Биография отца Бешеного - Виктор Доценко

Потом жалела об этом и переживала до тех пор, пока не получила от меня письмо. Мы начали переписываться, а позд-нее Лариса приехала ко мне в гости во время летних каникул...

Но это случилось через год, а в тот момент...

- Дурак! - беззлобно, но мне тогда показалось как-то презрительно, бросила Лариса, повернулась и решительно пошла прочь.

В такие моменты остающийся почти всегда чувствует, когда уходящий хочет, чтобы его окликнули, остановили, попросили прощения, но я этого не почувствовал и дал ей уйти...

В студенческие годы она приезжала ко мне в Москву, но потом мы расстались...

Встретившись через три десятка лет, я узнал, что она была замужем за американцем, от которого родила сына. Сейчас ее сын оканчивает Бостонский университет, женился на американской девушке, и у него все тип-топ.

У Ларисы тоже более-менее все в порядке: она с головой ушла в бизнес, открыла несколько торговых фирм, одна из которых находится в Софии...

Однако продолжим...

С небольшим коричневым фибровым чемоданчиком с железными углами, забитым под завязку моими любимыми книгами, и восьмьюдесятью пятью рублями в кармане, я вышел из вагона поезда "Омск - Москва" на Казанском вокзале...

Прямо с вокзала я отправился на Ленинские горы, чтобы подать документы в приемную комиссию МГУ. Можете представить мое отчаяние, когда обнаружилось, что я приехал на целых полтора месяца раньше и что сейчас у меня не только не примут документы: их просто некому принимать, но и никто не даст разрешение на проживание в студенческом общежитии.

Мне как-то и в голову не пришло узнать, когда подаются документы в приемную комиссию и когда сдача экзаменов.

Возвращаться в Омск? С какими глазами? Тратить деньги на билеты? Этого я вообще не мог себе позволить. Что оставалось делать?

В растрепанных чувствах я брел по московским улицам, пытаясь найти выход. Знакомых - никого. Чтобы устроиться на работу, нужна прописка: в это меня посвятил комендант студенческого общежития университета, к которому я обратился с просьбой поселить меня хотя бы на одну ночь.

- Понимаю тебя, сынок, но не имею права... Вот если бы ты справочку какую принес из деканата или приемной комиссии... но кто ж тебе даст такую? - Он выразительно развел руками.

- Что же мне делать? - растерянно спросил я. - Может, где-то возьмут на временную работу?

- Эх, милай, рабочие руки всюду нужны, но у тебя же нет московской прописки, а без нее кто ж тебя возьмет? Разве только на разгрузку фруктов и овощей... - Он задумчиво потер в затылке. - Но тебе ж жить где-то надо... Да-а-а, - протянул он, - дела...

- А где происходят эти разгрузки? - на всякий случай поинтересовался я.

- Сейчас напишу... - Он быстро набросал два адреса на листке и протянул мне.

Нужно сказать, что позднее эти адреса меня часто выручали во время моей учебы в Москве...

Иду я, значит, по улицам Москвы, и вдруг меня словно осенило: Господи, я же столько времени мечтал стать "великим артистом"! И зачем я ввязался в это негласное состязание с Аркадием поступать в университет? И все дурацкий, упрямый мой характер!

Сколько было разговоров о моем артистическом будущем в нашем драмкружке! А наша руководительница, Зинаида Осиповна, настаивала на том, чтобы я поступал во ВГИК: верила, что у меня есть талант... Более того, она даже написала мне рекомендательное письмо с таким хвалебным отзывом, что, прочитав его, мне просто сразу можно было вручать если не Оскара, то присвоить звание "Народный артист СССР" - уж точно...

Смеха ради вспомню, что свою первую роль в драмкружке Дома пионеров я сначала начисто провалил! Получив роль Кая в "Снежной королеве", я честно разучил ее. Но, как оказалось, разучил чисто механически, совершенно не вдумываясь в суть истории. И вот, когда я вышел на первую генеральную репетицию, и неожиданно что-то в моей голове заклинило: мое собственное "я" взбунтовалось против очевидной несправедливости. Впервые я видел перед собой не выученный текст пьесы, а самого героя.

Для меня это стало таким потрясением, что, не выдержав слез девочки, игравшей роль Герды и очень натурально плакавшей на сцене, я забыл, что мое сердце "заледенело", и совсем не по тексту пьесы сказал:

- Милая Герда, неужели какой-то осколок зеркала, хоть и принадлежащего Снежной королеве, заставит меня забыть тебя, мою сестру и нашу любимую бабушку?

Раздались бурные аплодисменты присутствующих на репетиции зрителей и даже участников спектакля, занавес закрылся и открылся лишь через час, который потребовался Зинаиде Осиповне, чтобы убедить меня в том, что я не имею права вмешиваться в авторский текст и что мое сердце именно по воле автора должно растаять от любви Герды, а не по собственному разумению Виктора Доценко. Именно тогда я, во-первых, не только понял, что такое система Станислав-ского, но и безоговорочно принял ее, хотя и не читал тогда ни одной его книги, во-вторых, и это главное, я понял, какой магической силой обладает автор произведения!

Наверное, именно в тот день во мне и родилось еще не осознанное желание стать писателем...

История моего сценического дебюта долгое время была притчей во языцех в Доме пионеров городка нефтяников.

После неудачного визита в университет все сомнения развеялись. Узнав в справочной адрес ВГИКа, я уверенно поехал до станции "ВДНХ"...

К счастью, на первый тур я успел: до него оставалось еще несколько дней. Документы принимал молодой невысокий паренек, который впоследствии стал не только преподавателем ВГИКа, но и долгие годы был правой рукой Сергея Аполлинариевича Герасимова. Этим молодым пареньком был Георгий Игоревич Склянский. Тогда он еще учился на четвертом курсе, в мастерской Сергея Аполлинариевича и принимал документы у абитуриентов в порядке общественной нагрузки.

В тот тысяча девятьсот шестьдесят третий год мастерскую набирал признанный классик нашего кино - Михаил Ильич Ромм, что, конечно, удесятеряло мое волнение.

Изучив мои документы, будущий педагог ВГИКа спросил, почему я не представил сценарий или рассказ. Для меня это было новостью, но я не подал виду и заверил, что подготовил одну небольшую историю, но она в чемодане, который в камере хранения на вокзале. Склянский поверил мне, дал направление в общежитие и расписание туров, но попросил принести в ближайшие день-два мое сочинение.

У меня было несколько дней на подготовку, и первым делом я уселся за рассказ. Сначала я не знал, о чем писать, но потом решил написать лирическую историю, где доминировали ощущения и настроения. Почему-то, чисто интуитивно, я старался все описать наглядно - что и как мне виделось. Писалось так легко, что я закончил свой труд за пару часов. Старательно переписал его начисто, выводя каждую букву, а после стал лихорадочно обновлять свой репертуар...

Помню, нисколько не волновался и был уверен в том, что не провалюсь...

Однако известие о том, что актерскую мастерскую набирает известнейший кинорежиссер, несколько пошатнуло мою уверенность, и я, несмотря на мою природную смелость, сильно мандражировал. Лихорадочно перебирал в памяти все подготовленные стихи, басни, отрывки. В моей голове настолько все перемешалось, что казалось, начни я читать - и сам себя не пойму, а уж кто-то другой...

В какой-то момент хотел даже дать деру, но пересилил себя и явился во ВГИК с дрожью в коленях. Но кто-то сказал, что Мастер не приедет и прослушивать будет второй педагог: известная актриса советского кино. Я несколько успокоился и решил пойти в первых рядах: почему-то встречаться с актрисой мне было менее страшно, чем с самим Мастером. А к тому же я был яростным ее поклонником и был очень рад встрече.

Перед аудиторией скопилась огромное количество девушек и парней. Чтобы немного отвлечься от предстоящего прослушивания и успокоиться, я принялся всматриваться в лица рискнувших поступать во ВГИК...

В этой взволнованной толпе мелькали юные лица тех, кто несколько лет спустя появятся на экране. В тот год вместе со мной во ВГИК поступали будущие звезды нашего кино: Валентина Теличкина, Екатерина Васильева, Наталья Рычагова, Валерий Рыжаков, Галина Микеладзе, Александр Стефанович... А с Екатериной Васильевой пришлось столкнуться на съемочной площадке, когда снимался фильм "Экипаж".

Но до этого нужно было еще дожить...

А тогда...

Настроившись морально, я вошел в аудиторию и с огорчением увидел молодого человека, принимавшего у меня документы: актриса, которую я мечтал увидеть, отсутствовала. За столом сидел еще один человек восточного типа.

Этим человеком оказался Тавризян, который в будущем сыграл в моей судьбе роль, не оставившую у меня приятных воспоминаний...

Я взял себя в руки и достаточно уныло прочитал басню Сергея Михалкова "Лев и ярлык", затем стихотворение Горького "Легенда о Марко". До показа сценок я не дошел: Тавризян поблагодарил меня и сказал, что я свободен...