Бесстыжая - Стелла Линден

— Это национальный флаг Камара! — побагровев от натуги, орал Уильям. — Его осквернение карается смертной казнью. Уведите их!

— Постойте… — запротестовала я, но Уильям схватил меня за запястья и надел на них наручники. — Вы не имеете права! — крикнула я.

Уильям, кажется, даже не слышал меня. Он замотал меня в простыню, которой я прикрывалась от солнца, потом снял с себя ремень и застегнул его на моей талии, чтобы простыня не съезжала вниз. К моему ужасу, он взвалил меня на плечо, придерживая за колени, и куда-то понес.

Я орала во все горло, но никто не обращал на меня внимания. Уильям засунул меня на заднее сиденье военного джипа, связал мне ноги веревкой, сел за руль, и мы куда-то поехали. Я пыталась высвободить руки, но мне это не удалось.

Мы ехали около часа. Насколько я понимала, мы углублялись в пустыню, но вскоре я уже ничего не могла видеть, так как быстро стемнело.

— Куда это, позвольте узнать, вы меня везете? — спросила я.

— К его величеству, чтобы он вынес вам приговор за ваше преступление, — ответил он через плечо. — Вы узнаете, что никто не смеет осквернять национальный флаг Камара.

Мысль о том, что предстоит предстать перед толстым стариком, меня не вдохновляла. Судя по его виду на портрете, он был давно уже не способен оценить то оружие, которое имелось в моем арсенале.

Время от времени Уильям говорил с кем-то по рации, наверное, договаривался о том, чтобы нас встретили, потому что, когда джип остановился, нас ждали несколько человек с конями. Мощеная дорога кончилась, впереди был песок. Уильям сел на коня, двое мужчин подняли меня, уложив лицом вниз поперек конского крупа перед ним, и мы галопом помчались по пустыне.

Наконец он остановил коня. Кроме песка, мне ничего не было видно, но, повернув голову, я увидела огни и огромный шатер, вход в который охраняла вооруженная стража. Уильям снял меня с коня и, придерживая рукой, поставил на ноги, а сам тем временем отдавал приказания. Кто-то побежал в шатер. Вокруг нас стояли люди с горящими факелами, а чуть поодаль я, кажется, заметила пальмы и верблюдов. Интересно, в каком это веке я оказалась?

Неожиданно Уильям снова взвалил меня на плечо и направился в шатер. Через несколько шагов он опустился на одно колено и сбросил меня на землю, так что я, беспомощно перекатившись несколько раз, остановилась возле какого-то помоста. Я лежала на животе, волосы рассыпались по лицу, и я смогла разглядеть только затянутый красным бархатом помост, целую гору атласных подушек и босую мужскую ногу.

Нога была смуглая, весьма изящной формы. Мне захотелось посмотреть, что находится выше, но нога, наступив на мои ягодицы, пригвоздила меня к месту. При всем изяществе формы мускулы на ней были стальные.

— Отпустите меня немедленно! — крикнула я.

Человек на помосте — его лица мне не было видно — что-то резко сказал Уильяму, который, наклонившись, прошипел мне на ухо:

— Запрещается говорить с султаном, если он не заговорит сам. Молчи, иначе нас обоих казнят.

— Плевать мне, что он султан какой-то карликовой страны, — огрызнулась я. — Он не имеет права так обращаться со мной!

По наступившей напряженной тишине я догадалась, что султан понимает английский. Но я была в такой ярости, что даже не испугалась. Я снова принялась вертеться и брыкаться, хотя знала, что это бесполезно. Однако султан приподнял ногу и перевернул меня на спину.

Взглянув вверх, я увидела молодого человека с красивым, бронзовым от загара лицом. На нем был надет широкий белый плащ, который держался на плечах с помощью золотых шнуров, на голове его был белый тюрбан, какие традиционно носят арабы. Он был ни капельки не похож на толстого старика, которого я видела на портрете.

— Кто, черт возьми, ты такой? — возмущенно спросила я. — Великий визирь или кто-нибудь в этом роде?

На сей раз тишина была не просто мертвой, а гнетущей. Наконец он заговорил:

— Я султан Абдул Камар Хассамид.

— Врешь! — грубо оборвала его я. — Султан — толстый старик. Я видела его портрет.

Красивые губы тронула улыбка.

— Понятно. Вы видели портрет моего деда, он был очень популярен среди народа. Некоторые до сих пор предпочитают его портрет моему.

И тут я заметила в его лице некоторое сходство со стариком, изображенным на портрете. Это лицо было отмечено печатью многовекового монаршего величия и абсолютной власти. В его чертах было что-то жестокое, как будто он привык к тому, чтобы его воля исполнялась беспрекословно. Я судорожно глотнула воздух. Господи, неужели я сама накликала на себя беду?

Молчание затянулось. Я заметила, что в шатре были еще люди. Их было четверо. Все они были с головы до ног укрыты бесформенными черными одеяниями. Я перевела взгляд на султана и заметила, что он смотрит на меня. Взгляд его был прикован к моей груди, все еще высоко вздымавшейся после моих безуспешных попыток вырваться, и я заметила в его взгляде интерес, который без труда распознала. Возможно, если я буду вести себя осмотрительно, он все-таки не казнит меня?

Он неожиданно поднялся на ноги, и от этого резкого движения его длинный белый плащ распахнулся. Под плащом на нем ничего не было надето. Его тело было великолепно: бронзовое от загара, поджарое, крепкое. Кожа его была гладкой, за исключением островка иссиня-черных волос между ногами. Я замерла в изумлении, увидев его великолепный мужской член, гордо возвышавшийся в обрамлении курчавых черных волос. Мысль о том, что было бы неплохо поиграть с этой игрушкой, вызвала у меня знакомую дрожь. Моя кровь, разгоряченная бешеной скачкой, еще не успокоилась, и я почувствовала, как по телу прокатилась горячая волна желания. Вот если бы мы остались одни!

— Я займусь этим делом лично, — заявил он и щелкнул пальцами.

Уильям низко поклонился и пятясь покинул шатер.

Как только откидные дверцы шатра закрылись за ним, я попыталась подняться на колени, но султан, окинув меня холодным взглядом, ногой вернул меня на место.

— Ты подождешь, пока я не буду готов уделить тебе внимание, — заявил он. — Сначала я должен закончить важное дело, которое вы прервали.

Он хлопнул в ладоши, и немедленно укутанные в черное создания, безмолвно стоявшие в шатре, сбросили свои одеяния, оказавшись молоденькими девушками. Все они были красивые, только слишком полные, и все абсолютно голые. С веселым смехом они подбежали к султану и занялись им: одна сняла с него плащ, другая — тюрбан, а еще две, легонько подталкивая его назад, уложили на подушки. Он был абсолютно пассивен: просто лежал на подушках, позволяя им заниматься собой.

Одна из девушек опустилась между его ногами, взяла в рот пенис и закрыла глаза в экстазе. Когда утомилась эта, ее место заняла другая, а его пенис тем временем увеличивался на глазах, пока не превратился в великолепное орудие любви без малейших признаков утомления. При виде его мне захотелось заорать от отчаяния. Этот красавец должен быть внутри меня, а вместо этого я вынуждена валяться здесь, изнывая от желания, пока они его ублажают. Султан тем временем, казалось, забыл о моем существовании.