Приход ночи - Айзек Азимов

– Вы прекрасно все поняли, – кивнул Атор.

– Хорошо, – глубоко вздохнул Ширин. – Затмение – благодарение богам, оно случается не чаще, чем через каждые 2049 лет – вызовет продолжительный период полной Тьмы на Калгаше. По мере вращения планеты каждый континент будет вступать в зону мрака на срок – как вы сказали? – от девяти до четырнадцати часов, в зависимости от долготы.

– И мы просим вас, – сказал Атор, – высказать свое профессиональное мнение о том, каким будет следствие воздействия этого события на человеческую психику.

– Следствием будет безумие, – не колеблясь ответил Ширин.

В комнате стало очень тихо.

– Повальное безумие – вы это предсказываете нам? – спросил наконец Атор.

– Очень возможно. Всемирная Тьма – всемирное безумие. Я считаю, что степень поражения будет разной – от кратковременной дезориентации и депрессии до полной и окончательной потери рассудка. Чем выше изначальная психологическая устойчивость человека, тем, естественно, меньше вероятность, что он полностью лишится ума, оставшись без света. Но полагаю, что в той или иной мере пострадают все.

– Не понимаю, – сказал Биней. – Что такое Тьма, чтобы из-за нее лишаться рассудка?

– Мы к ней попросту не приспособлены, – улыбнулся Ширин. – Представь себе, если сможешь, мир, который освещает только одно солнце. По мере вращения такой планеты вокруг своей оси в каждом полушарии наступает то день, то полный мрак.

Биней невольно поежился.

– Вот видишь? – вскричал Ширин. – Ты даже слышать спокойно об этом не можешь. Но жители такой планеты полностью приспособились бы к ежедневной дозе Тьмы. Они, очень возможно, предпочитали бы ей день и солнечный свет и в такие часы чувствовали бы себя бодрее, но и к Тьме относились бы спокойно, как к обычному явлению, и не боялись бы ее, а просто спали бы в ней до утра. Мы – другое дело. Мы целыми поколениями развивались при постоянном солнечном свете, мы живем при свете круглые сутки и круглый год. Если на небе нет Оноса, нам светят Тано и Сита с Довимом, или Патру и Трей, ну и так далее. Наша психика и даже наша физиология рассчитаны на постоянное освещение. Мы не любим оставаться без света даже на короткое время. Ты ведь спишь с лампадкой, правда?

– Конечно.

– Почему «конечно»?

– Как почему? Все люди спят с лампадками!

– Вот-вот. Скажи-ка мне: ты хоть раз был во Тьме, друг Биней?

Биней приложился к стене рядом с большим панорамным окном и задумался.

– Нет, не могу сказать, что был. Но я знаю, что это такое. Это… – он беспомощно пошевелил пальцами, но потом нашелся: – это просто когда нет света. Как в пещере.

– А ты что, бывал в пещере?

– Нет, конечно.

– Надо думать. А я пробовал однажды – когда начинал специализироваться по Тьме. Но быстро оттуда выскочил. Я зашел так далеко вглубь, что устье пещеры стало казаться пятнышком, а вокруг сделалось черным-черно. – Ширин ухмыльнулся. – Никогда бы не подумал, что человек с моим весом может так быстро бегать.

– Если уж на то пошло, – с вызовом сказал Биней, – то я, наверное, не стал бы убегать.

Психолог ласково улыбнулся молодому астроному.

– Смелая речь! Восхищаюсь твоим мужеством, мой друг. Вы позволите мне, доктор, – спросил он у Атора, – произвести маленький психологический эксперимент?

– Извольте.

– Благодарю вас. Будь любезен, друг Биней, задерни штору, у которой ты стоишь.

– Зачем? – удивился Биней.

– Просто задерни – и все. А потом подойди ко мне и сядь рядом.

– Ну, если вы настаиваете…

На окнах в кабинете висели тяжелые красные шторы. Атор не мог припомнить, чтобы они когда-либо задергивались, а он занимал этот кабинет уже лет сорок. Биней, пожав плечами, потянул за шнур с кисточкой на конце. Красные занавеси, шурша медными кольцами по карнизу, заслонили широкое окно. Какой-то миг еще был виден тускло-красный свет Довима, потом комната погрузилась в полумрак – очень густой полумрак.

Слышно было, как Биней ступил несколько шагов по направлению к столу и остановился.

– Я вас не вижу, Ширин, – растерянно прошептал он – Иди на ощупь, – нервно откликнулся тот.

– Но я вас не вижу! – Дыхание молодого астронома стало тяжелым. – Я вообще ничего не вижу.

– А ты как думал? Это Тьма. Ну, что же ты? Ты ведь даже с закрытыми глазами можешь пройти по этой комнате. Иди сюда и садись.

Снова послышались нерешительные шаги, потом Биней загремел стулом и наконец проговорил:

– Я здесь.

– И как самочувствие?

– Н-нормально.

– Хорошо тебе?

Долгое молчание.

– Нет.

– Нет?

– Плохо. Просто ужасно. Как будто стены… давят меня. Мне все время хочется оттолкнуть их. Но я совсем не схожу с ума. Кажется, даже привыкаю.

– Ладно. А вы как, Сиферра?

– Я могу выносить Тьму в небольших дозах – мне ведь то и дело приходится ползать под землей. Но не могу сказать, что она мне нравится.

– Атор?

– Я тоже пока держусь. Но думаю, вы доказали свое, доктор Ширин.

– Хорошо. Открой шторы, Биней. Осторожные шаги в темноте, шорох – это Биней нащупывает шнур – и, наконец, долгожданное «ч-ш-ш» колец по карнизу. Красный свет Довима залил комнату, и Биней с радостным возгласом приник к окну, за которым светило самое маленькое из солнц.

Ширин вытер тыльной стороной ладони влагу со лба и сказал нетвердым голосом:

– А ведь это – всего несколько минут в темной комнате.

– Ничего, терпеть можно, – беззаботно заметил Биней.

– Да, в темной комнате можно – недолго. Но все вы слышали о Джонглорской Столетней выставке, верно? О скандале с Таинственным Туннелем? Я рассказывал тебе об этом, Биней, летом в «Клубе Шести солнц» – с тобой еще был тот газетчик, Теремон-134 – Да, помню. О людях, которые совершали поездку во Тьме и выходили из Туннеля ненормальными.

– Туннель длиной всего в одну милю – без света. Садишься в открытый вагончик и пятнадцать минут путешествуешь во Тьме. Некоторые там умерли от страха… А другие навсегда утратили здравый рассудок.

– Но почему? Что свело их с ума?

– То же, что угнетало тебя, когда ты закрыл шторы и тебе казалось, что стены давят на тебя в темноте. В психологии существует термин, обозначающий инстинктивный страх человека перед темнотой. Мы «называем этот страх «клаустрофобией», поскольку отсутствие света всегда связано с замкнутым пространством, и страх перед одним означает страх перед другим. Понимаешь?

– И те, которые сошли с ума в Туннеле…

– Те, которые, говоря твоими словами, сошли с ума в Туннеле, на свою беду не обладали достаточной психической сопротивляемостью, чтобы преодолеть фобию, овладевшую ими во Тьме. Это мощное ощущение, поверь мне. Я сам проехал через Туннель. Ты побыл без света всего пару минут, и то тебе, думаю, очень не по себе. Представь же, что такое пятнадцать минут.