Реквием Сальери - Николай Зорин

Мы вышли из мастерской. Я был окончательно раздавлен.

Я и сейчас был раздавлен этими чужими воспоминаниями – цепочка нашей с Альбертом Мартиросяном связи постепенно восстанавливалась, звено за звеном, но от этого легче не становилось. Чужая история жизни, поселившаяся в моей голове, ставшая моей собственной, меня просто убивала. Но я не мог никуда от нее сбежать, не мог ничего с этим сделать. Разве что отрубить себе голову.

Мне ничего другого не остается, как вспоминать. Вспоминать, работать над чужим открытием, совершать снова и снова чужие ошибки, разбивать себе лоб о глухие стены тупиков в этом кошмарном лабиринте, в который меня засадили непонятно за какие грехи.

Я поднялся с дивана – все мое тело невыносимо болело – и потащился к компьютеру.

Несколько часов я обрабатывал данные из картотеки Соломонова, проводил настоящее детективное расследование, разыскивал истории болезней тех, кто так нелепо, без всяких причин покончил жизнь самоубийством в нашем городе, сравнивал снимки их головного мозга. Когда наступила новая ночь, я подобрался к разгадке. Я понял, откуда взялись постинсультные рубцы у Васильева, след от удаленной опухали у Анашкина, понял, почему повторяю жизнь Мартиросяна… Я знал теперь, что он жив, но находится в коме, что мы оба обречены, и спастись невозможно. В своих исследованиях, проходивших исключительно в моей голове, я натолкнулся на статью о Полине Лавровой. Она, как и все «мои» пациенты, пережила клиническую смерть, продолжительное время находилась в коме, остановка сердца длилась более десяти минут, то есть перешла тот рубеж, за которым, как принято думать, происходит смерть мозга. Но Полина Лаврова благополучно вышла из этого состояния, без воздействия неовитацерабрина, препарата, созданного мною, то есть Альбертом Мартиросяном. Так в чем же ошибка – в препарате или в чем-то другом?

Теория, что клетки головного мозга не гибнут при длительном кислородном голодании, а погружаются в глубокий сон, подтвердилась. И «мой» препарат действительно способен «пробудить» клетки. Но у него оказался прямо-таки чудовищный побочный эффект. Неовитацерабрин – мощный стимулятор, он не только «пробуждает» клетки, он заставляет мозг работать с невероятной интенсивностью. Больной, которому вводят препарат, испытывает мощный подъем умственной деятельности, ощущения его необычайно яркие: все на пределе. Но пока больной находится в состоянии комы, мозг «действует» через проводника. Таким проводником становится человек, который тоже когда-то пережил клиническую смерть. Он своего рода медиум. Яркие способности, неожиданные таланты, которые обретает пациент, передаются через медиума, но происходит это таким образом, что проводник воспринимает их своими собственными. То же получается и с воспоминаниями. Медиум «помнит» все, что пережил пациент, проходит путь его жизни. Но перед тем как окончательно пробудиться – выйти из комы, пациент отчетливо вспоминает и заново переживает ситуацию, которая и привела его к клинической смерти: несчастный случай, самоубийство и тому подобное. Медиум невольно провоцирует эти события вновь и зачастую гибнет. А пациент, выздоровев, уже не может обходиться без тех ярких ощущений, которые испытывал в коме. Жизнь ему кажется неинтересной, бессмысленной. У творческого человека неизменно наступает творческий кризис. Так получилось с Васей Крымовым и, видимо, с композитором Покровским.

Но почему ничего подобного не произошло с Полиной Лавровой? Я вспомнил, как списывался с ее врачом. Он с готовностью пошел на контакт – ее случай и для него был из области необъяснимых загадок. Способности она приобрела сразу после того, как вышла из комы, но они у нее сохранились до сих пор. Приобрела способности, но потеряла зрение. Снимок ее головного мозга показывал картину совершенно мистическую – слепота Лавровой, если судить по МРТ, не объяснялась той травмой, которую она получила во время аварии. Ее слепота была вызвана амаврозом Лебера, врожденным генетическим заболеванием, которое, однако, появилось у нее после аварии. Ее врач не смог объяснить сей феномен. Точно так же как я вначале не мог объяснить постинсультных рубцов у Васильева. Потому что все эти поражения не физиологического происхождения. Картина заболеваний моих пациентов полностью соответствовала картине их медиумов. Таким образом, двусторонняя связь все-таки существует и осуществляется, но иначе, чем я предполагал.

Я поднялся, прошелся по комнате – ночь начала бледнеть. Мне нужен был перерыв. Не потому что устал, а потому что подошел к краю пропасти. Прежде чем я туда брошусь, нужно хотя бы перевести дыхание.

Боже мой, каким же я был самонадеянным идиотом! Вступил в такую область, в какую вступать не должен ни один человек. И при этом был непозволительно доверчив. Я позволил Соломонову уговорить себя испытать недоработанный препарат на пациентах его отделения. Вначале все шло хорошо, и я перестал контролировать Виталия, и не только потому, что доверял ему безусловно, а еще и потому – и это главное, что не хотел отвлекаться от своей основной работы. Моя новая методика предполагала полное излечение любой болезни мозга. А по существу, я подошел к главной человеческой мечте – возможности бессмертия. Я полагал, что при «перезагрузке» мозга и воздействии на глубинные слои, происходит полное его обновление. Пациенту, страдающему, к примеру, эпилепсией, вводят препарат, вызывающий остановку сердца. Потом его реанимируют, но не раньше, чем через семь минут, и вводят препарат – близкий по составу к неовитацеребрину, воздействуя непосредственно на участок, находящийся в глубинном слое головного мозга. Вокруг клеток при длительном кислородном голодании образуется защитная оболочка. Но когда пациента реанимируют и «заставляют» клетки снова работать, они начинают делиться с непостижимой скоростью, вытесняя старые. Таким образом, происходит полное обновление ткани.

Да, к такому открытию я подошел. И готов был дать весь расклад Соломонову и, конечно, опять позволил бы ему себя уговорить испытать этот метод на пациентах, если бы мне не попался некролог Крымову. Совершенно случайно. Или исключительно неслучайно? До этого я рассматривал мозг как материальный объект. Ошибка! Заблуждение дилетанта, возомнившего себя чуть ли не Богом. Материя вторична – вот в чем суть. Жизнь клеток – лишь видимый глазу процесс. Материальному глазу. Физиолог, каким я являлся до этого момента, – лишь глупый ребенок, играющий жесткими дисками вместо кубиков, неграмотный человек, который в строчках текста видит лишь узор. Или… нет, не могу найти подходящего примера! Мозг – это карта, книга, программа жизни. Болезни, способности, особенности личности уже заложены в эту программу изначально, но проявляются постепенно в течение всей жизни. Клетки мозга – лишь символы, знаки, буквы, при помощи которых составлена эта карта. Физиолог обязан быть мистиком.

Пациенты Соломонова и их медиумы гибли. Потому что одни повторяли путь других, а другие не могли уже жить без ярких ощущений, которые испытали в коме. Но это лишь поверхностное объяснение. А по существу, получалось дублирование программ, частичное смешение душ. Да, как атеист и прагматик, я не принял во внимание, что существует душа. Но чем иначе объяснить происходящее? Помимо мозга есть и душа. А две души с одинаковыми программами жить не могут, и потому самоликвидируются. Но в этом случае происходила лишь материальная гибель. А при перезагрузке мозга произошло бы полное стирание карты, программы жизни, и это привело бы к гибели души.

Но Полина… Не опровергает ли ее случай эти ужасные выводы? Может, у моей методики есть надежда на возрождение? Ведь с Полиной Лавровой ничего подобного не произошло. С тех пор как она вышла из комы и обрела свой дар, прошло достаточно много времени. Может, в мое исследование вкралась какая-то ошибка и ее можно исправить? Нужно просто встретиться с Полиной, изучить ее случай со всех сторон. Где-то был ее адрес, в какой-то газете. Нет, не в газете, я видел в Интернете сайт ее детективного агентства. Нужно ей написать…

Ничего не получится! Бессмысленно. Полинин случай совсем другой. Никакого неовитацеребрина ей не вводили, никакого вмешательства в ее карту жизни не было. А то, что она выжила и выздоровела после длительного кислородного голодания, объясняется, видимо, тем, что в программу ее жизни все это было уже внесено. В определенное время она и должна была попасть в эту аварию, для того чтобы «встретиться» с той душой, которая передала ей свой дар. Никакого насильственного вмешательства, все произошло «по плану». Очевидно, ей был передан не только этот дар ясновиденья, но и слепота. А может быть, такое ясновиденье и возможно лишь при слепоте физической?