Убийство со взломом - Колин Харрисон

– Не убежден, что пришло время адвоката.

– Дело в том, что пришло время посмотреть на все трезвым взглядом. Пойдем, меня в кабинете ждет Тамма. – Берджер махнул рукой в сторону двери, и они направились дальше через холл. – Во всяком случае, я не шучу, дружище. Хороший специалист по бракоразводным делам поможет обстряпать все так, чтоб тебе не пришлось считать мелочь на завтрак. Можешь быть уверен, она уже нашла кого-то, кто консультирует ее и готовит к схватке. Он уже выведал у нее все о твоих доходах и совместно нажитом имуществе. И он вот-вот явится к тебе с требованием денежек. Они пересчитают все вплоть до волосинок на твоей заднице. Эти ребята жалости не ведают. Им до всего есть дело – сколько и какие налоги платил, сколько чеков выписал за последние пять лет. Тут они своего не упустят. Что вовсе не означает, будто не обратятся и к давнему прошлому. Вы поженились еще до юридической школы?

– Мы поженились на моем последнем году обучения. – Во время бракосочетания, перед тем как им поцеловаться, он прикрыл глаза на секунду позже, чем это сделала Дженис, и видел, с какой доверчивостью сомкнула она веки, с какой искренней и тайной надеждой тянет она к нему сжатые губы.

Дверь кабинета Берджера была приоткрыта, и Питер закрыл ее. Сидя на ковре, дочка Берджера играла с его юридическими фолиантами.

– Привет, Тамма, – обратился Питер к ребенку.

– Она содержала тебя? – продолжал начатое Берджер, по привычке, как на допросе, беря его в оборот, действуя скорее как юрист, нежели как друг.

– Немного.

– В какой степени?

– Трудно сказать. – Он повернулся к девочке. – Почему она здесь?

– Обычно жена ее забирает. Ну а тут… мы немножко повздорили. Поздоровайся с мистером Скаттергудом! – подсказал он девочке.

– Здравствуйте, – прошептала она, не отрывая взгляда от своих игрушек.

Питеру показалось, что утром девочку не причесали.

– Чтр ж, по-моему, картина складывается не очень утешительная, – сказал Берджер.

– В смысле определения размеров алиментов в зависимости от уровня прошлых и будущих профессиональных заслуг? – рассеянно отозвался Питер. Что за красотка эта Тамма, и как такой красивый ребенок мог родиться у этого дерганого обмылка Берджера? А вернее, каким образом красивые дети превращаются в дерганых обмылков? Питер был без ума от Таммы. В ночь, когда она родилась, Берджер позвонил ему из больницы со словами, которые Питер никогда не забудет: «Ну, у нас начались потуги!»

– Разумеется, я говорю об этом, – продолжал анализировать ситуацию Берджер.

– Не сделает она этого, слишком горда.

– Ну… я тоже очень люблю Дженис. И не гляди так на меня, Питер. – Берджер вытащил авторучку. – Вот. Это парень стоящий. – Он нацарапал телефонный номер. – Не морочит тебе голову, а объясняет, что к чему и что тебя ждет. Он занимался разводом моего брата. Звякни ему.

– Посмотрим. – В любовных делах Берджеру, чей собственный брак давно уже трещал по швам, он не доверял. Знакомясь с секретаршами в барах в центре города, Берджер использовал специально заказанные для этого визитки. На обратной стороне была надпись: «Вы как раз в моем вкусе». Секретарш он вел в отель «Херши», где всегда старался взять один и тот же номер.

– Предлагаю тебе, Тамма… не смей! – вдруг взревел он и уже мягче, как бы извиняясь, добавил: – Это ведь папины книги!.

Тамма опустила голову и притихла.

– Столько красивых баб кругом, приятель, – продолжал Берджер. – Только оглянись вокруг…

– Я оглядывался, – прервал его Питер. – И не раз. Чего я хочу, Бердж, так это отыскать свою жену.

– Да, жены…

Берджер разглядывал свои пальцы, приложив друг к другу правую и левую ладони. Потом разомкнул ладони и стал разглядывать их. Лоб его блестел.

– Плохи дела, Питер. Очень. Знаешь, я… думаю… с деньгами у нас туговато. Нет, не то чтобы мы совсем уж были на мели…

Питер молчал. Другой темной стороной Берджера, вдобавок к его открытым шашням с бабами, являлось то, что в свободное время он баловался кокаином, на что и намекнул детектив Джонс. Возможно, Берджер повел себя неосторожно, купив кокаин у людей, его опознавших или выдавших его полиции за определенную мзду. Питер всегда подозревал, а в последние месяцы и уверился в том, что Берджер идет ко дну. Что можно сказать на это? Берджера он любил как коллегу, как человека верного и чуткого, одного с ним круга. Он любил даже его недостатки, которые, надо отдать ему справедливость, кроме раздражающей привычки шмыгать носом, он старался не проявлять. Да Питеру и не доставляло удовольствия выискивать у Берджера недостатки – ведь тот был его лучшим другом. И дружили они на равных: Берджер был умнее, но нуждался в одобрении Питера. Как юрист Берджер был вне конкуренции. Его служебное превосходство на заседаниях было ненаигранным и совершенно естественным, это был своего рода побочный продукт сознания, подобного белящему стену маляру, который никак не может остановиться и счесть работу законченной. И все же он был совершенно непохож на большинство их общих коллег, в том числе и на Хоскинса, который бушевал и брызгал слюной, ставя усердие выше блеска таланта. Не один раз во время их застольных споров в старинной таверне, куда они заходили после работы, брошенное невзначай Берджером словцо разило Хоскинса наповал, как разит стрела, пущенная из лука, но эго Хоскинса действовало бесперебойно: подобно иммунной системе, направляющей импульсы к поврежденным участкам, оно тут же поглощало и обезвреживало неблагоприятную информацию. Берджер работал совершенно иначе. В шесть часов утра он был уже в кабинете, разбирая самые трудные и громкие дела, на интервью, которые ему часто случалось давать, он был устало-красноречив и бесстрастен, всегда подтянутый, безукоризненно одетый, он так же хорошо имитировал спокойствие, как и в зале суда, где умел ловко избегать конституционных ловушек, заготовленных для него независимыми адвокатами частной практики, в прошлом бывшими прокурорами. Он мог смирить самого упрямого свидетеля и, запутав, заставить выболтать правду – истина слетала с губ свидетеля внезапно, как вспугнутая из зарослей птица. Больше, чем кто-либо другой, Берджер обучил Питера профессии.

– Так что же Хоскинс? Как мне вести себя в этом деле?

– Не поддавайся Хоскинсу, – продолжал Берджер так же задумчиво. – Давление тут огромное. Ты думаешь, что выдержишь, но оно все накапливается. Думаешь, что справишься, что все под контролем. И чем больше деталей от тебя ускользает, тем сильнее тебе не терпится подчинить их себе, приходится наращивать темп, и вот ты уже летишь, чтобы поспеть, удержать все в своих руках. Я сколько раз сам попадал в ситуацию, когда не ты что-то делаешь, а что-то заставляет тебя поступать так или иначе, ты поддаешься и в результате попадаешь в переплет… – Берджер сверлил Питера взглядом, словно пытаясь внушить ему нечто такое, чему слова были только помехой. Тамма прекратила игру и стала смотреть, как дяди разговаривают. – Просто не повторяй моих ошибок, – сказал под конец Берджер. – И избегай явной путаницы.

Специалисту по бракоразводным делам, которого порекомендовал Берджер, он не позвонил: наверняка это был бы адвокат дико дорогой и настроенный слупить с Дженис побольше, для чего он стал бы предлагать хитрые схемы. К тому же Питер предпочитал полоскать свое грязное белье не прилюдно. Филадельфийская прокуратура вообще настоящая клоака, где все знают всех и вся, а он человек непубличный.

Вместо этого он сделал самую большую глупость, какую можно сделать, занимаясь поисками адвоката. Отыскав в желтой прессе два объявления об услугах в бракоразводных делах, помещенные адвокатами из центра города, он позвонил Филу Маструду, консультанту по вопросам права, преимущественно семейного права, специализирующемуся на семейных конфликтах. Первая консультация – бесплатно. Оплата – по договоренности. Чуткость и конфиденциальность гарантируются. Последняя двусмысленная фраза его заинтересовала. Либо этот Маструд полный кретин, либо метит куда дальше составления бумаг, требуемых при начале бракоразводного процесса. Питер переговорил с секретаршей и записался на прием на следующий день.

Время шло, приближаясь к полудню. Надо было подготовиться к делу Робинсона, к тому же он все время возвращался мыслью к разговору с Винни и сомневался, правильно ли поступил.

Между тем следователи все никак не могли разговорить Каротерса; чего они только не пробовали – обсуждали спортивные новости, угощали сигаретами, говорили, что признание облегчит его участь, и т. д., и т. д., – но он лишь сидел и молчал, теперь уже по совету своего официального адвоката, некоего мистера Стайна, позвонившего из Майами в прокуратуру и твердым голосом порекомендовавшего поискать веское основание для представления обвинения его клиенту, в противном же случае он грозился излить свое возмущение прессе. Полиция имела десять часов для предъявления обвинения Каротерсу. Заручившись официальной санкцией на обыск, она тщательно прочесала филадельфийское жилище Каротерса и не нашла ничего, кроме маленькой бутылочки масла, каким смазывают оружие. Масло это, как понимал Питер, мучило полицейских, они с умным видом переглядывались и досадливо чертыхались. Хотя наличие этого масла конечно же ничего не доказывало, оно являлось деталью абсолютно бесполезной. Допрошенные полицией соседи говорили, что Каротерс днем работал грузчиком в компании по перевозкам, приходил и уходил тихо; судя по всему, не каждую ночь ночевал дома и мало с кем общался.