Приход ночи - Айзек Азимов

– А ведь ты говоришь искренне! – недоумевал Теремон. – Клянусь всеми богами, ты такой же чокнутый, как и сам Мондиор. Надо же! Ну надо же! Вот все, что я могу сказать. Проводи меня к Атору, ладно?

– Предупреждаю – он не хочет тебя видеть.

Глава 19

Теремон поначалу вовсе не собирался занимать враждебную астрономам позицию. Это получилось само собой в те месяцы, что предшествовали 19-му тептара.

Теремон был убежден, что причиной этому – его профессиональная честность. Да, Биней его давнишний друг, доктор Атор – бесспорно великий астроном, Ширин – талантливый, прямой и симпатичный человек, а Сиферра – Сиферра интересная, привлекательная женщина и видный археолог. У него не было никакого желания становиться их врагом.

Но он мог писать только то, во что верил. А в глубине души он считал обсерваторскую группировку точно такими же помешанными, как Апостолы Пламени, и точно такими же опасными для общества.

Теремон никак не мог убедить себя в том, что эти люди говорят серьезно. Чем больше времени проводил он в обсерватории, тем безумнее казалась ему идея о затмении.

Невидимая планета, которую практически невозможно обнаружить, странствует по своей орбите, приближаясь к Калгашу каждые несколько десятилетий? Комбинация солнц, согласно которой при следующем приближении планеты на небе останется один Довим? И поэтому свет Довима затмится, погрузив Калгаш во Тьму? И в итоге все сойдут с ума? Ну нет, это не пройдет.

Теремону все это казалось такой же дикостью, как и то, что уже столько лет несут Апостолы. Только Апостолы толкуют еще и о некоем загадочном явлении – о Звездах. У астрономов же хватает совести признаться, что они не имеют о Звездах никакого понятия. Очевидно, это какие-то опять-таки невидимые небесные тела, которые появятся, когда кончится Год Праведности и гнев богов обрушится на Калгаш – так утверждают Апостолы.

– Не может такого быть, – сказал ему однажды вечером Биней в «Клубе Шести солнц». До затмения тогда оставалось еще полгода. – Затмение и Тьма – да. Звезды – нет. Во вселенной ничего нет, кроме нашей планеты, шести солнц, кое-каких мелких астероидов – и Калгаша Второго. Если Звезды есть, почему мы их до сих пор не обнаружили? Почему мы не можем вычислить их по пертурбациям орбиты, как вычислили Калгаш Второй? Нет, Теремон, если Звезды есть – значит, теория всемирного тяготения в чем-то ошибочна. А мы знаем, что она верна.

«Мы знаем, что она верна», – сказал Биней. Но разве Фолимун не говорил в свою очередь: «Мы знаем, что все, о чем говорится в Книге Откровений – истинная правда»?

Когда Биней и Ширин впервые сообщили Теремону все, что им стало известно о скором приходе гибельной Тьмы, журналист, глубоко потрясенный их пророчествами, хотя и сохранивший некоторую долю скепсиса, искренне сделал все, чтобы им помочь. «Атор хочет встретиться с Фолимуном, – сказал тогда Биней. – Хочет выяснить, нет ли у Апостолов каких-нибудь старинных астрономических данных, которые подтвердили бы наши открытия. Ты не можешь как-нибудь это устроить?» «Странное намерение, – сказал Теремон. – Вспыльчивый старый ученый встречается с представителем мракобесов. Но я постараюсь».

Встречу оказалось организовать на удивление легко. Теремон все равно собирался побеседовать с Фолимуном еще раз, и Апостол назначил ему свидание на следующий день.

– Атор? – переспросил Фолимун, когда журналист передал ему просьбу Бинея. – Зачем ему со мной встречаться?

– Может, он хочет сделаться Апостолом, – пошутил Теремон.

– Вряд ли, – засмеялся Фолимун. – Насколько я знаю его, он скорее покрасится в красный цвет и пойдет гулять нагишом по бульвару Саро.

– Может, он обратился, – сказал Теремон и после многозначительной паузы добавил: – Факт тот – мне точно известно – что он со своей командой открыл нечто, совпадающее с вашими предсказаниями насчет прихода Тьмы 19 тептара.

Фолимун позволил себе лишь слегка проявить интерес, чуть-чуть приподняв одну бровь.

– Весьма любопытно, если это правда.

– Вот встретитесь с ним – и узнаете, правда ли это.

– Так я, пожалуй, и поступлю.

И он сдержал слово. Теремон, несмотря на все усилия, так и не узнал, что же произошло во время той встречи. Беседа велась с глазу на глаз, и ни Фолимун, ни Атор никому не рассказывали о ее содержании, насколько знал журналист. Биней, главное связующее звено между ним и обсерваторией, мог только строить догадки.

– Речь шла о древних астрономических летописях, которыми, как полагает шеф, владеют Апостолы – вот все, что я могу сказать. Атор подозревает, что Апостолы передают эти знания из поколения в поколение уже много веков, чуть ли не со времен прошлого затмения. Как тебе известно, некоторые места Книги Откровений написаны на древнем, забытом языке.

– На древней, забытой тарабарщине. Никто еще не сподобился понять, о чем там говорится.

– Я точно не сподобился. Но некоторые вполне уважаемые филологи считают, что эти фрагменты могут быть подлинными доисторическими текстами. Что, если Апостолы в самом деле владеют ключом к этому языку? Но они никому его не открывают, и поэтому те астрономические данные, которые могут содержаться в Книге Откровений, остаются в тайне. Может быть, этот ключ Атор и хочет получить.

– Ты хочешь сказать, – изумился Теремон, – что самый выдающийся астроном нашего времени, а то и всех времен, нуждается в консультации невежественных сектантов-фанатиков?

– Я знаю одно: Атор любит Апостолов и их учение не больше, чем ты, – пожал плечами Биней, – но он считает, что встреча с твоим другом Фолимуном может быть очень полезна.

– Какой же он мне друг – так, профессиональное знакомство.

– Ну, называй как хочешь.

Теремон вдруг, к собственному удивлению, почувствовал, как в нем закипает гнев, и прервал Бинея:

– И мне, знаешь ли, не очень-то будет по душе, если вы с Апостолами заключите какую-то сделку. По мне, Апостолы как раз и есть Тьма – самые темные, самые отвратительные силы реакции. Дай им волю – и они снова, как в средние века, навяжут нам посты, целомудрие и самобичевание. Довольно уже и того, что подобные психопаты ежедневно смущают народ своими идиотскими бредовыми пророчествами – но если еще и человек с таким именем, как Атор, поддержит их смехотворные выдумки своими открытиями, я буду с очень-очень большим подозрением, мой друг, относиться впредь ко всему, что исходит из обсерватории.

Слова Теремона неприятно поразили Бинея.

– Если бы ты знал, Теремон, с каким презрением Атор отзывается об Апостолах, как ему безразлично все, что они отстаивают…

– Почему же он тогда снисходит до разговора с ними?