей пока зависело целиком от ее материнского молока, и первой заботой лисицы было как следует насытиться самой.

Главную статью ее промысла составляли лесные мыши, чей писк лисица улавливала на удивительно далеком расстоянии. Второй по изобилию и легкости лова статьей были зайцы — обычно лисица ложилась наземь, поджидая зайца, и стремительно кидалась на него, как только он показывался вблизи. Изредка она разнообразила свой рацион зазевавшейся серой куропаткой, а иногда, спускаясь на болота у озера, ухитрялась поймать дикую утку. Но лучшей едой, которая к тому же легче всего добывалась, была еда совсем иная — ее-то лисице теперь больше всего и хотелось, хотя в данное время она не могла себе позволить такую роскошь. Куры, утки, гуси и индейки, жившие на разбросанных по лесу фермах, с наступлением весны, когда в их жилах сладко забродила кровь, стали разгуливать вокруг дворов без всякой опаски. Такая дичь казалась весьма заманчивой, но, поразмыслив, лисица поняла, что риск был бы очень велик, что привлекать к себе внимание людей слишком опасно. Правда, она утащила с фермы в соседней долине, миль за пять отсюда, прекрасного жирного гуся. Был случай, когда лисица поживилась парой молодых курочек с другой фермы, еще на полмили дальше. Но здесь, в этой долине, в каких-то двух милях от норы, ни одна домашняя птица не подвергалась риску попасть в зубы лисы. Когда однажды лисица заметила стайку чудесных уток, вперевалку шагавших близ изгороди, она не удостоила их ни малейшим вниманием. Здесь, где лиса жила, она не желала себя обнаруживать, не желала никакой славы. Ее устраивало тут лишь тихое, незаметное существование.