Отрок. Бешеный Лис. - Евгений Красницкий

— Кхе!

— Не сказал твой сопляк в этот раз дела, подождем, может в другой раз повезет. Пошел я, забот полон рот.

— Ступай, Буреюшка, Бог в помощь…

Неожиданно Мишке в голову пришла интересная мысль и он тут же обратился к десятнику лучников:

— Дядя Лука…

— Помолчал бы! Стреляешь ты, Михайла, слов нет, ловко, а…

— Бурей сам нам на помощь вызвался — перебил Мишка — или ты ему приказал?

Дед с Лукой многозначительно переглянулись.

— Все-таки, сказал дело твой пацан, Корней. Только… Бурей же Пимена не любит…

— Он никого не любит, а себя самого, больше всех. — Философски заметил дед. — Пойдем-ка, Лука, мне уже третий раз пеняют, что сотня до полной убогости дошла.

— А мне — второй.

— Так вот, пора бы нам, кому на это не наплевать…

Дед с Лукой неторопливо пошли в сторону от илюхиных саней и голоса их перестали быть слышны, но Мишка и так догадывался, о чем у них сейчас идет речь. Похоже, возвращение деда на должность сотника было вовсе не безоблачным и одобряли это далеко не все.

"Значит, десятник Пимен вовсе не "лидер объединенной оппозиции", есть и другие персонажи местных политических игрищ, которые вовсе не восторге оттого, что дед начнет восстанавливать порядок и дисциплину. Это еще хорошо, что на нашей стороне оказалась большая часть ратников, иначе и вообще все могло скверно обернуться. Похоже, что Вы, сэр, не ошиблись в анализе — система пришла к точке бифуркации. Развилка: либо дед цепляется за прежние порядки и на какое-то время продлевает агонию системы утратившей адекватность, либо он возглавляет вооруженную силу уже на правах феодала, тогда система переходит в иное состояние, выходит из застоя и начинает развиваться. Как можно помешать первому и поддержать второе?

Дурак Вы, сэр, и звать Вас — Мишка-придурок. Еще не до конца первые три задачи решили, а уже полезли в политику регионального уровня: Иллариону идею Ордена подкинули (очень опасную, как выяснилось), перед княгиней рыцарскую куртуазность изобразили (тьфу, вспоминать стыдно), Феофан еще, со своими ГБешными примочками.

Прежде, чем туда лезть, надо на месте хозяином стать, иначе попользуются и выбросят, как, пардон, презерватив. Элементарно, сэр Майкл, нехрен через уровень прыгать, последовательность и еще раз последовательность. Личные и семейные проблемы, как и планировалось, решены? Ну, скажем так: решены, на текущий момент. Теперь беремся за решение проблем… блин! Клановых!!! Дед же клан создает! Клан — самая устойчивая самоуправляемая структура в истории человечества. Все завязано на родственных связях, централизованное управление, целенаправленное использование талантов и способностей каждого на общую пользу, помощь и поддержка любому члену клана, решение всех конфликтов внутри, "без выноса сора из избы" и прочее и прочее.

Ни одно государство мира не нашло способа разрушения клановой системы, кроме поголовного уничтожения, разумеется, но зато кланы умеют адаптироваться к любому государственному строю и повернуть практически любые законы себе на пользу. Шотландские кланы, Кавказские, Среднеазиатские. Есть, наверно еще, например, в США — клан Кеннеди.

Дед — гений. Сейчас нас одиннадцать человек, плюс Немой, плюс добавили четверых крестников. Плюс «филиал» в Турове. Есть военная составляющая и коммерческая. Можно развить и производственную. Матвея взяла к себе Настена, будет в клане свой медик, а если я еще женюсь на Юльке… Сорри, сэр, Вы о чем? Откуда такие матримониальные планы, в ваши-то годы? А как же семейные традиции: дед на княжеской дочке женился, отец — на первой красавице стольного града Турова, из богатейшей семьи, между прочим. А вы на участковом враче из сельского медпункта. Фи! Какой мезальянс! Вспомните, наконец, какими глазами смотрела на Вас принцесса Анна!

Отставить! Не о том речь. Сколько дед народу притащит? Три семьи точно. Это — человек пятнадцать-двадцать. Но могут быть и еще. Крестники с «Куньевскими» генетически никак не связаны, можно женить на их девках. Моих сестер тоже можно выдать за «Куньевских» парней.

Как известно, прочность и жизнеспособность любой системы прямо пропорциональна количеству внутренних связей, мы это количество увеличим, всех способных вооружим самострелами и кинжалами… Блин!!! Какой же я идиот! Сую самострелы налево и направо, как коммивояжер: то Луке, то Бурею — деду всю игру порчу, как он терпит-то? В роду это все держать надо, внутри семьи!

— Афоня, Михайла, доставайте ложки, я кашу принес. — Раздался рядом бодренький голос Ильи. — Михайла, давай-ка я тебе сесть помогу.

— Илья, чего там слышно-то?

— Ты про что, Афоня?

— Ну, народ-то у котлов не молчит. Ты ж там долго крутился.

— Хе-хе, я рассказывать буду, а ты кашу жрать? Нет уж, потерпи.

В три ложки котелок вычистили почти мгновенно, но Илья, словно испытывая терпение раненых, ушел к костру за горшочком, в котором запаривал травы для перевязки, потом долго возился освобождая лошадь от торбы с овсом и запрягая ее в сани, потом, зачем-то ушел искать Бурея.

— Нарочно тянет, зараза, чтобы в дороге было о чем поговорить. — Пробурчал Афоня. — Михайла, а ты зачем про обозников у Луки спрашивал?

— Вы-то сами нам на выручку пошли, значит, на эти четыре десятка людей дед всегда положиться может, а остальные ненадежны. А вот обозники? Про них-то тоже знать хорошо бы.

— Не-а, про них ты ничего не узнаешь, и надежными они не бывают. Чья взяла, за того и обоз. — Афоня даже не задумался над ответом, видимо, знал точно или уже бывали прецеденты.

— Так уж и все? — Все-таки, переспросил Мишка.

— А кто — не как все, того Бурей со свету сживет. Ты пойми: обозники из-под наших мечей кормятся. Вот, побили мы, к примеру волынян или полочан, или еще кого. Собираем добычу, если в погоню не пошли, конечно. А обозники раненых к себе тащат, и примечают: чем мы побрезговали, то они вернутся и подберут. А потом еще по кустам и буеракам пошарят: вроде бы как, наших раненых ищут, но и ворога укрывшегося добьют и обберут.

Знаешь, если сеча на одном месте крутилась, то потом там не то что стрел своих не найдешь, людей в броне из земли выковыривать приходится, так их ногами да копытами притопчут, что и не узнаешь, порой, своего или чужого достаешь. Я сам, однажды, видел шлем кованый в лепешку растоптанный. А обозник не брезглив, он и в земле покопается, и требуху конскую разгребет, вдруг что полезное отыщется? Но и помощь, конечно нам, тут ничего не скажешь. И воды принесут, и раненых полечат, и еды сготовят, да и вообще, бывает так умашешься, что из доспеха самому не вылезти. Тут никакая помощь лишней не бывает.

— А если в погоню уходите?

— Тогда обозники сами все собирают и им за это — десятина от всего.

— И не утаивают?

— Пацан ты еще, Михайла. — Усмехнулся Афоня. — Не обижайся, просто жизни еще не знаешь. Вороватую руку Бурей по локоть рубит, болтают, что было даже, когда не рубил, а просто ручищами своими из локтя выломал. А это — смерть, после такого не выживают. Но он прав: лучше самому чужую руку отсечь, чем тебе, за чужой грех, сотник голову отсечет. Рассказывают, что сотник, который перед Агеем был, так и сделал, за то, что обозный старшина за своими не уследил.

Но самое раздолье для обозников, когда мы город или село большое на щит берем. Сколько ты на заводном коне добычи увезешь? Ну захватишь еще коня или пару, так их кормить в пути надо, следить за ними, а случись в бой опять идти, на кого оставить? Вот и идешь к обозникам. А они тоже нагрузятся. Бывает, едет один на телеге, а к той телеге повод еще одной лошади привязан, а та тоже в телегу запряжена, а сзади еще одна. Ну и приходится просить, добычей делиться.

Зато, если нас побьют, или же быстро уходить приходится, обозникам лихо достается. Было уже на моей памяти, когда меньше половины обоза вернулось. Так что, ни нам без них, ни им без нас.

— Понятно: симбиоз.

— Чего?

— Это, когда друг без друга не обойтись.

— Ну, мы-то обойдемся, на крайний случай, полоняников на телеги посадим, хотя это, конечно, похуже будет. А вот они без нас — никто и ничто. Потому я тебе и сказал: Бурей посмотрит: чья взяла, и к тому, кто верх одержал, подастся. Иначе ему не выжить. Но сейчас ему и смотреть не нужно. Твой дед всех обскакал: золотую гривну у князя получил, добычу великую взял. Пимен теперь язык прикусит.

— А что вы все: Пимен, да Пимен?

— Он — десятник, и в его десятке, почитай никогда, меньше пятнадцати человек и не было. Было и двадцать, одно время, и почти все — родственники. А еще у него в десятке всегда все самое лучшее и дорогое. И кони, и оружие, и доспех. Он даже в обоз свои телеги и холопов ставить пытался, но Бурей выгнал. И народ у него: Степан-мельник с сыновьями, братья Касьян и Тимофей, которые все кожевенное и шорное дело в селе держат. И у каждого по сыновья уже ратники. А еще Кондрат с двумя братьями, у которого больше всех в селе холопов. Лето-то все в поле, а зимой и бондарным делом занимаются и корзины плетут и короба делают, мешки еще шьют, рогожи плетут, много чего всякого. И у них сыновья взрослые. Все между собой детей переженили, а у самого Пимена брат Семен на дочке старосты женат.