Информатор - Курт Айхенвальд

Из рассказа Шепарда Кадмор знал, что Уайтекер легковозбудимый интеллектуал. Возможно, его поведение объяснялось эмоциональной неустойчивостью, но не исключено, что агенты слишком попустительствовали ему.

– Вероятно, такой уж у него характер, – предположил Кадмор. – А может быть, он еще что-то скрывает.

Этим проблемы не исчерпывались, продолжал Шепард. Основным объектом расследования по-прежнему было вымогательство Фудзивары, но Уайтекер до сих пор не записал ни одного разговора с японцем. Сам он оправдывался, во-первых, тем, что Фудзивара струсил, а во-вторых, тем, что Шевирон заставляет его переводить на служебную линию все звонки, которые ФБР регистрирует на домашней.{87} Шепарду эти оправдания казались неубедительными. Прежде всего потому, что Уайтекера давно научили обращению с выданной ему техникой, а он так и не сделал ни одной записи. Это настораживало.

– Что предлагаете? – спросил Шепард.

– Оставьте его на время в покое и посмотрите, как он себя поведет. Если он не исправится, объясните ситуацию открытым текстом: нельзя сидеть на двух стульях. Либо он сотрудничает, либо становится объектом расследования вместе с другими.

Кадмор поднес трубку к самому рту:

– Пусть выбирает: он либо свидетель, либо подсудимый.

Уайтекер закрыл дверь своего кабинета и подошел к столу. Ему требовалось поговорить хоть с кем-нибудь из тех, кому можно доверять.

Не заглядывая в телефонную книгу, он набрал номер отделения АДМ в Атланте. Он выучил его наизусть. Руководил отделением Сид Халс, давний друг Уайтекера, через которого он проводил почти все продажи лизина. Уайтекер звонил Халсу по нескольку раз на дню – обсудить дела, поговорить о личных финансах или просто потрепаться.

Раздался голос Карен Стерлинг, помощника Халса:

– Отделение АДМ в Атланте.

– Привет, это Марк.

– Секундочку, сейчас соединю.

Карен нажала кнопку удержания вызова и обернулась к начальнику. Она проработала у Халса несколько месяцев и цепенела в его присутствии. Он пугал ее своей физической мощью и эмоциональной несдержанностью. В нем бурлила сексуальная неудовлетворенность, и в конце концов Карен втайне от него стала носить заряженный пистолет для самозащиты.{88}

– Сид, – произнесла она нерешительно, – это Марк.

Халс сгреб пятерней трубку.

– Привет, – произнес он. – Что там?

– У меня тут проблемы, старина. Кое-что случилось, хочу обсудить это с тобой.

Халс спросил, что произошло.

– Ну, ты в курсе, что у нас на заводе неладно. И похоже, дело в том, что кто-то из сотрудников занимается вредительством. Дуэйн обратился в ФБР, и они начали расследование.

Халс не видел в этом ничего плохого.

– Вот и ладно, они прищучат этого гада.

– Но, понимаешь, все бы ничего, но тут еще кое-что. Мы фиксировали цены на лизин.

И несколько минут Уайтекер описывал Халсу методы фиксирования цен. О ценовом сговоре тот слышал от него впервые, хотя они разговаривали часто и помногу.

– И ты боишься, что ФБР это разнюхает? – спросил Халс.

Уайтекер помолчал.

– Они уже знают. Я сам им сказал.

– Что-что?

– Да, в том-то проблема и заключается. Я все им рассказал. И теперь они хотят, чтобы я помогал расследовать это дело.

Халс не знал, что сказать.

– Я просто сам не свой из-за этого, – продолжал Уайтекер. – Не представляю, как выпутаться. Решил позвонить тебе, посоветоваться. Я знаю, ты не проболтаешься.

Они перебрали варианты, но ни один из них не годился.

– Просто несправедливо, что меня втягивают во все это, – жаловался Уайтекер. – Я имею в виду фиксирование цен. Не хочу в это мешаться, но и работу терять не хочу.

Разговор длился, и отчаяние Уайтекера росло.

– Прямо не знаю, Сид, что мне делать.

Халс выслушал друга, но почти ничего не сказал.

Он не знал, чем помочь Уайтекеру.{89}

Синие воды озера Кэмелбек безмятежно раскинулись под небом Аризоны на сорока четырех акрах территории города Скотсдейл. Они давно не знали такого покоя – до сих пор их непрестанно бороздили любители виндсерфинга, носившиеся по всему озеру на прицепе у разноцветных моторок. Но с приближением зимы – на календаре было 18 ноября 1992 года – вода стала слишком холодна для купания, и азарт участников гонок, которые устраивались администрацией местного курорта под названием «Королевское ранчо Маккормика»,{90} тоже поостыл. Гонщики переключились на гольф.

Сидя за столиком ресторана «Пиньон гриль», неоднократно завоевывавшего призы, Уайтекер бросил взгляд на озеро. Он прибыл для встречи с представителями одной из компаний местной пищевой промышленности и теперь беседовал с ними за ланчем – не о делах, а так, о том о сем. Уайтекер расслабился и наслаждался обстановкой.{91}

Ланч заканчивался. Распростившись с коллегами, он прошел в вестибюль отеля. Здесь выстроился ряд телефонов-автоматов, а он уже целый час не проверял свою голосовую почту. Набрав номер, он убедился, что пришло несколько сообщений. Прослушав и стерев одно из них, Уайтекер набрал ноль, чтобы услышать следующее, и услышал «бип-бип». Пейджер Шепарда.

Уайтекер тут же удалил сигнал и швырнул трубку на рычаг. Он чувствовал, что не вынесет напряжения. С этим нужно покончить. Снова сняв трубку, он набрал номер декейтерской резидентуры ФБР.

Гудки.

– ФБР.

К телефону, как обычно, подошел Шепард.

– Это Марк, – отрывисто бросил Уайтекер.

Он соврал, что звонит из Финикса – города, куда этим утром его доставил самолет.{92} И снова Шепард попросил его о встрече.

– Слушайте, я здесь по делу, – ответил Уайтекер. – У меня работы невпроворот. Из-за вас у меня одни неприятности. Последние две недели я так угнетен, что не могу толком сосредоточиться на работе.

– Почему? Какие неприятности?

– Все будто сговорились против меня.

– Кто?

– Все. Мое начальство в АДМ. Они утверждают, что в компании нет никаких нарушений. Всё против меня.

Шепард задал еще несколько вопросов и попытался успокоить Уайтекера, но тот его не слушал.

– Вы же знаете, что я биохимик. В АДМ много литературы по этой специальности, и я взял несколько книг домой, чтобы уточнить летальную дозу разных химических препаратов.

– Зачем вам это? – спросил Шепард, помолчав.

– Я хочу покончить с собой, – произнес Уайтекер, и его голос сорвался. – Я всегда радовался жизни, всегда. А сейчас, последние две недели, мне не хочется жить. У меня депрессия.