Селена, дочь Клеопатры - Франсуаза Шандернагор

– Нет.

На ней больше не было украшений, ее красивые кошачьи глаза покраснели, она была грязная, как старая намасленная статуя. Шаль прикрывала лоб, а снизу была натянута до подбородка; и поскольку на берегу продолжались песни, где мужчины и женщины, хохоча, бегали друг за другом, она заткнула уши.

Птолемей Филадельф, надлежащим образом выбритый, чудом выжил после вскрытия абсцесса. Гной вышел, и ребенок начал медленно выздоравливать. Селену пригласили принести благодарность Серапису и Исиде Локийской, храм которой находился неподалеку от дворца.

После поездки в Канопу девочка по-прежнему мучилась от болей: кожа на ее руках облезла, что привело Олимпа в страшное возмущение. Он приказал наголо побрить служанку и сделать татуировку на ее голове, а также конфисковал у Диотелеса свой главный трофей – старую львиную шкуру, которой он частенько любил укрываться. Из-за небрежности обоих глаза принцессы снова начали гноиться. Чтобы избежать солнечных ожогов, в своем рае она теперь постоянно носила на лице вуаль, плотную коричневую вуаль, почти не пропускающую свет. Она ходила размеренным шагом, боясь упасть, и не могла ни читать, ни писать. И даже «разворачивать» свитки. Она проводила дни в саду, сидя у большого бассейна в компании музыкантов. Няня и слуги заволновались: не отдала ли маленькая принцесса свое здоровье, чтобы спасти брата? Такое самопожертвование заслуживало вознаграждения: предупреждались ее малейшие желания, ее откармливали фисташками, фаршированными финиками, медовым фланом, жареными улитками. Сводные братья навещали ее как больную и почти забыли, что умирающим был Птолемей.

Каждый раз, приходя в Музеум, Антилл навещал сестру и, заметив ее издалека, кричал:

– А, вот и Фортуна с завязанными глазами! Оставь себе свою болезнь, а мне уступи удачу! Фортуна, Фортуната, мой несгибаемый тростник, не пытайся меня разжалобить, ты проживешь больше, чем мы! – И сразу же, как истинный римлянин, он принимался хохотать для заклинания судьбы.

После чего Антилл играл с Селеной в кости и позволял ей выигрывать: через свою вдовью вуаль она не могла считать точки.

– Ах, ради Поллукса, я опять проиграл! Все на той же стороне: переворот собаки! Тебе, мой маленький темноглазый крот, везет в игре, значит, ты будешь успешной во всем!

Цезарион, так же как Олимп и окулист, уверял в прогрессе лечения, пытался убедить сестру сбросить свою серо-коричневую вуаль, по крайней мере в помещении:

– Ты выздоравливаешь. И тебе нечего бояться в комнате с закрытыми ставнями. Перестань прятаться! Ты должна заново привыкнуть к свету, отважиться посмотреть… Наш камергер приказал открыть большие залы твоего дворца, работы уже закончены. На полу больше нет ни гальки, ни мрачных изображений: теперь там мозаика из розового и зеленого оникса, гладкая для ног и приятная взгляду – ты будешь довольна. А во дворе – сады, полные птиц, лодок, пальмовых деревьев: художники открыли вид на Нил! Ты влюбишься в то, что увидят твои глаза. Стоит только их открыть…

Несколько раз, теряя надежду переубедить ее, он ограничивался тем, что проверял, не сказывается ли заточение на ее занятиях.

– Мне не нужно читать, – протестовала она, – у меня есть чтица.

– Да, но Николай утверждает, тебе нужно много писать!

– Зачем? Я диктую, а Диотелес пишет за меня.

– Как обстоят дела с Гомером? Сейчас посмотрим. Кто был прорицателем у царя Приама?

– Это легко! Кассандра и Гелен, двое из его детей.

– Хорошо. А советники?

– Гектор.

– Нет, Гектор был его генералом. Я сказал: советники…

– Идас! Э-э… Нет. Может быть, Агенор? Или кто-то другой?.. Ну, я не знаю кто.

– Это Полидамас. Селена, ты недостаточно часто пересматриваешь свои записи. Несмотря на все неприятности, Птолемей уже знает наизусть слоги из двух букв, а Иотапа без ошибок выучила алфавит! Скоро так случится, что они будут знать больше, чем ты… Тебе нужно заниматься и выбросить свои покрывала плаксы! Наша мама рассердится, если увидит свою дочь, разодетую, как Кассандра!

– Это меня очень удивит! Сейчас ее голова занята совершенно другими заботами!.. О, прошу прощения, сын Амона, я не хотела показаться дерзкой и не хочу, чтобы меня выпороли…

Недавно Селена узнала от Диотелеса, что их родители покинули Самос вместе со всем флотом. Теперь они находились в Афинах и устраивали там большие праздники в ожидании армянских легионов, которые должны были собраться в Греции после длительного перехода через Византию, Фракию и Македонию.

– Неужели римляне нас захватят? – спросила она у своего педагога.

– Конечно же нет! Именно в Греции твой отец будет сражаться с римскими предводителями.

– Но мой отец – римлянин…

– Ну да, римляне не согласны друг с другом, в этом и проблема.

– А Египет? Внутри Египта нет разногласий? Нет?.. Тогда мои родители победят!

Глава 20

Если Серапис вылечил Птолемея, то Селену исцелила Исида, та Исида Локийская, которая «обитает» в большом храме Царского квартала – в старом здании, которое не так уж часто посещали. С того момента, как Царица переселила свою свиту на Антиродос, где для богини построили совсем новый алтарь, храм Исиды Локийской принимал всего несколько прилежных служанок на утренней службе или наемных писарей из контор «внутренних» дворцов. Со временем даже закрыли дверь, ведущую от дворца Тысячи Колонн прямо к заднему входу в храм. И когда в виде исключения ее снова отворили для того, чтобы царица Кирены могла вознести благодарность Серапису, Селена обнаружила там неухоженный сад, расположенный прямо за ее раем, а в конце этого сада – глухой переулок, спрятанный за низкой дверью в одном из внутренних дворов храма Исиды.

Ребенку понравился этот лабиринт? Или кротость затворников в белых одеждах? Или возможность сделать более ошеломляющий вывод, чем те, к которым она приходила, размышляя под своей вуалью или в своем саду? В любом случае, когда «больная» потребовала восстановить сообщение между раем и храмом, никто не посмел ей противоречить. В особенности Сиприс и Таус, которые после истории с разбитой статуэткой боялись, что Селена останется в плохих отношениях с богиней: вот бы они помирились! Девочка взяла привычку ускользать из дворца и из-под контроля в любой момент, пользуясь потайной дверью, и проводить время в темном переулке между стенами – этом узком коридоре в прошлое.

Впоследствии, когда ее жизнь рухнет и воспоминания об Александрии рассеются, ей покажется, что тогда она слишком много времени посвящала богине. Но о тех вечерах, когда она перебирала цветы в корзинах или укладывала по порядку палочки в систре, у нее все же останутся смутные воспоминания.

Особенно об ощущении свежести. Дворы были настолько маленькими, а стены настолько высокими, что наполнялись тенью и покоем, едва наступал полдень. Может быть, ей даже стало холодно, когда она согласилась снять свое покрывало? Вероятно, старые затворницы рассказали ей, что Исиде, Повелительнице звезд и Света огней, не нравилось смотреть на нее закутанную:

– Осенью, в месяц Хатхор, когда отмечается смерть и расчленение Осириса, мы тоже завернемся в ночь, и ты сможешь носить траур вместе со всеми. В остальное время года мы живем в радости. Радости жены Исиды, воскресившей любимого брата, и в радости Исиды-матери, родившей ребенка Гора, торжествующего над злом.

Селене понадобится много времени, чтобы вспомнить эти слова… или выдумать их. Хорошенько поразмыслив, она скорее поверила, что служительницы Исиды предложили ей сделку: если она снимет свое траурное одеяние, то из шкафов для нее достанут гардероб богини. Одно можно сказать точно: она видела эти наряды – десятки разноцветных туник, вышитых накидок, париков из натуральных волос, расчесок из слоновой кости, изумрудные подвески и даже роскошь больше, чем царскую, – маленькие жемчужины для сандалий! Однажды вечером, на праздновании Дня мореплавания Исиды, когда богиня должна была одеться в большой черный плащ, усеянный звездами, Селена помогла главной служительнице выбирать эти жемчужины. И на следующий день богиня благодарно улыбнулась девочке, так же как когда-то разговаривала с ней и приглашала ощутить сладость ветра на губах: «Селена, попробуй жизнь на вкус, она сладкая».

– Иногда богиня говорит мне слова…

– Вполне возможно, – отвечали старухи, – но она разговаривала бы с тобой больше, если бы ты была посвященной.

– Я хочу быть посвященной.

– Ты еще слишком юная, нужно подождать, пока богиня позовет тебя.

– Как я узнаю, что она меня зовет?

– Она сообщит тебе об этом во сне и одновременно предупредит нашего первосвященника. Наберись терпения, однажды ты узнаешь все тайны мира.

Поверив им, она осталась, и от долгих молитв, капельных клепсидр и дурманящего запаха кедровых сундуков, где хранились священные писания, приходила в священный трепет. После того как она проводила с затворницами по два часа кряду (из-за ежедневных забот в храме Исиды всегда следили за временем), ее тоска падала в пропасть, как камень. Она чувствовала невероятное облегчение: воздух словно бы искрился над ней, и порой, возвращаясь во дворец, она ловила себя на том, что подпрыгивала.