Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий

— Послушай-ка приятель, — сказал Юра, которому при всей мягкости его характера мальчишка уже начал надоедать. — Ты слышал что-нибудь о человеке, что провёл взаперти в собственной квартире почти (он сверился с лицом Алёны)… почти два месяца?

Парень затрясся, как кролик, и уронил бы с их стола салфетницу, если бы Алёнка предусмотрительно не взяла её в руки. Должно быть, он решил, что Юрий собрался сотворить с ним что-нибудь страшное. Например, заточить в чулане, подперев дверь шваброй.

— Н-не знаю… — сказал он.

— Точно? Он ведь живёт в твоём городе. Быть может, говорили в новостях? А? Пару лет назад?

Лев пискнул «нет» и испарился.

Супруги переглянулись и расхохотались, пиная друг друга под столом. На этом завершился их не то поздний завтрак, не то ранний обед — один из последних их в этом городе приёмов пищи, когда дурные предчувствия и смутные страхи оставались всего лишь дурными предчувствиями и смутными страхами.

2

Выйдя из гостиницы, они, не сговариваясь, пошли пешком. Сосны, растущие на газонах, качали над головами тёмно-зелёными шапками, их тени на асфальте, узорчатых каменных урнах и фасадах домов, несмотря на облачную погоду и рассеянный свет, были необычно чёткими. Приходилось высоко поднимать ноги, чтобы не споткнуться о корень, нет-нет да приподнимающий плитку тротуара.

Ветра не было, но откуда-то тянуло холодком — некто словно приподнял крышку на двухлитровой банке, в которой бушевала гроза. Это была самая странная прогулка в их жизни. Алёнка тряслась как лист на ветру, но когда Юра спрашивал: «Тебе холодно?», качала головой. Это не холод, нет. Словно что-то, что сначала робко просилось внутрь, теперь кричит и бьёт посуду, срывает со стен, комкает и бросает на пол плакаты с Майклом Джексоном и Уильямом Дефо, переворачивает в уютной комнате, в которой Алёнка обитала до замужества (кажется, полвека назад) мебель. Бумажные птички падают под ноги с кровоточащими дырами в шеях, люстра раскачивается и осыпает всё вокруг смертоносными ледяными копьями, кокон из одеял, в котором девочка пытается укрыться, рвётся, и на свет божий выползает недозрелое, неуклюжее насекомое. Сидит, пытаясь расправить несуществующие крылья, и не понимает, что через несколько минут ему суждено погибнуть.

Хрустальное, почти прозрачное лицо Алёны поворачивалось из стороны в сторону.

— Этот город… — сказала она. — Можешь не верить, но я именно так себе его и представляла. Как только прочитала первые страницы дневника, я уже знала, как он выглядит. Мне кажется, я знала даже о том, что у черепицы здесь именно такой оттенок. Видишь, вон там листья набились под крышу? Всё это ужасно знакомо.

Юру волновали более насущные вопросы.

— Интересно, как получилось, что здесь так мало туристов? С этим озером — очень необычным с точки зрения геологического происхождения — Кунгельв мог бы стать для них магнитом. Не первой величины, конечно, но всё же. Взять тот же Выборг. Да, в Выборге есть замок, но те, кто устал от замков, найдут здесь много чего интересного. Соседство города и густого леса — как тебе? Готов спорить, там уже через десять шагов начинается самая что ни на есть непролазная тайга.

Он заметил, что жена не слушает, и замолчал. Её глаза вращались в орбитах, ни на чём не останавливаясь, и Юрий, повинуясь порыву, взял её за руку. Держаться за руки — это так до дрожи приятно! Несколько странно для людей, которые уже семь лет живут вместе, но иногда этот простой детский жест позволяет вырвать с корнем самую застарелую, заскорузлую ссору, свести на нет разницу потенциалов и вновь почувствовать напряжение и чистоту тех давно утерянных времён.

Карта оставалась зажатой под мышкой — Юра запомнил названия улиц, на которые следует повернуть. Он хотел прикинуть расстояние, что им предстояло пройти, но в голову лезла всякая ерунда. Мужчина принялся бесцельно разглядывать местных жителей: сложно отказаться от искушения попялить глаза в незнакомом городе. Кто-то увлекается архитектурой и сравнивает декор ампира с декором классицизма, другие читают вывески и разглядывают ассортимент в магазинах, третьи скрупулёзно записывают на мятый листочек или в блокнот цены, чтобы перед отъездом прикупить по дешёвке купальный костюм или хотя бы набрать кулёк мятных конфет по рублю. А Юрий увлекался людьми. Часто ли жизнь даёт тебе возможность почувствовать себя инопланетянином? Мурлыкая под нос песенку из мультика о Винни Пухе — ту самую, о тучке — гадать, раскусили ли эти ребята его внеземное происхождение…

Он знал, что Алёнку тоже больше прочего интересуют аборигены, но она везде выглядит как экзотическая бабочка, наблюдая других людей как насекомых не менее экзотических — где бы она их не встретила. Пусть даже это собственный подъезд. Она из тех, кто подчас очень удивляется наличию границ, языковых барьеров, необходимости иметь загранпаспорт и оформлять визу.

Сейчас она почти не смотрела по сторонам. Заглядывая в её глаза, супруг видел, что дома и люди там растворяются под сенью деревьев, которые, сдвигаясь, переплетаются корнями и помещают девочку с коричневыми волосами в самую сердцевину, шепча: «Иди, маленькая, иди в любую сторону, в какую пожелаешь, ведь ты уже в лесной чаще. Но есть одно место, где, возможно, твоё путешествие окончится. Подумать только — не придётся больше испытывать жажду, есть повядшие ягоды и страдать от укусов насекомых, которые здесь размером с доброго пони! Эта дыра в земле выглядит непривлекательной, из неё разит тухлым мясом, но, поверь, завершиться всё может только там». И вот маленькая девочка бродит вокруг, забыв про изорванные в лоскуты сандалии и исцарапанное лицо, никак не может решиться опуститься на коленки и скользнуть внутрь…

— Эй вы! Да, вы двое!

Из пучины странных фантазий Юрия выдернул этот окрик, возмутительный в своей прямоте. Он оглянулся и, увидев двух приближающихся людей, растерял слова, уже готовые для язвительного ответа.

Потому что никто в здравом уме не станет ругаться с клоунами. Клоунам простительно многое, ведь обращаясь к взрослому, они обращаются в первую очередь к той его четверти, которая возникла прежде всего. Удивительная парочка хохотала и одаривала друг друга тычками, выглядящими довольно болезненно; они шагали наискосок через улицу, не глядя по сторонам и игнорируя пешеходный переход, находящийся в пяти метрах. Впрочем, вокруг всё равно не было ни одной машины.

— Привет! — шагавший первым наклонился, обхватив ладонями колени, словно усталый бегун за финишной чертой. В нём не без труда удалось признать женщину, чьё некрасивое, но очень подвижное лицо было вымазано густой белой пудрой. Она была очень низкого роста — возможно, самой настоящей карлицей. Бесформенный балахон с огромными красными пуговицами, похожими на пятна крови, опускался почти до пят; спереди из-под него выглядывали носки белых туфель, такие длинные, что было непонятно, как в них вообще можно было передвигаться. Волосы, разделённые ровно посередине пробором, блестели от жирного лака и закручивались в бараньи рога, причём правый рог был значительно меньше левого.

— Вы нас напугали, — попробовал улыбнуться Юрий.

— Ну конечно, а как же иначе? — другой клоун едва не лопался от восторга. — В таком мрачном городишке как вы могли ожидать увидеть людей, чьё ремесло — веселье!

Глядя на него снизу вверх, Хорь подумал о ходулях. Однако двигался он с кошачьей грацией, безмятежно нависая над мужчиной и женщиной и крутя головой. Одет в шутовской картуз и брюки, сильно оттопыренные на животе, будто не далее, чем полчаса назад этот парень сожрал шар для боулинга. Лицо скорее грустное, чем забавное; судя по тому, с какой силой товарка по ремеслу колотила его локтём по бедру (потому как выше просто не доставала), он успел ей изрядно надоесть. Алые щёки, опущенные вниз краешки подкрашенных губ — кстати, отчаянно-синих — и оттопыренные уши вызывали у Юрия не вполне ясное ощущение стыда — словно это он ответственен за то, что на детских утренниках и уличных представлениях этому клоуну доставалось больше всего щипков и ударов игрушечной кувалдой по спине.