Тщеславная мачеха - Фиделис Морган

– Как это любезно с вашей стороны, мадемуазель Смит. – Графиня потащила за собой Элпью. – Я рада, что здесь у вас есть подруга. Полагаю, вам довольно одиноко в Сен-Жермене теперь, когда Аурелия…

– Ее смерть, конечно, потрясла меня. Но я уже сказала Элпью, что едва знала ее. Так, разика два перебросилась с ней несколькими фразами.

– Интересно, а что думает обо всем этом маркиз?

– Он не знает. – Леонора приняла серьезный вид. – Но уверена, он обвинил бы в этом картофель. Если ненормальные англичане настаивают на употреблении в пищу этих ядовитых клубней, что ж, он считает подобные случаи неизбежными. А теперь прошу следовать за мной. Я приведу вас на кухню, и, после того как умоетесь, вы сможете отведать кушаний, достойных короля.

Когда тени удлинились, графиня и Элпью, набив карманы хлебом и сыром, с сумками, раздутыми от фруктов и пирожных, вышли из боковой двери к своей карете.

– Bon soir, mesdames! – Перед ними стоял барон Люневиль, высокий английский аристократ, который постоянно приезжал в Сен-Жермен, спасаясь от несносного горошка. Вид у него был удрученный.

– Вы ехать Сен-Жермен? – спросила графиня, полагая, что, если она выпустит из предложения несколько слов, французам будет легче понять ее.

Он покачал головой и погрозил пальцем.

– Pas aujourd'hui. – Наклонившись к ним, он заговорщицки прошептал: – Le Roi! – И закатил глаза. – Interdit! [67]

Графиня смутилась. Вероятно, это из-за нее версальским придворным запретили скрываться от горошка в Сен-Жермене. Барон удалился; к сыщицам подкатила карета. Они подняли свои сумки.

С форейторского места спрыгнул лакей Роджер и открыл дверцу для герцога де Шарма. Тот, щеголяя серебристым атласным костюмом с вишнево-красными лентами, в пене кружев и по-прежнему опасно покачиваясь на очень высоких каблуках, ступил на землю.

Он заметил Элпью, и глаза его засияли.

– О, моя девушка-там-там! – С трудом сохраняя равновесие, герцог де Шарм двинулся к Элпью, подняв руки и собираясь похлопать ее по вздымавшимся над вырезом платья полушариям грудей.

– Только попробуй, наглый хлыщ. – Элпью ткнула надушенного павлина кулаком в лицо. – Последний раз, когда ты бил меня по груди, как по африканским барабанам, я сказала, что двину тебе в рожу, если ты еще раз распустишь руки. И не говори, что я не предупреждала тебя.

У герцога де Шарма глаза полезли на лоб, а открывшийся рот образовал идеальную букву О.

– Милорд! – воскликнул Роджер, пытаясь подхватить герцога, который все пятился, пытаясь устоять на высоких каблуках. – О, милорд герцог!

– Кто-нибудь поможет мне выбраться из этой проклятой кареты? Я задыхаюсь. – Из кареты высунулась бледная женщина с темно-каштановыми волосами. Элпью сразу же узнала в ней ту особу, которую видела с Уиппингемом в день смерти Аурелии. – Ну ладно. – Подобрав юбки, женщина выпрыгнула самостоятельно и, приземлившись, едва удержалась на ногах. Она развернула веер и начала обмахиваться им. – Слишком жарко. При такой погоде в Версале просто ад. – Лакей, помогавший своему господину сохранить равновесие, сердито посмотрел на женщину. – Идемте, милорд, – позвала та, хватая герцога за локоть. – Мы опоздаем.

Не отрывая взгляда от выреза Элпью, герцог обратился к ней:

– Я лишь восхищался вашей необыкновенной poitrine, [68] мадам. – Он уже стоял ровно и расправлял ленточки, зацепившиеся за голубую перевязь и локоны огромного парика, который, в свою очередь, зацепился за бриллиантовые серьги. – Это комплимент. Люблю женщин с крупным фасадом. – Он изобразил пышную грудь, потом поцеловал кончики пальцев. – Parfait! [69]

Элпью злобно оскалилась. Графиня схватила ее за руку, пока та снова не бросилась на вельможу.

– О-ла-ла! – с огоньком в глазах воскликнул герцог. – Les fauves! [70]

Как привидение мужчина в черном скользнул между ними. Он молча посмотрел графине в глаза и указал на карету.

– Мы поедем в карете герцога?

– Она не моя, – хихикнул герцог, взмахнув своей украшенной серебром тростью из черного дерева, так что звякнули все его браслеты. – Allons.

Покачиваясь, он направился к дворцу. Таинственная женщина шла, отставая от него на несколько шагов.

Когда графиня забралась в карету, мужчина в черном протянул руку.

– Что ему теперь надо? – спросила Элпью.

Он сделал вид, что пишет.

– Надеюсь, ты запомнила это. – Достав из сумочки непонятную записку, графиня отдала ее.

– Вы же знаете меня, миледи. Записка запечаталась у меня в голове.

Лакей запрыгнул на запятки; мужчина в черном хлопнул по дверце кареты, и лошади тронулись.

– Фу! – Элпью замахала руками, чтобы очистить воздух внутри кареты. – Этот тип душится сильнее, чем все ковент-гарденские проститутки, вместе взятые. Ату женщину, что былас ним, я видела с Уиппингемом. Это его жена, герцогиня?

– Еще чего! – Графиня откинулась на сиденье и скривила губы. – Конечно, нет. Да эта особа ему в дочери годится. Герцогиня – неприметная женщина странной внешности. У нее огромный крючковатый нос, почти достающий до капризных вишневых губок.

– Значит, ее легко узнать?

– Да, ее не пропустишь, – фыркнула графиня. – Она похожа на попугая, который ест вишню.

– А она высмеивает его женоподобность?

– Au contraire. Она, похоже, в нем души не чает.

– Удивительно, что такого расфуфыренного щеголя окружают обожающие его женщины!

– Да, у французов так, – отозвалась графиня. – Их представление о мужественности прямо противоположно нашему.

Элпью любовалась элегантными улицами городка.

– Трудность с расследованием отравления заключается в том, что убийце даже не обязательно присутствовать при смертоносном ужине. Он вполне может находиться на кухне. Спать наверху. Прийти в замок с улицы…

– Да, Элпью, дорогая, я поняла тебя. – Графиня потерла руки и обнажила в улыбке зубы. На этой стадии пессимизм ей был не нужен. Если они выполнят данную работу, то через пару недель смогут уехать. – Так что нам известно? Кого мы подозреваем?

– Всех, – ответила Элпью. – Ну и сборище!

– Был ли у кого-нибудь, кроме леди Уиппингем, мотив для убийства несчастной девушки?

– Выдумаете, что это леди Уиппингем? Почему? Потому что девица флиртовала с ее мужем? – Элпью задумалась. – Мне это кажется недостаточным. К тому же, как я вам говорила, она вроде бы увлечена доктором Стикуортом.

– Возможно, они проделали это вместе. Любой врач может раздобыть яд.

– И как мы согласились ранее, миледи, яд не самый надежный способ. Отравитель действительно нанес удар, но ту ли цель поразил? Леди Мердо-Мактавиш убеждена, что яд предназначался ей.

– Яд… – Графиня откинулась на сиденье и задумалась. Она припомнила все случаи отравления, о которых читала. – Это оружие трусов.

– Или любителей понаблюдать, – добавила Элпью. – Подкладываешь яд, а потом сидишь и наблюдаешь за его действием.

– Если вдуматься, почему больше никто из нас не пострадал? Почему погибла только Аурелия, когда все мы ели одно и то же?

– Вы же были там. Постарайтесь вспомнить. Что она ела и пила?

– Она выпила вина. Но и все остальные пили вино. Я тоже. Она даже налила себе еще.

– А что она ела, вы помните?

– Вот что странно, она ела то же, что и я.

– Наверняка она съела что-то такое, чего не брали вы.

Графиня ощутила неловкость. Ей не хотелось, чтобы ее сочли обжорой, но…

– Ты знаешь, как я люблю поесть, Элпью. Ну и взяла всего понемножку. Чтобы попробовать. Я взяла по чуть-чуть со всех блюд до единого. Поэтому, даже если она что-то и пропустила, я ела все. – Графиня смущенно поерзала. – Такое искушение.

– Ну тогда ладно. – Элпью улыбнулась признанию графини. – Возможно, ваш желудок лучше приспособлен к этой пище. По здравом размышлении, миледи, на ум приходит другая мысль: если некто подсыпал яд, полагаю, этот человек опасался есть с того же стола, чтобы случайно не отравиться. Кто-нибудь привередничал за ужином?

– Да… в самую точку. За столом сидел человек, который брал еду и прятал в сумку. – Графиня выпрямилась, схватив Элпью за руку. – Изабелла Мердо-Мактавиш.

– Черт! – Элпью стукнула кулаком о кулак. – Жаль, я не знала этого раньше. Я бы порасспросила ее прошлым вечером. Она сказала, что считала Аурелию противной.

– Все считали Аурелию противной. И давай скажем правду – она была противной. Упокой, Господи, ее душу. – Графиня перекрестилась.

– Значит, все женщины определенного возраста, кроме леди Прюд, получили записки? А у леди Прюд, между прочим, какие-то делишки с Уэклендом, – заметила Элпью. – Я слышала, как они ссорились на кухне словно муж и жена.

– Леди Прюд? Она того же возраста, что и другие. – Графиня провела пальцем по губам, размазав помаду до носа. – И однако же Аурелия тоже получила записку. А ей, как и мадемуазель Смит, было всего шестнадцать или семнадцать лет.