Драматические отрывки и отдельные сцены (1832-1837) - Николай Гоголь

Вы говорите, что выставлять порочное не достигает цели: осмеяние не действует на порочных; но не лицемерны [но нелицемерны слова] ли были [были те] уста, произнесшие такие речи? Как важно, [Как возвышенно] значительно значенье осмеянья. Благодарным [Велик<одушное>] сочувствием отзывается [Благородное сочувствие родит] оно в благородном и отзывается робкою боязнью в преступном сердце. Часто умевший не бояться ничего не выносит насмешки. [Далее было: Вы почти готовы находить безнравственным смех] О, еще далеко не понято высокое значенье чистого смеха, не злобного, порожденного не оскорбленною личностью смеха, [личностью человека] но светлого, излетающего из ясной душевной глубины. О, вы еще не знаете, как высоко нравственен и силен смех, проникнувший произведение!

То, что сказывается разгоряченным [распыленным] голосом, может быть, возбудило <бы> неумеренную силу негодования, то облеченное в смех уже родит спокой<ствие>, [спокойное чувство] умиряет и успокоивает человека. Ожесточенный и огорченный <?> обидой, несправедливостью человек уже бы поднял, может быть, руку на своего врага; но, увидя достойно осмеянным в театре, уже почти примиряется. [Далее было: не выносит из театра душа его] Душа его не выносит злобного чувства из театра, и светлое остается в душе, ибо смех и есть враг всему темному. Там нет ни сомнений, ни волнения, [Вместо: «и светлое ~ волнения»: и светлое остается в душе, ибо там не царствует [ни су<ета>], ни мятеж, ни мрачная буря волнений] где царствует высокий праздничный смех. Но по неясным слухам и неправо судит толпа — и готова выводить из незначительных булавочных исключений законы для всего громадного, величавого. Долго еще будут смешивать чистые отвлеченные созданья поэтов [высокое создание их] с созданьями, внушенными личными страстями [личностями] и личными целями, — с созданьями тех, которые приняли названье поэтов, [Далее было: и всё без различия будет называться побасенками] и <всё> без различия, необдуманно, бессмысленно будет еще долго называться побасенками. Есть люди, готовые назвать даже и то, что истекло из уст Гомера и Шекспира, побасенками! Побасенки! А вон протекли двадцать веков, города исчезли и снеслись с лица земли, а побасенки живут и повторяются доныне, и внемлют им мудрые цари, глубокие правители; [Далее было: вожди, [обитатели владеющие], старцы и юноши] прекрасные старцы и полные благородных сил юноши, и бедняки убогие льют над ними слезы. [а. душевные слезы б. слезы восторга] Побасенки! А вон собралась бесчисленная толпа, наполнив великолепные ложи, кресла и галлереи: [Далее было: в громадном театре] стонут балконы театров; вся сдвинулась, вся слилась она в одно чувство, вся превратилась в одного человека, и гремят рукоплесканья тому, которого уже пятьсот лет <нет> на свете. Слышит ли он в могиле, отзывается ли душа, [а. отзывается ли сочувствием его сердце б. отзывается ли сочувствием истлевшее его сердце] терпевшая горе жизни и низкую земную участь? Побасенки! а вон среди сей же собравшейся толпы [а вон в сей толпе <?>] пришел один с растерзанной душой, с измученным сердцем, пришел объятый горем жизни, согбенный суровым гнетом несчастий; [а. обремененный б. объятый горем жизни и суровым гнетом несчастий] пришел уже безнадежный, [отчаявшись] он готов был вознести руку на самого себя и прекратить свои мученья, — но вдруг божественно потряслась душа, — рыданья, смех и слезы хлынули вдруг из его очей, и гимн благодаренья уже стремится из души, и выходит он примиренный с жизнью. Побасенки!.. О, благороден и вечно велик тот, кто внимает [кто преклоняет] к таким побасенкам [Далее было: и простирает [руку защиты] великодушную руку защиты бедным странникам — на произведение подобных побасенок. После отступа в несколько строк было: И да ниспошлет [небо] [он] тебе неутомимые силы <?> произвести много [прекрасных] величественных подвигов [привлекущих к тебе сердца всех], [за которые влекут], <за которые > будут греметь благодарность вечную потомства. Но вы простите мне, мои соотечественники, упрек. Мне грустно и <1 нрзб.> грустно, и я не знаю сам, отчего грустно в душе моей. Мне тяжело ваше безучастие и тяжело было слышать голос негодованья и нерасположенья [Не в силах я снести и удаляюсь от <вас>] Душа моя <не может > нанести кому-либо огорченье. Я удалюсь, мной овладела <грусть>. Я удалюсь от вас. Первоначально этими словами кончалась пьеса. После отступа в несколько строк была написана фраза: И оттуда представится мне живым во всем громадном своем величии] и вечной благодарностью потомства осветится имя того, который простирает великодушную руку защиты бедным странникам земли, производящим такие побасенки. И ты, [И ты великодушный] простерший с высоты твоего величия голос [свежительный голос] ободренья и защиты, великий царь. [Далее было: Душа, жизнь русск<ая>] О, как полно мое сердце и как глубоко [и как сильно] оросили святые <?> слезы благодаренья! И вы, мои соотечественники… Но чувство неведомой грусти теснится невольно ко мне в душу. Мне тяжело было слышать голос безжалостного <?> нерасположения и безучастия [а. сей голос негодования и нерасположения б. сей голос нерасположения и безучастия] и тяжело душе нанесть… Я удалюсь от вас. Пусть это минутная, последняя <?> грусть. Я удалюсь: пустыня мне нужна и долго <1 нрзб.>. Далеко унесу мою скитающуюся судьбу — в другие, дальние пределы. Но не думайте, чтобы омрачило мою душу сие тяжелое воспоминание [Сверху приписана фраза, не поддающаяся прочтению. ] Нет, оно слетит всё, слетит мрачность в моем очищенном воспоминании, и вы предстанете [вы предстанете предо мной со все<ми>] одной вечно<й> светлой стороной вашего духа. Отлетит в глазах временная и мутная темнота, и предстанет предо мной в одном только блеске и гордой чистоте своей Россия.

II. ЧЕРНОВЫЕ НАБРОСКИ ВТОРОЙ РЕДАКЦИИ

— Я с вами совершенно согласен. Это, это, это… Ведь что ж это? Это просто… я не знаю… А ведь если такие вещи, да притом и в глазах всех, ведь это… Да после этого, признаюсь… Да он опасный человек. С ним нельзя быть в обществе. Ведь эдак он, пожалуй, эдак он… [Далее было: Для него, значит, уж никого нет] Уж значит что у него нет ни бога, ни религии… Он всё обсмеет.

— Смотри, не затеряйся, выйдем вместе! Да ну, проталкивай <?> толпу, что стал… Вот те и на: ни вперед, ни назад. Эк его запрудило народом!

Как будто из омута вырвался! [Среди проб пера на обороте листа выписано каллиграфическим почерком: Автор пиесы. Выходя я вырвался как будто из омута. Фраза повторена дважды. После «вырвался» было: когда восторженный, как юноша] Вот наконец и крики, рукоплесканья! Весь театр гремит. Вот и слава! Боже! Как бы забилось назад тому лет семь, восемь мое сердце. Как встрепенулось бы всё во мне! Но то было давно. Я был тогда восторжен, дерзкомыслен, как юноша. [Далее было: и спасительное провидение не дало мне вкусить [слав<ы>] обольстительного питья похвал] Благодарю спасительное провиденье за то, что оно не дало вкусить мне разных <?> восторгов, незаслуженных хвал. [что не дали вкусить мне тогда] Теперь — но рукоплесканья уже не властны. [Теперь, зачем же теперь не встрепенулось так оно? Далее начато: холод] Много ушло воды. Рукоплесканье света не обманет [теперь легко достается — и первый искусный актер, и ловкий фокусник…] Умудрит хоть кого холод лет. [Вместо «умудрит хоть кого холод лет»: а теперь — холод лет умудрит хоть кого] И видишь [Далее было: что мало зн<ачат?>] наконец старую истину. Теперь — но я уже охладел, и старая истина — что рукоплесканья ничего не значат. Теперь я принял холодно: не гордое пренебреженье — нет! но горькая истина, что ничего еще не значит всеобщее плесканье, [Душа моя холодно приняла эти плески — не потому, что пренебрегала — нет, но потому, что рукоплесканья — не оценка] что [Далее было: все народы] равным плеском венчаются [Далее было: а. все — и коми<к> б. все — и оратор] и актер, достигший последних глубоких знаний сердца, и фокусник [и плясун] выкидывающий

——

Сени театра в пиластрах и колоннах, с боков — лестницы в ложи и двери — в партер. Слышен гул рукоплеск<аний…> [Слышится глухо и д<олго?>]

——

[Всё покрывается равными плесками] Голова ли думает и сердце ли чувствует, [голова и сердце работает] душа ли звучит, ноги работают, или руки перевертывают стаканы — всё покрывается равными плесками, и никогда не узнаешь от другого, в какой степени выполнил свое дело, и где тебе место.

——

Помните, что в то время, когда жизнь многих — жизнь мелочная, пустая, становится школ<ой?> холода и эгоизма, когда [когда говоря] не в духе человек <?>, в то время может мне случилось чудо чудеснее всех чудес, — подобно как буря настает тогда, когда ждет обыкновенной тишины мореход на поверхности. Блаженство столько находит <2 нрзб.>