Собрание сочинений в пяти томах. Том пятый. Пьесы. На китайской ширме. Подводя итоги. Эссе. - Уильям Моэм

Лоис. Я знаю.

Миссис Эрдсли. И это жестоко по отношению к Гвен.

Лоис (пожав плечами). Не я, так другая.

Миссис Эрдсли. И какой страшный удар для твоего отца.

Лоис. Весьма сожалею.

Миссис Эрдсли. Да и скандал печально отразится на нас.

Лоис. Ничего не могу поделать.

Этель. А самое неприятное произойдет, когда ты решишь выйти за него замуж. Гвен сказала, она ни за что не даст ему развода.

Лоис. Я вовсе не хочу выходить за него замуж.

Этель. А если он бросит тебя? Что станет с тобой тогда?

Лоис. Этель, милая, ты намного старше меня, ты замужняя женщина. Как можно быть такой наивной? Тебе никогда не приходило в голову, какой властью обладает женщина, в которую страстно влюблен мужчина, если он ей совершенно безразличен?

Гертруда вносит поднос, на котором чайник для заварки и чайник с кипятком.

Миссис Эрдсли (Этель). Скажи отцу что чай готов, Этель.

Расстроенно махнув рукой, Этель выходит из комнаты.

Лоис. Пойду поднимусь к себе, надену шляпу.

Гертруда уходит.

Прости меня, мама, что огорчила тебя. Я не хотела.

Миссис Эрдсли. Твое решение окончательно, Лоис?

Лоис. Да.

Миссис Эрдсли. Я так и думала. Тогда, наверно, тебе действительно лучше всего пойти к себе и надеть шляпу.

Лоис. А как быть с папой? Ужасно не хочется, чтоб он закатил сцену.

Миссис Эрдсли. Я все расскажу ему после твоего отъезда.

Лоис. Спасибо.

Уходит. Миссис Эрдсли и Сидней остаются одни.

Сидней. Мама, неужели ты разрешишь ей уехать?

Миссис Эрдсли. А разве в моих силах ее удержать?

Сидней. Да, если ты скажешь ей то, что услышала сегодня утром от хирурга.

Миссис Эрдсли. Дорогой мой мальчик, стоя одной ногой в могиле, поздновато прибегать к шантажу.

Сидней. Но тогда она не уедет.

Миссис Эрдсли. Скорее всего. Но я не могу этого сделать, Сидней. Я все время буду жить с ощущением, что она ждет моей смерти. Буду оправдываться перед самой собой за каждый прожитый день.

Сидней. Может, она еще одумается.

Миссис Эрдсли. Она молода, у нее вся жизнь впереди. Пусть поступает, как считает для себя лучше. А я уже нахожусь вне жизни. У меня нет права влиять на нее.

Сидней. А ты не боишься, что ее ждет сокрушительная неудача?

Миссис Эрдсли. Нет. Она холодная и эгоистичная. И, на мой взгляд, отнюдь не глупая. Она сумеет о себе позаботиться.

Сидней. Ты говоришь о ней как о посторонней.

Миссис Эрдсли. Тебе кажется, что я слишком сурова к ней? Понимаешь, меня не покидает ощущение, что ничто уже не имеет значения. Я свое отжила. Я сделала все, что было в моих силах. Пусть те, кто останутся жить, обходятся без моей помощи.

Сидней. И тебе совсем не страшно?

Миссис Эрдсли. Нисколечко. Странно, но я счастлива. Даже ощущаю какое-то облегчение при мысли, что все кончено. Я чувствую себя чужой в этом новом сегодняшнем мире. Я принадлежу другой, довоенной поре. Все изменилось, все стало по-другому. Мне здесь все чуждо. В жизни все как на балу: поначалу весело и интересно, а потом становится раздражающе шумно и скучно и хочется поскорей уйти домой.

Возвращается Этель.

Этель. Я сказала папе. Он сейчас придет.

Миссис Эрдсли. Боюсь, не перестоял бы чай.

Сидней. Да ведь для папы чай чем крепче, тем лучше.

Входит Лоис. На ней уже надета шляпа.

Лоис (взволнованно, испуганно). Мама, Иви спускается вниз.

Миссис Эрдсли. Разве она не спит?

Сидней. Дядя Чарли сказал, что дал ей что-то успокаивающее.

Дверь открывается, и входит Ив. Глаза ее блестят от лекарства, которое ей дал доктор. На лице странная, застывшая улыбка. Она переоделась в свое самое нарядное платье.

Миссис Эрдсли. А я думала, ты лежишь, Иви. Мне сказали, ты не вполне хорошо себя чувствуешь.

Ив. Я решила спуститься к чаю. Сейчас придет Колли.

Лоис (потрясенная). Колли?

Ив. Он очень огорчится, если меня не будет.

Миссис Эрдсли. Ты надела свое самое красивое платье.

Ив. Да, да, ради такого случая. Понимаешь, я помолвлена и собираюсь выйти замуж.

Этель. Ив, помилуй бог, о чем ты?

Ив. Я решила предупредить вас заранее, чтобы для вас это не было неожиданностью. Сегодня вечером Колли будет разговаривать с папой. Пожалуйста, никому ничего не говорите до его прихода.

Все подавленно молчат, не зная, что сказать и что делать.

Миссис Эрдсли. Сейчас я налью тебе чаю, дорогая.

Ив. Мне не хочется чая. Я слишком взволнованна. (Видит нитку жемчуга, которую бросила на стол Лоис.) А это что за жемчуг?

Лоис. Возьми его себе, если хочешь.

Миссис Эрдсли. Лоис!

Лоис. Он мой.

Ив. Можно, правда? Пусть он будет твоим обручальным подарком. О Лоис, какая ты добрая. (Подходит к Лоис и целует ее, потом, стоя перед зеркалом, надевает бусы на шею.) Колли говорит, что у меня очень красивая шея.

Входят мистер Эрдсли и Говард.

Эрдсли. Ну где же ваш чай?

Говард. Привет, Иви. Снова на ногах?

Ив. Конечно. Со мной ровно ничего не случилось.

Эрдсли. Ты готова, Лоис?

Лоис. Да.

Эрдсли. Не откладывай отъезд на последнюю минуту.

Говард. Не исключено, что в ближайшие несколько дней я навещу тебя, Лоис. Мне надо по делам в Кентербери, Этель. Вряд ли я успею обернуться туда и обратно за день.

Этель. Да, да.

Говард. Я заеду за тобой на машине, и мы махнем в кино.

Лоис (насмешливо). Это будет замечательно.

Эрдсли. Должен признаться, нет ничего приятнее, чем посидеть за чашкой чая у камина в своем доме, в кругу своей семьи. И если уж на то пошло — какие у нас заботы? Что и говорить, мы не бог весть как богаты, каждая копейка на счету, но зато мы здоровы и мы счастливы. В общем, нам не на что особенно жаловаться. Правда, страна наша пережила в последние годы некоторые трудности, но тяжелым временам, на мой взгляд, приходит конец, дело пошло на поправку, и мы можем с уверенностью и надеждой смотреть в будущее. Наша добрая старушка Англия выдержала все выпавшие на ее долю испытания, и, что касается меня, я верю в нее и во все, что она олицетворяет.

Ив (запевает тоненьким, надтреснутым голоском).

Боже, храни короля!Долгой жизни нашему славному королю!Боже, храни короля!

Пораженные ужасом, все в оцепенении смотрят на нее. Когда она умолкает, Лоис вскрикивает и выбегает из комнаты.

Занавес

НА КИТАЙСКОЙ ШИРМЕ

I. ЗАНАВЕС ПОДНИМАЕТСЯ

И вот перед вами убогий ряд лачужек, которые тянутся до городских ворот. Глинобитные хижинки, такие обветшалые, что кажется, подуй ветер, и они прахом рассыплются по пыльной земле, из которой были слеплены. Мимо, осторожно ступая, проходит вереница тяжело нагруженных верблюдов. Они брезгливо высокомерны, точно нажившиеся спекулянты, которые проездом оказались в мире, где очень и очень многие не так богаты, как они. У ворот собирается кучка людей, чья синяя одежда давно превратилась в лохмотья,— и бросается врассыпную, потому что к воротам на низкорослой монгольской лошади галопом подлетает юноша в остроконечной шапке. Орава ребятишек преследует хромую собаку, они бросают в нее комья сухой глины. Два дородных господина в длинных черных одеяниях из фигурного шелка и шелковых безрукавках беседуют друг с другом. Каждый держит палочку — а на палочке сидит привязанная за ногу птичка. Оба вынесли своих любимиц подышать свежим воздухом и дружески сравнивают их достоинства. Иногда птички вспархивают, летят, пока не натянется шнурочек, и быстро возвращаются на свои палочки. Два почтенных китайца, улыбаясь, ласково смотрят на них. Грубые мальчишки пронзительными голосами выкрикивают по адресу чужеземца что-то презрительное. Городская стена, осыпающаяся, древняя, зубчатая, приводит на память старинный рисунок городской стены какого-нибудь палестинского города времен крестоносцев.