Ночью на белых конях - Павел Вежинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я предлагаю вам очень выгодную сделку, господин Кишев, — заявил он. — В университете вы получаете сто пятьдесят левов. Я вам дам четыреста… К тому же вы сможет свободно располагать своим временем, ваша обязанность лишь налаживать автоматы, когда они испортятся.
Компания смотрела на Кишо во все глаза. Предложение и вправду было очень заманчивым.
— И ты согласился? — спросила Донка.
— А как ты думаешь? — огрызнулся Кишо. — Ты бы на моем месте отказалась?
— Конечно, не отказалась бы… но потребовала бы с него по крайней мере шестьсот… Ты и с ним разговаривал в этих сандалетах?
— В каких же еще?
— Вот он и счел тебя за круглого идиота, — убежденно сказала Донка. — Уж если он предложил тебе четыреста, значит, готов был дать вдвое больше.
Кишо замер с открытым ртом, черные комочки родинок слегка побледнели.
— А знаешь, ты права! — подавленно проговорил он. — Ну конечно же!.. Я потом подсчитал — на каждом из неработающих автоматов он теряет в день по сто левов.
— Вот видишь! — сказала Донка.
— Ну ладно! — вмешался Сашо. — Но зачем тебе понадобилось бросать университет?
— А как же иначе? — Кишо помрачнел. — Не служить же одновременно богу и мамоне!
— Нельзя этого делать! Оставить университет ради каких-то детских игрушек! Не бывать этому!
— Как не бывать, если это уже свершившийся факт?.. Сегодня в шесть часов в кафе «Болгария» я подписал договор. К тому же его собственным «паркером», так как ничего подходящего у меня под рукой не оказалось. — Кишо засмеялся. — Даже аванс получил — триста левов. Хочешь, покажу?
Показывать не пришлось, так как Сашо позвали к телефону. Звонила Криста, голос ее звучал совсем уныло.
— Я не приду, — сказала она. — Хотя мне это ужасно неприятно.
— Что-нибудь случилось?
— Не могу сказать — я звоню из автомата. Завтра, когда увидимся, объясню.
Он попытался протестовать, разумеется, безрезультатно. Криста отвечала односложно, голос ее становился все более холодным.
— Прошу тебя, давай прекратим этот разговор. Тут кругом люди.
— Ладно! — ответил он и бросил трубку, даже не попрощавшись.
Когда он вернулся, Донка испытующе взглянула на него.
— Я угадала? — спросила она.
Сашо только махнул рукой. Он окончательно расстроился. Нелепое соперничество с этой неведомой капризной мамашей просто выводило его из себя. Но еще больше раздражало его поведение Кристы. В конце концов ни одна современная девушка не предпочтет мать настоящему серьезному другу.
— Еще по двойной порции водки! — окликнул он официанта, хотя это не входило в его предварительные расчеты.
Несколько дней назад «Просторы» опубликовали статью Сашо. Академик с присущей ему аккуратностью отсчитал племяннику остаток гонорара. «Для твоего возраста тебе неплохо платят, мой мальчик», — улыбаясь, пошутил он. Сумма действительно оказалась весьма приличной. Тогда стоит ли беспокоиться? Расплатиться он сможет, все остальное не имеет значения. Нет, Сашо не верил, что он эгоист, как сказала Донка. И скупым он тоже не был, хотя, как все разумные люди, не любил зря сорить деньгами. В этом отношении он ничуть не напоминал своего отца, скорее был похож на деда, которого видел только на старых семейных фотографиях.
На этот раз все как-то очень быстро напились. У каждого были свои тревоги и волнения, даже у Фифы маленькой, которая, наконец, немного пришла в себя после косметического шока и время от времени страдальчески улыбалась. Они выпили алиготе под киевские котлеты, потом, уже плохо соображая что к чему, перешли на коньяк. Это, пожалуй, было лишним. Кишо, который почти все время молчал, увлеченный своими новыми проектами, вдруг пожелал произнести тост.
— Можно! — снисходительно согласился Сашо. — Но только не бормочи его себе под нос.
Сначала Кишо действительно бубнил что-то неразборчивое, даже слегка заикался, но постепенно голос его окреп.
— Этот тип моложе нас, но он из молодых да ранний, — заявил он. — И все же пусть не думает, что если он закончил с отличием, то он уже и господа бога ухватил за бороду. На его диплом никто и не взглянет. Для жизни не нужны дипломы, для нее даже большого ума не требуется. Тут первым делом нужны крепкие локти. И умение ими работать.
— А ты умеешь? — спросила Донка.
— Если бы умел, не сидел бы десять лет в ассистентах, — мрачно пробормотал Кишо. — Что еще нужно для жизни? О, это известно еще из классики, если не из греческой мифологии. Конечно же, гибкий позвоночник! И ловкость! Теперь уже пало просто подхалимничать! Надо делать это с чувством меры, даже с известным достоинством. Наш декан, к примеру, терпеть не может грубых и вульгарных льстецов. Буду справедливым, возможно, он вообще не любит подхалимов. И все-таки сам не замечает, как ловко и тонко к нему подмазываются. А еще воображает себя честным и независимым человеком. И что я еще хотел сказать… — он запнулся. — Да, это, кажется, и есть самое важное…
— Завтра вспомнишь, — сказал Сашо.
— Тогда благодарю за внимание, как говорят по телевизору старые, воспитанные люди, — обиделся Кишо.
И, наверное, все бы так и кончилось этим тостом, если бы Кишо вдруг не решил во что бы то ни стало сводить их в бар. В конце концов, он тоже имеет право хоть раз угостить приятелей, хотя бы на аванс бельгийского капиталиста. Все, кроме Сашо, охотно согласились.
— Кто тебя пустит в бар с твоими бородавками! — решительно сказал он. — Да еще в летних сандалетах.
Насчет сандалет все было верно — швейцары и на порог бы его не пустили. На беду, Донке удалось найти компромиссное решение.
— Давайте спустимся в бар при ресторане, — предложила она. — Там так темно, что можно войти хоть босиком.
— Я хочу в настоящий бар… С программой.
— С программой — когда купишь ботинки, — безжалостно отрезала Донка.
Кишо смирился. Они спустились этажом ниже. Там действительно было необычайно темно, горело только несколько светильников в отвратительных красных абажурах. В зале стояло пять-шесть столиков, вдоль стен и по углам торчало несколько больших фикусов и филодендронов, которые, словно голодные привидения, вытянув шеи, жадно высматривали, что лежит на столиках. Компания устроилась за столиком, покрытым треснувшим черным стеклом, и неуверенно огляделась. В баре было еще только несколько усатых иностранцев, на вид довольно вульгарных, один — с сомнительным пятном на щеке, крест-накрест заклеенным пластырем. Как водится, их развлекали две девицы с выщипанными бровями и по-совиному круглыми подрисованными глазами. Юбки на них были такими короткими, что не годились даже на фартучки. Обе, очевидно, не ужинали, потому что усиленно поглощали соленые орешки.
— Ну и заведение! — проворчал Сашо.
Подошел официант, в красном свете ламп лицо его напоминало бифштекс. Кишо заказал газированную воду, лед и целую бутылку виски. Надо же, по крайней мере, знать, что они будут пить. В этой темноте можно подсунуть посетителям все, что угодно. Когда допили вторую бутылку, Фифа маленькая уже сладко спала, опустив голову на стол, а Донка в одиночестве отплясывала на танцплощадке под тяжелым взглядом бармена. Наконец он остановил магнитофон и сказал:
— Все! Больше не дам ни капли!..
Кишо, хоть и был здорово пьян, собрал всю сдачу, если не до стотинки, то, по крайней мере, до лева. С трудом разбудили Фифу маленькую, она зевала и чмокала губами так сладко, словно только что поела во сне. Как бы то ни было, им все-таки удалось вынести из бара свои тленные останки. На улице было очень холодно, ветер дул в самые свои пронзительные зимние флейты. Один только Сашо крепко держался на ногах, впервые за весь вечер на его лице появилась слабая улыбка. Фифы, большой и маленькая, тащили Кишо под руки, ноги частника довольно смешно опережали его тощий зад. Донка вцепилась в Сашо.
— Ты меня проводишь?
— Придется! — с досадой ответил молодой человек.
Он вздохнул и потащил ее по обледеневшему тротуару. С каждым перекрестком ноги ее слабели все больше и больше, теперь она уже почти лежала у него на плече. На одном из поворотов оба поскользнулись, голова Донки громко стукнулась о тротуар. Сашо с трудом удалось ее поднять, и в этой возне — нарочно или случайно — Донке удалось несколько раз ткнуться грудью в его ладони. Когда они наконец подошли к ее дому, Сашо был уже горяч, как электрическая грелка. Он прислонил ее к двери, вытащил из ее сумочки ключ и с трудом отпер дверь подъезда.
— Ты не поднимешься на минутку? — напрямик спросила она.
— Зачем?
— Низачем. Поиграем на пианино.
— Ладно, — ответил он.
Сашо знал, что Донкины родители путешествуют. Сейчас, наверное, их корабль бороздит море где-то возле Сицилии.
— У нас очень хорошее пианино, — бормотала Донка, — только нужно его настроить.
Настраивали они его до пяти часов утра. Оба совершенно отрезвели и чувствовали себя отвратительно. Донка ушла варить кофе и вернулась из кухни мрачная, как Горгона.