Сказ о змеином сердце, или Второе слово о Якубе Шеле - Радек Рак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я Якуб… – Юноша шагнул вперед.
– Я знаю, кто ты. Ты ведьмин хахаль.
– Нет…
– Но будешь им, – отрезал дед. – А это все равно, что уже им стал.
– А кто вы такой, чтобы знать, что будет, а чего нет? – насторожился Якуб. – Я сам решу, чьим хахалем стать.
Старик рассмеялся, и на миг его опухшая рожа стала чуть менее отвратительной.
– Я Плохой Человек, – сказал он. – Плохой и, что еще хуже, старый. Большинство людей живут дольше, чем нужно. Когда ты стар, время становится прозрачным, как вода в ручье. Что было, что будет – все знаешь насквозь, и нет ничего такого, чего не бывало раньше. И я знаю, кто ты, и я знаю, о чем ты забыл. Нет ничего нового под солнцем, и все один хрен, – так пишет в Библии даже сам Господь Бог.
– Он так пишет? – с любопытством спросил Черныш.
– Сам почитай, если интересно.
– Котам не нужно знать буквы, – гордо выдохнул Черныш. – Коты выше слов и имен. Словом можно связать человека, но не кота.
– Ты пьешь или болтаешь? Ты такой же кот, как я святой. В прошлый раз, когда я видел тебя, ты носил перья и кудахтал.
– Во-первых, я кукарекал, а не кудахтал. Кудахтать любая наседка может, а кукарекать – только благородный кур, – возмутился кот. – А во-вторых, это неправда. Что-то ты, магистр, запутался.
– Теперь ты, кот, брешешь, как собака, – вмешался Якуб. – Видишь, не я один помню, как ты был петухом. Подвинься немного, дай миску, а то вылакаешь все сам.
– Из миски пить хочешь? – усмехнулся Плохой Человек. – Как животное?
Тогда только Якуб понял, что у него уже не кошачьи лапы, а руки, и что он стоит без труда на двух ногах и не мяукает, а говорит обыкновенно, как человек. Для убедительности он погладил себя по лицу. Ни намека на мех, ни намека на кошачьи усы, только мягкая, юношеская щетина, потому что за всю зиму и за время пребывания у отшельницы он не брился ни разу.
Плохой Человек хихикнул.
– Видишь ли, на меня почему-то не действуют всякие иллюзии, которыми все окружают себя. Может быть, для меня, старика, не только время прозрачно, но и люди. Видимо, именно поэтому я и Плохой.
– А вы тоже умеете колдовать? Как Слава? – спросил Якуб.
Дед только махнул рукой.
– Колдовства нет, есть ложь. Колдовать – значит лгать. Расколдовывать – значит показывать правду.
– Значит, по мне ясно видно, что я кот. Самый настоящий из настоящих. – Черныш вылизал миску дочиста.
– Никакой ты не кот. Ты такой лжец, что начисто забыл свой истинный облик, – заявил старик. – Выпьешь еще?
– Больного спрашивают! Выпивка такая вкусная, что грех не выпить. Если я откажусь, мне придется исповедоваться.
– Да уж! Представляю тебя на исповеди.
– Я непрестанно забочусь о своей душе. – Кот потерся о кривые икры старика.
– Ну, погоди, я наливаю гостю. А то мы его из-за твоей болтовни обошли, стыдно даже.
Плохой Человек поставил на наспех сколоченную лавку две грязные кружки и до краев наполнил их золотистым самогоном. Он указал Якубу на березовое полено, а сам присел на порог и налил коту водки в миску. На мгновение он исчез в выкопанном в земле погребе и вернулся с куском паштета и соленой репой на закуску.
– Из зайца и рябчиков. Лесные дары. – Черныш основательно обнюхал паштет. – От кого вы получили разрешение на охоту в панском лесу, магистр?
– От самого Господа Бога. Он дал Адаму в раю власть над всякой скотиной, так что и на меня она распространяется как на потомка Адама по прямой линии.
– Интересно, что бы на это сказали ясновельможный пан?
– Не задирайся, кот, ты тоже скотина. А ясновельможный пан пусть меня в жопу поцелуют. Вот. – Плохой Человек поднялся, повернулся спиной, спустил портки и продемонстрировал заросшую седой щетиной задницу. – Не будут мне тут всякие шляхтичи Божье Слово под сомнение ставить.
– Шляхтичи – нет, но с этим недостатком молока у людей проблема. Вы могли бы что-то с этим сделать, магистр?
– Сам знаешь, кто ворует молоко и для кого.
– Знать одно, а сделать что-то с этим – другое.
– Первое – не мое дело, а второе – тем более. Я Плохой Человек. Ну, пойду в деревню, скажу, кто ворует. Меня только камнями закидают, а самые глупые решат, будто это я сам молоко беру.
– Будут те, кто поверит. Как Пеклики.
– Пеклики тоже ходят за колдовством. И даже не догадываются, что ведьма даст щепотку, а пригоршню заберет. Эй, а водка-то стоит. Когда слишком долго смотришь на водку, водка начинает смотреть на тебя.
Они выпили. Самогонка шла ровно, пахла лесом и имела приятный сладковатый привкус. Якубу она чем-то напоминала халку, которую Хана иногда готовила на шабат, и это воспоминание терзало его в пустом месте, где прежде находилось сердце. С тех пор, как Якуб поселился у Славы, он не любил возвращаться мыслями к прежней жизни. Его кололи эти воспоминания, и кололи тем больнее, что он чувствовал, будто что-то выпало из его памяти. И самогон, казалось, знал об этом, однако у парня не хватало смелости спросить об этом прямо. К счастью, Плохой человек тут же налил еще на ход ноги, и Якуб утопил непрошеные мысли.
Он закусил острым от тмина паштетом, а потом репой. Якуб вдруг понял, что у Славы никогда не ел мяса – не из нищеты, а просто так. В доме отшельницы только кошки получали мясо, и то только по средам и пятницам.
Водка приятно ударила в голову и окутала виски теплой шерстью безмыслия. Так было лучше. Лес шелестел у собутыльников над головами, а они ели и пили.
– Потому что в этом вся жизнь. Есть и пить, и ничего больше. Во славу Божию. Аминь. – Плохой Человек вздохнул и вытянул ноги.
– И трахаться, – добавил Черныш. – Не забывай про траханье.
Якуб серьезно кивнул, потому что эти слова показались ему неизмеримо глубокими. Так иногда бывает после выпивки. Он ел и пил, потому что трахаться ему было не с кем. Несмотря на то, что самогон горел в его теле огнем, золотистым, как летний день, он мог пить его кружками и вовсе не чувствовал себя пьяным. Не чувствовал Якуб себя пьяным и тогда, когда Плохой Человек кивнул ему, чтобы он наливал. И тогда руки Якуба разлили водку по всей лавке, отказавшись его слушаться, и она
