Кинокомпания Ким Чен Ир представляет - Пол Фишер

Многие из них даже не знали, что подписано перемирие». После перемирия процесс замедлился, но не прекратился: по оценкам сеульского Корейского института национального объединения в период между 1953-м и 2005 годами в Северную Корею увезли еще четыре тысячи граждан Юга, «отчасти потому, что Северная Корея нуждалась в их знаниях и навыках».

Случались и менее драматические похищения – никаких тайных операций, войн и физических нападений. Иногда южнокорейские рыбаки чересчур близко подходили к северной разграничительной линии, и их «спасали» северокорейские моряки. «Спасенных» затем снимали в кинохронике и прославляли на улицах Пхеньяна как народных героев, а затем, когда они сослужили свою рекламную службу, отправляли в лагеря. Трудовая партия уверяла, что эти люди «предпочли остаться в раю трудового народа и не возвращаться в ад капиталистического Юга». Девяносто три тысячи этнических корейцев заманили в КНДР из Японии обещаниями всевозможных благ и привилегий; чиновники встретили их на берегу, послали заниматься тяжелым физическим трудом во имя республики и ютиться в государственных квартирах. Ни один так и не вернулся домой.

Для операций такого рода конец 1970-х несомненно стал «золотой эпохой». Причина проста: Ким Чен Ир. Любимый руководитель не имел военного образования, не учился шпионажу, не работал в разведке, ни разу не выезжал из страны, зато смотрел и обожал все фильмы про Джеймса Бонда. (Позднее он намекал Син Сан Оку, что подобное западное кино считает практически документальными драмами.) Он не имел представления о сборе информации, стратегическом планировании и прочей занудной шпионской повседневности. Однако похищения (которые его подчиненные проводили все семидесятые), покушения (едва Ким Чен Ир возглавил иностранную разведку в 1974-м, его люди устроили покушение на Пак Чон Хи, а затем, в 1983-м – смертоносный Рангунский теракт), инфильтрация (его агенты все семидесятые и восьмидесятые не прекращали попыток внедриться в Южную Корею с моря и через тоннели под демилитаризованной зоной) и терроризм (вспомним теракт 1986 года в аэропорту Кимпхо, где погибли пятеро, а также захват и подрыв самолета «Корейских авиалиний» 1987-го, где погибли все)… по-видимому, Ким Чен Ир считал, что человеку его положения и амбиций приличествуют вот такие секретные операции.

«Секретные операции Ким Чен Ир обожал», – свидетельствует Хван Джан Ёп. «Похищения активно организовывались все 1970-е, – прибавляет бывший северокорейский оперативник Ан Мён Джин. – Едва в 1974-м его назначили преемником отца, Ким Чен Ир взялся руководить партийным отделом, занимавшимся внедрением в Южную Корею… Он распорядился обучать агентов идеально выдавать себя за местных, а в наставники им брать южнокорейцев. Поэтому стали систематически похищать японских, южнокорейских, арабских, китайских и европейских граждан. В Военном университете нам это преподносили как пример успехов Ким Чен Ира в повышении уровня инфильтрации». Некоторых японцев похищали для того, чтобы они преподавали будущим оперативникам язык и «культуру», обучали прикидываться местными на вражеской территории; других – для того, чтобы северокорейские шпионы затем пользовались их документами. Женщин похищали за красоту, а если они хорошо работали, их выдавали замуж за японских террористов, проживавших в Северной Корее. Страдали и те, кого не тронули, – семьи и друзья похищенных. Их близкие исчезали внезапно и навеки, их судьба навсегда оставалась загадкой.

Японская ассоциация родственников жертв, похищенных Северной Кореей, утверждает, что туда увезены – и, возможно, по сей день там находятся – граждане минимум двенадцати стран, включая Францию, Италию, Нидерланды и Иорданию. В период между 1978-м и 1982-м Чхве некоторых встречала: иорданку, Кэтрин Хон, а затем и французскую университетскую преподавательницу, которая говорила, что власти Франции наверняка добьются ее возвращения. Парикмахерша, которую Ким Чен Ир присылал к Чхве, поведала ей много историй о европейках, соблазненных и заманенных в Пхеньян северокорейскими оперативниками, которые притворялись богатыми китайцами; парикмахерша говорила, что знакома с женщинами из окрестных домов – их там держат под надзором и «промывают им мозги».

Все эти люди спали, ели, гуляли, приходили, уходили – и все равно были как призраки; Чхве подозревала, что и сама уже становится каким-то привидением. Ее хоть кто-нибудь ищет? Внешний мир вообще знает, что она еще жива? Или она попросту взяла и исчезла с лица земли?

15. Побег из Каштановой долины

– Заместитель директора, – сказал Син Сан Ок своему наставнику в просмотровой во время киносеанса, – меня зачем похитили-то? Бесплатно кино мне показать?

Тот пожал плечами:

– Вы раньше снимали фильмы. Наверное, они хотят, чтоб вы фильмы снимали.

Вы раньше снимали фильмы. Син поморщился и сам удивился: надо же, до сих пор задевает.

– Мои фильмы стоят дорого, – огрызнулся он.

– Это ерунда, не переживайте. Учитесь прилежнее, и все. У любимого руководителя товарища Ким Чен Ира золотые рудники. Он берет и тратит – то на кино, то на театр, то на музыку. На всякие художества. Вот насчет денег я бы на вашем месте не беспокоился.

Син между тем украдкой набивал карманы птифурами и орехами, которые подавали на сеансах. Ближе к вечеру он, как обычно, пойдет бродить по территории, замерит время ходьбы и прикинет свою выносливость. Неважно, зачем его похитили и хватит ли у Ким Чен Ира средств возродить его режиссерскую карьеру. Торчать в Северной Корее и выяснять подробности Син не планировал.

С приезда в Каштановую долину распорядок у него не менялся: с утра два часа политзанятий, затем обед, тихий час, затем два, иногда три фильма, отобранные Ким Чен Иром, между фильмами прогулка по долине, а после кино – ужин и отбой. Территорию окружала высокая бетонная стена с колючей проволокой поверху и вооруженными патрулями внизу Кураторы ночевали в доме. И все равно «моя решимость крепла с каждым днем», – позже писал Сии. Никто не желал сказать ему, где госпожа Чхве – жива ли она вообще. Он был уверен, что она мертва, и не хотел, как он выражался, «отдавать свою судьбу в их нежные руки».

Первые идеи плодов не принесли. Сначала Син подумывал выпросить поездку в Кэсон – наставник то и дело заводил разговор про «экскурсии по достопримечательностям», – спереть в ванной ножнички из маникюрного набора, тайком прихватить их с собой, вспороть покрышку на машине и на пару часов, а то и на всю ночь остаться в Кэсоне. Запасных покрышек, заметил он, у машины не было. Потом надо как-нибудь слинять от кураторов, «добраться до реки Имджин, прыгнуть в воду и поплыть». Имджин называли Рекой Мертвых – с севера она приносила сотни трупов, особенно когда случались голод или чистки. Река текла прямо через демилитаризованную зону: по пути Сину пришлось бы увертываться от противопехотных мин, колючей проволоки и пуль с обеих сторон границы. «Сейчас-то я сознаю, что план был дурацкий, – говорил он, – но отчаяние уже пересиливало здравый смысл». Мешало одно – свозить его в Кэсон наставники отказывались.

– Пока рано, – всякий раз отвечал заместитель директора. – Вы учи́тесь, а там и экскурсии начнутся.

Потом Син решил выкопать подземный ход под бетонной стеной. В лодочном сарае у озера он отыскал лопату, перепрятал ее, но возможности выскользнуть из дома и хотя бы приступить к раскопкам так и не представилось. Затем он попросил велосипед – якобы для физнагрузок, – и, к его удивлению, велосипед ему дали. Он планировал взять еду, которую складывал в корпус радиоприемника у себя в спальне, среди ночи выбраться из дома, доехать до железнодорожной станции и запрыгнуть на поезд до китайской границы. Эту стратегию пришлось отбросить почти сразу – выяснилось, что после заката кураторы запирают велосипед. Когда на виллу доставили цветной телевизор, Син украл куски пластиковой упаковки – сделать спасательный жилет на случай, если все-таки придется пересекать широкую бурную реку; в ту ночь он прокрался к озеру, проверил свое плавсредство и в процессе чуть не утонул.

Он даже подумывал убежать посреди суеты и беготни Дня независимости. Полез из окна пхеньянской квартиры, где жил с наставником после «массовых игр», – толком высунуться не успел, как дверь распахнулась и вошла куратор.

– Вы куда это собрались? – заорала она.

– Я… ну, фейерверк хотел посмотреть, – промямлил Сии. Сердце колотилось в горле, по лицу катился пот. Кураторша быстренько втащила его в комнату.

«Отсюда не убежать, – наконец вынужден был признать Сии. – Попросту нет никакого способа».

Казалось бы, ежедневные киносеансы должны были облегчить жизнь киноману Сину, но из-за них время словно еще больше замедлялось. Северокорейские фильмы были чудовищны – и во всех одно и то же, снова и снова. После каждого просмотра заместитель директора велел писать критический разбор, и Син писал с позиций кинематографиста. Затем его неизбежно просили переписать «с точки зрения пролетариата». Просмотровая, где Син поначалу надеялся обрести убежище, теперь тоже его бесила.