Иначе жить не стоит - Вера Кетлинская

— Не видал и не стремлюсь видеть!

Добиться объяснений не удалось.

От Липатова Саша поехал к Световым, но застал только Катерину — она стирала у крыльца белье. Стряхнув с пальцев мыльную пену, Катерина насмешливо воскликнула:

— Ну и чудак! Пальку дома ищет!

— А где он?

— Будто не знаешь?

— Не знаю.

— Нелепые вы какие-то! Когда не надо, по пятам друг друга ходите, а когда нужны — глазами хлопаете.

— Да что такое?

Катерина загадочно улыбнулась. Саша удивленно приглядывался к ней: расцвела, стала будто крупнее и осанистей, в глазах веселые огоньки.

— Ничего не понимаю, Катерина. Загадками говоришь.

— А на загадку есть отгадка.

— Скажешь ты или нет?

— Да что я, шпион своему брату? Чего все видят, то и я примечаю, раз глаза на месте. А тебе сподручней: как-никак ты там поближе.

— К кому поближе?

— Да к профессорам всяким. — Она снова взялась за стирку, сурово сказала: — Иди. Не люблю сплетничать. А ты узнай. И вразуми. Дурной он еще, а ведь на чужой роток не накинешь платок.

На всякий случай Саша зашел к Федосеичу: Федосеич всегда все знал. Ответ старого лаборанта был неожиданным:

— Работает он. Чего изобретает, не знаю, но сидит иной раз до утра. Иван Иванычу, конечно, не говорим, а лабораторией пользуется. Видать, ничего пока не выходит у него… а старается очень. Расстроится, уйдет — а назавтра опять здесь! Я его пошлю к вам.

Палька пришел очень поздно. Противоречивые отзывы заставили Сашу внимательно приглядеться к другу, но Палька был таким же, как всегда, — ни одержимости изобретателя, ни особого легкомыслия, требующего «вразумления», заметно не было. Он привычно просмотрел названия книг, разложенных по столу:

— Ого! Хочешь явиться пред светлые очи во всеоружии?

Они поговорили об этом с увлечением, как говорили всегда о работе в науке. Но о своих исканиях Палька рассказывать не стал.

— Есть дело, которое… В общем, немного погодя расскажу.

— Сглазить боишься?

Палька прошелся по комнате, взглянул на Сашу выжидательно и неуверенно — видимо, и рассказать не терпится, и не хочет до времени хвастаться.

— Чего Липатушка на тебя злится?

Палька расхохотался, но чувствовалось, что ссора с Липатовым все-таки мучает его.

— Да так, чепуха. Позлится и отойдет.

Теперь Саша видел, что с Палькой действительно что-то происходит.

— Ты что такой шалый сегодня?

Палька покраснел и улыбнулся.

— А разве видно?

— Видно. Даже очень.

— Малость влюбился, — с иронической ухмылкой признался Палька. — Ну да глупости это все.

— Если ты влюбился только малость и это кажется тебе глупым, — брось! «Малость» любить не стоит.

— Да нет…

— Кто она?

— Ну, в степи тогда повстречали… такая рыжая, золотая…

Саша весь вскинулся:

— Это ж Русаковская!

— Ну да. Что ж такого?

— Познакомился?

— Ага.

— Бываешь у них?

— У них? — с презрением вскричал Палька. — Я бываю у нее! И вообще, если ты думаешь читать мне нотации…

— Нотаций ты от меня не дождешься, — заверил Саша. — Нашел моралиста — учить тебя! Просто мне неприятно, потому что ее муж… И потом, она же намного старше тебя! Ей уже за тридцать, пожалуй. Приехала и уедет, а ты… И чего же ты хочешь?

Так как Палька молчал, Саша уточнил:

— Отбить ее у мужа? Стать любовником на месяц?

Палька вспыхнул.

— Совсем нет! Она не такая, чтобы… Да разве я хотел влюбиться в нее? Но она такая… И что же мне делать, Саша? Я не могу отстать от нее, потому что…

Он смолк, не найдя объяснения. Он сам толком не знал, чего хочет. Отбить у мужа и жениться самому? Мысль показалась нелепой и даже испугала его. Татьяна Николаевна — жена?! Он просто хотел, чтобы она полюбила, чтобы она вскинула к нему на плечи свои легкие руки и поцеловала его… Он предпочитал не помнить о том, что там есть муж и ребенок — эта девчонка, мрачно глядящая исподлобья. Добиться ее — вот чего он хотел. Ее рыже-золотые волосы проблескивали сквозь все его честолюбивые мечты, и ничего он с этим не мог поделать.

— Я хочу, чтоб она полюбила, вот и все.

— Ой, Палька, с ума ты сошел! Жена известного ученого… Совсем она не твоего круга, не твоего уровня… И потом — как ты себе представляешь, что дальше?

— Очень мне нужно загадывать наперед!

Вид у Пальки был смущенный и дерзкий.

— Я не ханжа, — строго сказал Саша. — Но, по-моему, так нельзя. Когда я начал ухаживать за Любой, я с первого дня знал, что хочу жениться на ней. А ухаживать за чужой женой…

— Очень интересно! — воскликнул Палька, смеясь. — До чего мне хочется отбить ее у этого важного гуся!

— Совсем он не гусь, — сердито возразил Саша. — Большой ученый, умный и милый человек. Да ты хоть знаешь его?

— Не знаю и знать не хочу! Подумаешь!

Саша начал сердиться всерьез.

— Ты спятил, Палька! Я его глубоко уважаю и не позволю, чтобы твое мальчишество…

— Ах, ах, какие нежности! — запальчиво перебил Палька. — Если он настоящий человек, так он не должен терять голову…

— Как ты? — докончил Саша и рассмеялся. — Опомнись, Павлушка! Почему бы тебе самому не поступить как мужчине?

— Отойти?

— Да. — Саша подумал и подтвердил: — Да.

Палька предпочел пропустить эти слова мимо ушей.

— А ты знаешь, что старая лисица Липатов крутит хвостом около нее?

— Да что ты?!

Саша развеселился и начал расспрашивать. Он вовсе не стремился продолжать нравоучение. Черт его знает, как он справился бы с собою в подобном случае! Он был влюблен и понимал, что задушить свое чувство трудно. Нет, он справился бы. Во что бы то ни стало. Но Палька…

— И все-таки подумай. Измена, обман — это противно. Пошлость. Она, говорят, довольно легкомысленная, у нее вечно толкутся мужчины… Я ничего худого не хочу говорить про нее, — возразил он на гневное движение друга, — но я тебя прошу: возьми себя в руки, Палька, и, если можно, отойди.

— Конечно могу, — буркнул Палька, но всем существом почувствовал, что это невозможно, и добавил: — Только не хочу.

— Работается тебе или нет?

— И еще как!

— Так что же ты такое задумал?

Палька отошел к окну, стал спиною к Саше и заговорил возбужденно:

— Вот ты думаешь: имя, звание, профессор и все прочее, а я — что я? Аспирантик без всякого положения и веса. Наплевать мне на это! Я сейчас такое дело начал… такое дело!.. Сглазить — это вздор! Просто не могу я болтать, когда все во мне бродит и вот-вот вырвется. Чувствую, что все рядом — победа, слава, любовь — все! И отказываться ни от чего не буду. Не могу. Не хочу. Мое!

Саша подошел и сзади крепко сжал его плечи.

— Да нет, я серьезно, — обиженно сказал Палька и повернулся к другу с виноватой улыбкой. — Правда, Саша, у меня сейчас такое время пришло! Такое!.. Ну, я пошел! — вдруг сорвался он. — Я ведь в лабораторию пробираюсь, ночное бдение!

Задумчиво покачивая головой, Саша слушал, как Палька скатился по лестнице и хлопнул дверью внизу. Из всего, что он тут наговорил, Саше ярче всего запомнился его короткий ответ: «И еще как!» Саша верил: если человеку хорошо работается — все остальное придет в порядок.

А Палька жил необычно, как в пути.

Родной дом, сестра с ее бедами, друзья, институтские интересы — все существовало будто за стеклом, в стороне от главного движения Палькиной жизни. Ему приходилось иногда вникать в окружающее, но так, как на случайном полустанке: вышел, чему-то удивился, чем-то мимолетно заинтересовался — и вскочил на подножку.

Его воображение создавало все новые и новые газогенераторы. Громоздкие машины различных типов зарывались глубоко в землю, в ее черные недра. Они располагались там по его воле и послушно превращали уголь в газ. Газ струился по трубам, заполнял серебристые баллоны, питал электростанции и заводы…

Но прожорливые пасти машин капризно принимали только раздробленный уголь, и этот уголь приходилось предварительно дробить в подземных выработках.

Люди по-прежнему должны спускаться под землю, а это значит, что весь замысел ничего не стоит. Жалкая полумера, придаток к шахтерскому труду!

Простая истина из учебников, что от качества дробления угля зависит качество газификации, вставала непреодолимой преградой.

Огромного дистилляционного аппарата не получалось.

Иногда он впадал в отчаяние: решения нет. Не оттого ли ничего не осуществил Рамсей?..

Отчаяние вытеснялось упорством и верой, не слепой, а умной верой: человеческая мысль находит то, что ищет…

В эти дни он повел Татьяну Николаевну под землю.

Во время короткого свидания — одного из свиданий, когда Палька переходил от бурных надежд к бессильной ярости, — она попросила его передать записку Липатову.