Отряд имени Сталина - Захар Артемьев

– Вот так они и должны выглядеть! – громко сказал он собравшимся вокруг хмурым эсэсовцам. – Мертвыми! Оружие на изготовку. Пойдем цепью, максимальное внимание! Они уже близко!

Когда из леса вынырнули три фигуры, Ерошкин чуть не выстрелил. Выдохнул, разглядев вдалеке знакомые лица. «Трое, а не четверо. Минус один», – холодно отметил подполковник. «Нас все меньше и меньше. Какой же ненасытный этот лес!» Он сжался, подумав о том, как получит свою пулю, испустит дух, а потом его закопают в сырую лесную землю. Хорошо еще, если закопают. А что, если закапывать будет некому?

– Товарищ командир, разрешите обратиться? – К Ерошкину подполз один из освобожденных. Мужественное, покрытое шрамами лицо, сплющенный поломанный нос, горящие глаза.

– Я вас слушаю, – стараясь не показать своего недовольства, подполковник повернулся к нему. – Говорите, только быстро!

– Я – лейтенант Красной Армии, – говоривший кашлянул. – Виктор Рыбаков. Товарищ командир… простите, не знаю вашего звания…

– Подполковник…

– Товарищ подполковник, – Рыбаков заторопился. – Вы все грамотно сделали. Только я вот помню, как нас зажали. Мы тогда, ну когда я в плен попал, тоже все правильно сделали, по науке. Только фрицы начали нас из минометов костерить. Вот мое предложение…

Полянка казалась тихой и совсем безжизненной. Именно поэтому Иоахим и не решился на нее ступить. Отполз назад, шепотом приказал приготовить минометы. Две группы по пять человек отправил обойти поляну по флангам, приказав соблюдать крайнюю осторожность. Грубер знал, что в этом бою подкрепления не будет, поэтому решил не атаковать сломя голову, а переиграть противника. Он смотрел и смотрел, оглядывая окрестности в поисках чего-либо необычного, но ничего не находил. Штурмгауптфюрер выдохнул, поневоле зачарованный мирной тишиной и вдруг совсем рядом ухнул взрыв, за ним второй… Сжав зубы, Грубер сдержался и не стал смотреть в сторону шума, а продолжил наблюдать за подозрительным местом. И был вознагражден!

Вначале он увидел чей-то рукав, показавшийся из-за валуна. Потом разглядел холмики свежевыкопанной земли! «Ну не кроты же рыли тут окопы!» – радостно подумал Грубер и сказал вслух:

– Мы их нашли! Всем растянуться, десять человек в сторону взрыва, проверить, обойти поляну с тыла! Минометчики, приготовиться открыть огонь, сосредоточиться на камнях!

Стандартный 81-миллиметровый немецкий миномет был отличным оружием в умелых руках. Подбежав к минометчикам, которые запыхались от переноски 57-килограммового орудия, Грубер лично помог им развернуть и установить миномет, послал эсэсовца собрать мины у солдат и на секунду задумался. Профессор наверняка у русских, конечно же, его нельзя у них оставлять. Но при нынешнем раскладе шансы спасти его невелики. «Что ж, главное, чтобы он не достался врагу! – холодно подумал штурмгауптфюрер. – В конце концов, он и сам говорил, что одна человеческая жизнь ничего не стоит, хотя себя он, конечно, в виду не имел».

– Открывайте огонь! – приказал Грубер минометчикам. – Крысоловка скоро захлопнется!

Первая мина, прилетев с противным визгом, взорвалась посередине полянки. Никто по этому поводу особенно не радовался, выстрел наверняка был пристрелочным. И точно. Следующие мины стали прилетать все ближе и ближе. Вот кто-то, не выдержав, визгливо закричал и выскочил из окопа. В лесу тут же расцвели красные бутоны автоматных очередей. Прошитый пулями, человек упал. Ерошкин отметил, что это был не его человек, а кто-то из освобожденных ранее. Отметил лишь краем сознания, он старательно выцеливал стрелков в лесу. Выцеливал и стрелял.

Как и положено профессионалам, стрелял подполковник одиночными, с удовлетворением отметив, что один бутончик он загасил. Вокруг сразу загрохотала стрельба. Кто-то стрелял вслепую, зажмурившись и выставив вперед ствол, кто-то тщательно присматривал противника среди деревьев.

А мины хлопали все ближе и ближе, противно визжа осколками между камней. Одна из них, ударившись о землю, подпрыгнула и взорвалась на высоте человеческого роста, разлетевшись осколками во все стороны. Что-то ударило Ерошкина в спину, в глазах потемнело, шум вокруг стих…

Героями не рождаются

Грубер был недоволен. Русские, оказавшиеся между молотом и наковальней, не спешили сдаваться и отвечали бешеной стрельбой. Штурмгауптфюрер потерял уже половину своих убитыми и ранеными, но отступать не собирался, ему во что бы то ни стало необходимо было отплатить за нападение на объект и вернуть фон Айзенбаха, живым или мертвым. Нахмурившись, Грубер подозвал к себе рядового и приказал скорректировать огонь минометов на склон холма, так, чтобы осколки засыпали укрывшихся русских сверху…

Почему-то было совсем не страшно. Немчура расположилась совсем рядом, буквально в шагах двадцати от него суетился минометный расчет. Рыбаков мог даже узнать некоторых из эсэсовцев, которые еще совсем недавно мучили его и его товарищей, превращая людей в скотов. Вот они, взмокшие от работы, пускают мины, одну за другой. Виктор прицелился, но крепкие, как сталь, пальцы вцепились в его плечо. Отрядный старшина с окровавленным бинтом на левом плече прижал указательный палец к губам.

Внезапно из леса выбежал еще один немец. Он что-то прокричал минометчикам, те согласно покивали и стали что-то подкручивать в своей машинке. «Ага, корректируют огонь», – подумал Рыбаков и с уважением посмотрел на старшого. Налейко внезапно сделал страшные глаза и схватился за автомат. Рыбаков поднял карабин и начал стрелять одновременно с разведчиком. Минометчиков и корректировщика положили на месте.

– Беги в те кусты! – яростным шепотом приказал Налейко Рыбакову. – Будешь крыть оттуда, понял?

Виктор кивнул и, схватив карабин, бросился через полянку. Сзади раздался свист и топот ног. Нырнув в кусты, Рыбаков буквально почувствовал летящие над ним пули. Раздался треск очереди, старшой прикрывал напарника. Рывком перекатившись через колючие ветви, лежа на спине, Виктор выстрелил навскидку, не целясь, и угодил точно в грудь оказавшегося неожиданно рядом молодого эсэсовца. Тот, смешно всплеснув руками, выронил автомат и рухнул на землю…

Русские огрызались все яростней. В какой-то момент стрельба послышалась с флангов, очевидно было, что их обходили. Внезапно смолк миномет, стрельба раздалась сзади! Скрипнув зубами, штурмгауптфюрер схватил автомат и ринулся к минометчикам. Впереди него бежали трое. Рассыпавшись, они держали оружие на изготовку. Внезапно хлесткая автоматная очередь положила бегущих впереди. Грубер на бегу рухнул на землю; ухитрившись сгруппироваться, кувыркнулся вперед. Затем перекатился набок и открыл огонь по кустам.

Что-то резко ударило Иоахима в грудь, заставив бросить автомат. Боль пронзила все тело, в глазах потемнело. Выдохнув, штурмгауптфюрер откинулся на спину и потерял сознание…

– Зажимайте их! – Бледный от боли Ерошкин говорил вполголоса, слабо шевеля губами. – Осколок, впившийся ему в спину, отрядный фельдшер вынул быстро, работая под пулями и визжащими снарядами. – Все вперед! В атаку!

Подполковник еще отдавал приказы, но его уже никто не слушал. Ожили все стволы, с криками притаившиеся за камнями люди поднялись в атаку, бросились вперед. Немецкий огонь ослаб, так что большинство атакующих сумели рывком преодолеть опасную зону. Стрельба переместилась в лес…

Опытный медик, фельдшер Суматохин, был хорошим специалистом, он сразу определил угрозу пневматоракса, когда нарушается герметичность внутригрудной оболочки легких и те сжимаются комком, парализуя дыхание. Недолго думая, Суматохин сорвал целлофановую оболочку с куска немецкого сала, которое держал в нагрудном кармане, и налепил на рану на спине командира. Перебинтовал раненого подполковника, оставив краешек целлофана торчать из-под бинта. Фельдшер аккуратно посадил Ерошкина, прислонив спиной к камню. Достал плоскую металлическую флягу, затормошил подполковника:

– Хлебните, товарищ командир! Вам сейчас нужно…

– Что, спирт? – Ерошкин посмотрел на фельдшера мутными от боли глазами и прохрипел: – Ты же знаешь, я не пью.

– Пейте, пейте, Сергей Константинович, я вам как медработник говорю, – Суматохин сунул флягу ему в руки. – Вам укол обезболивающий делать нельзя, а боль снять необходимо. Хлебните, я ж вам не для веселья даю…

Стрельба стихла, лишь кое-где раздавались отдельные выстрелы. Эсэсовцы не сдавались, да их никто и не собирался брать в плен. Трое или четверо из них, засев в овраге, пытались было оказать сопротивление, но их окружили и закидали гранатами.

Они снова собрались на поляне у холма. Отряд значительно поредел, погибли многие. Весельчак Налейко, раненный в грудь, умер быстро, с улыбкой на губах. Ерошкин подумал, что, несмотря на всю свою важность и серьезность, старшой был молодым еще человеком. К подполковнику подошел Рыбаков, хотел что-то сказать, но командир махнул рукой.

– Позже, позже! – Говорить было тяжело, фельдшер поддерживал его сбоку, но Ерошкин напрягся и слегка оттолкнул Суматохина. Выпрямился. – Отряд, стройся! Собираем наших, раненых понесем! Своих не бросаем! Собрать все оружие, боеприпасы! Павших похоронить!..