Темный рыцарь Алкмаара - Алексей Чернов

Алкмаарец на полном скаку врезался в шеренгу. Удар был такой, что три или четыре воина попросту отлетели прочь, шеренга раскрылась, как раскрываются ворота под ударом кованого сапога.

– Свет души! – заорал Дарган, и его меч обрушился на голову того, кто оказался справа, и тут же, развернувшись в седле, алкмаарец снес голову одержимого слева.

От крика Дарган мигом охрип, и уже до конца дня хрипел и шипел как настоящая нежить.

Короткие прямые мечи одержимых лишь царапали броню коня, не в силах причинить вред. Зато Бешеный ударом костяного рога вспорол живот парню из второй шеренги и обломком рога боднул второго. Вторая и третья людские ниточки лопнули под напором Бешеного и его всадника. Но следом за одержимыми шли противники куда более грозные – воины в металлических нагрудниках, вооруженные каждый двумя боевыми топорами.

Вдали трепетало знамя – алое в центре, по краям, будто застланное дымом, и на алом фоне – треугольный, покрытый трещинами щит, над срезом которого поднималась черная голова дикого борова, пожирающего кроваво-красное солнце. Два дракона, скованных цепью, держали щит в своих лапах.

– Легионы проклятых. Круш-ши их! – зашипел вдали голос.– С ними демон Белиарх-х! Круш-ши!

Дарган взмахнул мечом. С клинка текла лента синего огня – магия «Света души» отныне питала клинок Даргана.

Двое рухнули, один из воинов проклятых завизжал, другие попятились, тесня своих, и вторая шеренга берсерков разломилась. Бешеный поднялся в воздух и попросту перелетел через вторую линию, как обычный конь прыгает через старый плетень.

Теперь впереди – третья шеренга. Но не только – между вторым и третьим рядом возник Белиарх. Летучий конь прямиком несся на демона. Огромная тварь с лиловой кожей вскинула руки, один удар этой лапы мог вышибить дух из Даргана и разорвать коня. Опьяненный кровью и смертью Дарган поднял меч и завопил:

– Свет души! – и понесся на демона.

План был простой – отрубить демону руку и мчаться дальше, пока урод ревет и мечется от боли и злобы.

Бешеный поднялся еще выше. Огонь с копыт бил в хари берсеркам и слепил.

– Свет души!

Демон был уже рядом.

Но вместо того, чтобы принять бой, Белиарх попятился. А потом вдруг развернулся и кинулся бежать, сминая третью шеренгу идеально построенного легиона. Дорога была открыта. Опьяненный победой, ринулся Дарган в эту брешь и понесся вперед.

– Круши легионы! – уже едва-едва долетал голос Прушина.

И Дарган крушил – но вряд ли он делал это по приказу глашатая безмясой. Талисман уводил его все дальше и дальше, и воля Мортис была над юношей больше не властна.

Проклятые расступались перед ним, пропуская, и вновь смыкались – шеренга за шеренгой, уже не боевая линия, а вспомогательные когорты, резерв. А он все мчался, взрезая все построения насквозь, не нанося серьезного урона, просто прокладывая себе путь, все дальше и дальше от армии Мортис. Куда – неведомо. Куда глаза глядят. А глядели они в данный момент на запад.

Чем дальше гнал коня Дарган, тем слабее становился зов Прушина.

Крики воинов, ржание лошадей, вопли демонов, визг, треск ломаемых копий, звон железа – все это сливалось в сплошной гул у него за спиной.

Уже кончились черные выжженные земли, пошли желтеющие кусты, отдельно стоящие деревья.

Конь одним прыжком перескочил мутный ручей и помчался дальше.

– Священный огонь! – вопили проклятые, идя в атаку.

Демон разбрасывал рядовых нежити, как жалкие щепки. Следом стальным валом накатывали берсерки – одержимые практически все полегли в первой атаке. Но воины Мортис не отступали. Они рубились с яростью, которой мог бы позавидовать любой рыцарь Империи. Так они и стояли, не уступая друг другу, строй против строя, нанося удары, одни падали, их место занимали другие. Сцепившись, порой ни проклятые, ни нежить не могли сделать ни шагу ни вперед, ни назад. Их вопли сливались в какое-то невнятное ворчание. Так ворчит гром. И молнии сверкали – синие, зеленые, алые всполохи магического огня прокатывались над головами дерущихся.

Не было лишь солнечного света.

Рыцарь ада на черном коне ворвался в строй нежити, огромным своим мечом рассек разом троих, потом еще одного и еще… Окутанный прахом, как дымом, он пробился сквозь первый строй и врезался в отряд живых. Алая живая кровь, брызжа на доспехи, шипела, но тут же стекала на землю уже не алой струей, а серо-коричневой пеной.

Так он бесился, пока Баньши, уже не человек, но лишь рисунок размытой черной краской на белом листе, окутала его своей магией, и заставила на миг замереть – тогда сразу несколько топоров разрубили его плоть и отправили душу туда, где и положено быть душе проклятого – в пламя Преисподней.

А потом королева личей изрыгнула бешеное пламя и сожгла сразу целую колонну берсерков.

Пламя – оно служит не только проклятым.

Когорты попятились.

Тога в атаку пошли храмовники, вооруженные копьями.

Нежить одолела.

Дарган мчался дальше, углубляясь в лес по дороге, больше похожей на тропинку. Гром битвы долетал даже сюда, но делался все тише и тише, уступая место лесным голосам. Деревья расступились, и Дарган выехал к реке. Ее синяя лента неспешно вилась меж пологими, поросшим лесом берегами, с реки долетал прохладный ветерок. Конь вынес всадника к стремнине и глубине, но летучему коню не нужны были ни мост, ни паром – он понесся над водой, наискось пересекая реку. Кто-то из солдат имперцев, охранявших построенный выше по течению мост, заметил жуткого всадника,– но Дарган был слишком далеко, чтобы достать его стрелой или болтом из арбалета.

Перелетая реку, алкмаарец видел, как отражаются горящие копыта в синей воде реки. Он не сразу понял, что краски вернулись в мир – его глаза вновь различали зелень деревьев, синь реки и голубизну неба, и алое зарево, что поднималось за спиной – там, где кипела битва.

Что за реку он пересек? Неведомо. Ясно, что не Гномий поток, тот остался куда восточнее. Гномьим потоком называли в Алкмааре реку, что брала начало в ущелье Ста водопадов. Дед, вернее, его дух, любил рассказывать о том, как побывал в тех местах и привез из серверных земель удивительные самоцветы и гномий арбалет, из которого никто не умел в Алкмааре стрелять.

«Интересная вещь,– думал Дарган,– реки имеют обычно сразу много имен. К примеру, Альзон, великая река Алкмаара. В верхнем течении ее называют Авлаарской рекой – ибо она берет начало в тающих лендниках Авлаарских гор. В среднем течении река уже именуется Альзоном. В нижнем ей поклоняются как духу Первого предка и величают „Отец всех рек“, а король-жрец называет Альзон своим, особым именем, и это имя записано на его тайной карте, а на обычных картах для простых моряков и торговцев никакого названия нет – и каждый вписывает свое. Все оттого, что реки изменчивы. Но ведь и люди изменчивы тоже. Особенно сильно они меняются после смерти. Надо было взять себе новое имя. Но тогда я изменюсь еще больше, и Лиин не узнает меня. А Лиин должна узнать меня, когда мы встретимся».