Саван алой розы (СИ) - Логинова Анастасия

Кошкин Александре Васильевне, разумеется, тоже сочувствовал, но, зацепившись за оброненную фразу, заостри все внимание на ней:

– А что не так с завещанием?..

– Не надейтесь, что я стану сплетничать о хозяевах, – снова Кошкину был адресован невинный взгляд лани и милая улыбка – будто все сказанное ею до этого не было сплетнями. – К тому же всего я и сама не знаю. Знаю лишь, что Саша теперь полностью во власти своего брата: что он пожелает, то с нею и будет. Захочет – выдаст за первого встречного, чтобы с глаз долой, а захочет – до конца дней запрет в своем доме. Саша только рада будет, если ее содержание да приданое племянникам достанется. Денис Васильевич хорошо выучил, за какие струнки дергать, чтобы желаемого от сестры добиться.

Полицейский экипаж тем временем с небывалым трудом, вязнув в грязи, утопая в лужах, но все же миновал острова Петербургской стороны. Вид эта местность имела самый захолустный: сплошь сады да огороды, перемежающиеся с деревянными одноэтажными домиками. Кое-где понемногу строились мелкие ремесленные мастерские, небольшие заводы да фабрики и, по всему видать, строиться будут и дальше, потому как на большее эти земли не годились. А так, хоть мостовые да фонари, даст Бог, появятся.

В Новой деревне ситуация была немногим лучше. Разве что мостовые, хоть на набережной да на главных улицах, все же имелись, и дома выше одного этажа встречались довольно часто. Дома деревянные, реже каменные, но, по больше части неухоженные, иногда вовсе брошенные. Дворянство прошлых лет любило эти места: кутежи, фейерверки, представления здесь не утихали когда-то. Оттого прошлое величие еще чувствовалось. Однако даже из тоски по былым временам немного находилось желающих добровольно запереть себя здесь. Кошкин, отодвинув занавеску экипажа, хмуро поглядывал на мелькавшие за окном неухоженные дачи, и снова утверждался в мысли, что добровольно в этих бывших дворянских дачах никто не жил. Только вынужденно. Оставшиеся или были невероятно стеснены в финансах, или… наказывали себя. Как Алла Соболева, которая вероятно, чувствовала свою вину за разбой в доме Бернштейнов. Недаром переселилась она на дачу вскорости после тех событий.

Дача Соболевой выделалась среди прочих домишек даже сейчас: розы, высаженные ею в мае, давно засохли, почернели от недавнего морозца, клумбы порядком были вытоптанные многократными посещениями полиции – но все-таки отдельные цветки были узнаваемы и сейчас, в середине сентября.

А на подъездной дорожке к дому, неаккуратно наехав на бордюр, был брошен чей-то чужой экипаж. Пара лошадей, еще запряженных, пощипывали жухлую траву с клумб. Кошкин насторожился, ибо гостей не ждал. Обратив на то внимание, отодвинула занавеску и мадемуазель Мишина. Хмуро поглядела, покачала головой и со вздохом откинулась на сидении.

– Николай Васильевич пожаловали, – сказала она.

* * *

Пятью минутами позже стало очевидно, что Мишина права: на дачу действительно явился младший брат Соболева. Да не один: с ним приятель и три развеселых девицы. Приехали, по-видимому, недавно. Николай Васильевич проводил для девушек экскурсию по месту, где убили его мать, а друг-товарищ разыскивал бокалы, чтобы угостить дам игристым вином.

Но визитерам младший Соболев как будто тоже был рад: представился со всем почтением, выслушал о цели визита и заверил, что постарается помочь.

Это был молодой человек лет двадцати семи-двадцати восьми – возраст не то, чтобы юный, но Соболев выглядел как раз юнцом, с совершенно мальчишечьими повадками. Невысокого роста, худощавый, с непослушными черными кудрями, темными же глазами – и это, пожалуй, их единственное внешнее сходство с сестрой. Александра Васильевна отличалась грубоватым лицом с крупными чертами – а Николай Васильевич внешность имел, что называется, смазливую. И, насколько мог судить Кошкин, больше походил на мать. Да и характер несдержанный и импульсивный заполучил от нее в наследство.

– Уверяю, что мы ничуть вам не помешаем, господа: считайте, что нас вовсе здесь нет! – весело сообщил он первым делом. – Тоскую, видите ли, по матушке, а потому все не могу изжить в себе привычку навещать этот дом…

Сообщил все это Соболев на бегу, поскольку подталкивал в спину двух девиц в дальнюю комнату. Впихнул их внутрь, отловил третью и отправил туда же. Все не мог найти ключ, чтобы запереть их там, а они не унимались – выглядывали поочередно, смеялись и звали всех мужчин, вместе с сыщиками, к ним присоединиться. Слава богу, помог друг-товарищ Соболева: завалился в комнату с бутылями вина в обоих руках – и девицы больше не выглядывали.

– Ох… право, не вовремя вы, господа! – освободившись ото всех, Соболев, наконец, выдохнул свободней. – И все же я рад буду помочь!

Соболев осекся, поскольку в дверном проеме показалась ладная фигурка Елены Мишиной: гувернантка все-таки покинула экипаж, хоть Кошкин и просил ее пока что этого не делать.

– Елена Андреевна!..

Соболев глядел на нее так, как кролики глядят на удава. Даже голос резко осип. Неужто беспокоится, что гувернантка расскажет о его похождениях брату? Он спохватился:

– Право, как это все не вовремя… но вы не представляете, как я рад вам, Елена Андреевна! Мы столь редко видимся в последние месяцы, что я уж позабыл, какая вы… Позволите проводить вас в гостиную?

Но взгляд Мишиной… Кошкин даже посочувствовал Соболеву, поскольку такой взгляд убивает любого мужчину. Елена Андреевна смотрела на него, как на пустое место. В прямом смысле. Глядя сквозь него, игнорируя прямой его вопрос, она лишь холодно обратился к Кошкину:

– Степан Егорович, мне нужно знать, надолго ли мы здесь? Меня еще ждут дела, насколько вы помните.

– Да-да, мы постараемся закончить, как можно скорее… – стушевался и Кошкин.

Столь же холодно и горделиво Мишина удалилась.

– Хороша девка, черт возьми… – очень негромко, но с пылом сказал ей вслед Соболев. – Но холодная, как снег! Я ни отца, ни брата, так не боялся, как ее боюсь. Если б не Юлия, невестка моя, она б весь дом в ежовых рукавицах держала…

Он столь недвусмысленно пожирал взглядом удаляющуюся гувернантку, что Кошкину пришлось кашлянуть:

– Часто вы навещали этот дом после смерти матери, Николай Васильевич? – спросил Кошкин.

– Что? Ну, бывало… Но надолго никогда не задерживался.

– Однако в погреб вы, вероятно, спускались? – Кошкин кивнул на пару бутылей с вином, которые приятель Соболева позабыл на столике.

– Разве что в винный! В садовницкой не бывал ни разу, если вы об этом. – И вдруг он сделался серьезным, поднял на Кошкина взгляд, который по холодности мог сравняться со взглядом Мишиной. – Всем сердцем надеюсь, что этого… человека повесят как можно скорей. Скажите, вы ведь не для того приехали, чтобы отыскать ему оправдания?

Кошкин даже не сумел возразить, что как раз для этого они и приехали. Снова кашлянул неловко и спросил:

– Мы можем поговорить наедине в спокойном месте?

– Да, разумеется, пройдемте в библиотеку.

Не забыв захватить по дороге бутыль с вином, Соболев двинулся вперед. А Кошкин чуть задержался – тронул Воробьева за плечо:

– Побеседуйте с этой компанией, пока они трезвы, – он кивнул на запертую дверь. – Особенно с приятелем. Мне нужно знать, в каких отношениях наш Николаша с братом, с матерью и с этой гувернанткой, которую он так боится.

Воробьев прежде не допрашивал никого: сведения он привык получать от пробирок и микроскопов, а не от живых людей. Были у Кошкина некоторые опасения, что тот запорет дело. Но все-таки рискнул. Приятеля Соболева он не считал очень уж важным свидетелем, а парню нужно на ком-то тренироваться.

Сам же прибавил шагу и поспешил за Николаем Васильевичем.

* * *

– «Губернаторское», мое любимое! – В маленькой пыльной библиотеке Соболев, не найдя бокалов, щедро разливал вино в два стакана и разглагольствовал. – Яков Бернштейн, мой дед по материнской линии, прославился когда-то этими винами. «Крымское», «Кагор», «Боярское» и его лучшее – «Губернаторское». Весь Симферополь его знал! С низов поднялся, всего сам добился, своим трудом и смекалкой. Вот это я понимаю, человечище был… Матушка говорила, я на деда похож, в их родню пошел. Как он – хоть с самим чертом договориться смею! Угощайтесь, Степан Егорович, я настаиваю! Иначе, не стану отвечать на ваши вопросы!