Эволюция всего - Мэтт Ридли

Бывший биохимик, а ныне экономист, профессор Теренс Кили приводит эту историю в качестве иллюстрации того, насколько ошибочна превалирующая в мире науки и политики линейная догма: наука продвигает инновации, а они, в свою очередь, продвигают торговлю. Люди не понимают, в чем корень инноваций. На самом деле, все обычно происходит наоборот. Если проанализировать историю открытий, каждый раз выясняется, что научный прорыв был результатом, а не причиной технического прогресса. Неслучайно в эпоху Великих географических открытий процветала астрономия. Паровой двигатель не обязан своим появлением науке термодинамике, тогда как наука термодинамика практически всем обязана паровому двигателю. Расцвет химии в конце XIX и начале XX в. был связан с нуждами красильной промышленности. Открытие структуры ДНК в значительной степени зависело от развития методов рентгеноструктурного анализа биологических молекул, которые применялись в текстильной промышленности для улучшения качества тканей.

И так в каждом случае. Ключевой элемент промышленной революции – механизация текстильной промышленности, с прялками «Дженни», веретенами, роликовыми челноками и сукновальными машинами, уходящими корнями в период индустриализации Ланкастера и Йоркшира, сопровождавшийся быстрым возвышением и обогащением Англии. И при этом никто из работников или предпринимателей, участвовавших в этих изменениях, не имел никакого отношения к науке. Практически то же самое можно сказать и о появлении мобильных телефонов в конце XX в. Бессмысленно искать важнейших участников революции мобильных телефонов в университетской среде. В обоих случаях технологический прогресс продвигали практики, пытавшиеся смастерить более совершенные машины. Философские рассуждения интересовали их меньше всего.

Как утверждает Нассим Талеб, вся история технологии – от строительства готических соборов XIII в. до создания современных компьютеров – представляет собой историю житейских правил, усваиваемых в процессе ученичества, счастливых откровений, попыток, ошибок и ремесленничества – того, что французы называют словом «bricolage».

Технология гораздо чаще рождается от технологии, чем от науки. И сама наука родится от технологии. Конечно же, время от времени наука может помочь технологии. Например, без молекулярной биологии не было бы биотехнологии. Однако модель Бэкона, постулирующая направленность вектора от науки к технологии и от философии к практике, неверна. Гораздо более мощный вектор направлен в противоположную сторону: новые технологии дают ученым материал для обдумывания.

Вот вам пример: в последнее время распространилось популярное мнение, что технология гидравлического разрыва породы для добычи сланцевого газа была разработана в ходе финансированных государством научных исследований и преподнесена промышленности на тарелочке. В отчете «Института прорыва» (Breakthrough Institute) в Калифорнии говорится, что разработанное Национальной лабораторией Sandia микросейсмическое зондирование «оказалось совершенно необходимым для навигации бурения» и позволило инженеру Нику Штейнсбергеру из корпорации Mitchell Energy создать технологию «скользкой воды».

Чтобы выяснить, насколько эта ситуация соответствует действительности, я побеседовал с одним из пионеров технологии гидравлического разрыва Крисом Райтом, чья компания Pinnacle Technologies заново открыла эту технологию в конце 1990-х гг., что позволило обнаружить богатые источники газа в месторождении Барнетт (Форт-Уэрт, Техас). Джордж Митчелл, имевший права на разработку месторождения, упорно преследовал цель получить оттуда газ и использовал революционный метод Pinnacle (с применением не жирного геля, а скользкой воды и песка под нужным давлением, чтобы вскрыть трещины). Именно доклад Райта заставил Штейнсбергера испробовать метод гидравлического разрыва. Но как эта идея возникла у компании Pinnacle? Райт нанял на работу Норма Вапински из Национальной лаборатории Sandia. А кто финансировал работу Вапински в лаборатории? Институт газовых исследований – частная исследовательская компания, получающая средства от добровольных пожертвований владельцев газопроводов. Так что помощь государства заключалась исключительно в обеспечении рабочего помещения. Вот комментарий Райта: «Если бы я не нанял Норма из Sandia, не было бы никакого участия государства». Но это только начало. На превращение метода гидравлического разрыва в работающую технологию потребовалось немало времени и денег. И бо́льшая часть вложений происходила из промышленного сектора. Государственные лаборатории попытались наладить контакт с Райтом, когда он вплотную подошел к решению проблемы, и стали предлагать помощь и финансирование для дальнейшего усовершенствования процесса и изучения распространения разрыва породы на глубине более одного километра от поверхности. Они присоединились к исследованиям и получили какое-то количество материала для научных изысканий – в результате развития технологического процесса в промышленном секторе. Но государство никоим образом не было источником этого успеха.

Вот что писал Адам Смит в «Богатстве народов», анализируя промышленные предприятия в Шотландии в XVIII в.: «Значительная часть используемых на производстве машин… была изначально изобретена простыми работниками», и многие усовершенствования стали результатом «изобретательности создателей машин». Смит не оставил места университетской науке даже в качестве источника философских идей. Мне неприятно говорить это о моих друзьях, занимающихся чистой наукой, работу которых я очень уважаю, но, если они считают, что их размышления являются источником большинства практических инноваций, они глубоко заблуждаются.

Получается, что в государственном финансировании науки практически нет смысла – это сделает промышленность. Внедрив какие-либо инновации, промышленность оплачивает исследования, направленные на выявление лежащих в их основе фундаментальных принципов, как в случае микросейсмического зондирования и гидравлического разрыва. Изобретение парового двигателя вызвало финансирование исследований в области термодинамики. Этот еретический вывод Теренса Кили непонятен большинству экономистов и ученых. И те и другие долгое время считали, что без государственной помощи наука не получит никакого финансирования, а если науку не станут финансировать налогоплательщики, не будет и экономического роста. Это общепринятое мнение сложилось более полувека назад. В 1957 г. экономист Роберт Солоу показал, что технологические инновации являются важнейшим источником экономического роста – по крайней мере, в тех обществах, которые не расширяют свою территорию или не увеличивают численность населения. Его коллеги экономисты Ричард Нельсон и Кеннет Эрроу соответственно в 1959 и 1962 гг. объяснили необходимость государственного финансирования науки тем, что копирование обходится дешевле оригинальных исследований. В этом ключе наука рассматривается в качестве общественного достояния или услуги (как свет маяка), которая должна финансироваться государством, иначе никто этого делать не будет. Никакое частное лицо не станет вкладывать средства в фундаментальную науку, поскольку ее достижения будут доступны для конкурентов.

«Проблема статей Нельсона и Эрроу, – пишет Кили, – заключается в том, что они были теоретическими, и лишь одна или две беспокойные души из всего экономического гнезда заметили, что в реальности все же встречаются случаи частного финансирования исследований». Кили считает, что до сих пор нет фактических подтверждений необходимости государственного финансирования науки, а опыт прошлого показывает обратное. В конце XIX и начале XX в. США и Великобритания активно финансировали науку при незначительной доле государственных вложений, а Германия и Франция делали это за счет государственного финансирования, что, однако, не дало существенных результатов ни в науке, ни в экономике. «Индустриальные страны, правительства которых меньше вкладывают в науку, лучше развиваются в экономическом плане, – пишет Кили, – и также весьма неплохо в области науки».

Большинство людей считают необходимым государственное финансирование науки в связи со списком научных достижений, сделанных за государственный счет – от Интернета (оборонная наука в США) до бозонов Хиггса (физика элементарных частиц в ЦЕРНе). Но эта точка зрения в значительной степени ошибочна. Учитывая щедрость государственного финансирования науки, было бы странно, если бы оно вообще ничего не финансировало. Но мы не знаем, каким был бы результат при ином способе финансирования. И мы никогда не узнаем, какие открытия не были сделаны по той причине, что государственное финансирование науки вытеснило многие благотворительные и коммерческие изыскания с другими приоритетами.