Крестоносец в джинсах - Теа Бекман

— Вот знак, запечатленный Господом нашим, когда он объявил Рудолфу ван Амстелвеену о его священной миссии, знак святой Троицы. И вы еще сомневаетесь, безумцы, не различаете божественный замысел?

Вмешательство отца Тадеуша произвело неописуемое действие. Ребята проталкивались вперед, всем хотелось увидеть необыкновенную отметину. Долфу едва не вывернули руку, многие падали перед ним на колени, целовали его ботинки, обмахрившуюся кромку джинсов, руку со шрамом и только что не расплющили его в своем рвении. Те, кто громче всех кричали: «Смерть ему!» — теперь рады были ползти по земле, лишь бы коснуться Рудолфа. Тогда Долф начал кое-что понимать. Сам Николас спустился с камня и растолкал ребят.

— Дайте мне посмотреть, — потребовал бывший подпасок.

Долф показал ему свои шрамы. Он был совершенно сбит с толку, происходящее буквально оглушило его. Долф находил верхом бессмыслицы то, что три небольшие царапины могут привести ребят в такое исступление. Он понимал лишь, что спасен, да еще что отец Тадеуш сумел предотвратить кровопролитие благодаря присутствию духа или, вернее, природной смекалке.

— Расступитесь! — велел Николас, и дети подались назад, с интересом ожидая дальнейших событий.

Два провидением посланных юноши стояли рядом: Николас, предводитель крестоносцев, и Рудолф, появившийся в стане крестоносцев лишь несколько недель тому назад, странный, обладающий необыкновенной притягательной силой.

Николас, сжав запястье Долфа, напряженно вглядывался в белесые отметины. Ему и раньше доводилось видеть подобные шрамы у людей, на которых нападали волки и которые чудом оставались в живых. Неужели Рудолф до того, как стать крестоносцем, сразился с волком в диких, высокогорных лесах? Быть может, он убил страшного зверя? Значит, Рудолф обладает недюжинной силой? Николасу пришли на память все несчастья, которые предрекал ему Рудолф во время их стычки тогда в шатре. Угрозы сбывались. Стоило этому юноше проклясть обоих монахов — как они тут же свалились, подкошенные болезнью. Он проклял повозку — ночью ее охватило пламя. Казалось, Рудолф ван Амстелвеен владеет силами, далеко превосходящими все, что дано Николасу. Такого человека неразумно иметь своим врагом. Если уж нельзя уничтожить его (а кто из ребят сейчас осмелится поднять руку на Рудолфа?), необходимо привлечь его на свою сторону. Все эти мысли стремительно промелькнули в сознании Николаса, ибо, как уже было сказано, его нельзя было назвать глупцом. Крестьянская сметка подсказывала ему, как правильнее поступить.

Все так же молча он выпустил руку Рудолфа из своей и преклонил перед соперником колени.

Толпа взорвалась неистовым ликованием. Сцена примирения растрогала зрителей, каждому хотелось бухнуться на колени вслед за Николасом, но на поляне было слишком тесно. Ансельм, едва сдерживая себя, наблюдал со своего камня. Итак, Николас был поставлен на колени и в прямом, и в переносном смысле, а это означало для монаха полный крах его замыслов. С какой радостью он бросил бы все, в бешенстве вырвался отсюда, чтобы никогда больше не слышать об этом крестовом походе! Только мысль о Генуе останавливала его.

Долф счел, что это уж слишком. Николаса он терпеть не мог, и все же ему было крайне неприятно, что тот унижается перед ним. Он порывисто поднял мальчишку с коленей.

— Встань, Николас — громко сказал он. — Не пристало тебе склоняться передо мной. Будь моим другом отныне.

С этими словами он обнял предводителя крестоносцев.

Безудержное веселье охватило детей. Они хохотали, приплясывали, готовые расцеловать друг друга. Глядя на это неистовое буйство, трудно было поверить, что за плечами у этих детей долгий день, полный тяжких трудов.

Взявшись за руки, они окружили поляну хороводами, распевая во весь голос, словно на большом празднике. Те самые забияки, которые только что едва не перебили своих же товарищей, теперь помирились и звонко расцеловались.

Двадцать самых сильных парней подняли Долфа на руки и с триумфом внесли в лагерь. Марике бежала за ними, всхлипывая от радости.

Поздней, ночью в лагере воцарилась тишина. На небе показалась луна, заблестели звезды. Дети погрузились в сон, на лицах у многих светились улыбки. Утром они снова отправятся в путь, с ними вместе будет их Рудолф, и каждый из них понесет за спиной мешок, полный припасов. Теперь-то у них хватит сил справиться со всеми напастями. Долф измучился, а сон все не шел к нему. События этого дня теснились в голове. Он почувствовал руку Леонардо в своей. Не хватало еще, чтобы студент тоже принял его за посланника небес.

«Только не это!» — мысленно взмолился Долф.

Он расслышал сдавленный смешок.

— Кто тебя так отделал: собака или волк? — шепотом спросил студент.

— Собака, — так же тихо отозвался Долф. — Мне исполнилось четыре года.

— Вот крику-то было, наверное, — потихоньку посмеивался студент.

— Это уж точно. Хоть я почти ничего не помню, давно это случилось…

Недолгое молчание вскоре вновь прервал осторожный шепот, который прозвучал у самого уха:

— Николас не так глуп — не забывай, что он пастух. Он не хуже моего понял, что это за отметины.

— Ты так думаешь? — поразился Долф.

— Ансельм тоже понял…

— Что ты хочешь сказать?

— А то, что они разгадали хитрость отца Тадеуша. Теперь будь настороже, хотя сегодня все обошлось. Знай, что у тебя здесь много друзей, мы не дадим и волосу упасть с твоей головы, но все-таки…

— Я не хочу быть причиной раздора между детьми, — подавленно отозвался Долф. — Я так обрадовался, когда вмешался дон Тадеуш, еще и потому, что, благодаря его находчивости, ребята снова помирились.

— Тебе это только кажется, — шепнул Леонардо, — подожди до утра…

— А что будет утром?

— Увидишь, какой у Ансельма будет бледный вид, это я тебе обещаю.

Долф напрягся, пытаясь понять, на что намекает Леонардо, но так ничего и не придумал. Мысли его приковывали к себе горные вершины, грозной тенью накрывшие лагерь. Там, за неприступным перевалом, грохотала далекая гроза.

Альпийское высокогорье виделось Долфу могучим врагом, которого он должен во что бы то ни стало победить, подчинить себе и который, если уж быть честным до конца, вселял в него страх.

«Завтра, завтра… — мысленно произнес он. — И да помогут нам небеса!»

В ГОРАХ

Утром следующего дня Долф проснулся, ощутив на лице капли дождя. Он вскочил, с тревогой глядя на небо, обложенное тучами.

Мелкий моросящий дождик окутывал недвижный лагерь серой туманной мглой.

Но спустя немного времени все пришло в движение. Ансельм размашистым шагом переходил от костра к костру и будил спящих:

— Подъем, подъем, дети. В путь! Иерусалим ждет нас.

«Он хочет сказать — Генуя», — насмешливо подумал Долф.

Ребята уже привыкли обходиться без долгих сборов.

Полчаса ушло на то, чтобы разбить всех по отрядам, во главе каждого из которых стоял уже признанный ребятами командир. За спиной путников, исключая самых маленьких, болтались мешки с провизией и нехитрыми пожитками. Кто тащил на себе музыкальный инструмент, кто — орудия своего ремесла, запасную рубашку или скатанную трубкой соломенную циновку. Долф натянул куртку. Молния сломалась несколько дней тому назад, и ее пришлось отпороть. Куртка хотя и не застегивалась теперь, все-таки была непромокаемой, на теплой меховой подкладке, как раз то, что нужно в горах.

В дальнем конце лагеря возникла какая-то суета. Леонардо поспешил туда, Долф и Марике отправились вслед за ним.

Они увидели Фредо в окружении нескольких сотен ребят самого разного возраста, среди которых Долф узнал многих из отряда охраны, нескольких охотников, рыболовов и кожевников.

Рядом с Фредо возвышался Ансельм, размахивая руками перед самым носом мальчика.

— Ты помутился рассудком, Фредо! К северу отсюда ничего нет, кроме дремучих лесов.

— Хватит с нас, — стоял на своем Фредо, — дальше мы с вами не пойдем. Самый дремучий лес не так страшен, как эти горы.

— Что случилось? — вмешался Долф.

Фредо тут же обратился к нему:

— Мы больше не верим в эту затею. Крестьяне тут неподалеку сказали, что никакого моря за этими горами нет — одни равнины. Настоящие крестоносцы никогда не ходили этим путем. Так нам ни за что не попасть в Иерусалим.

— Но это лучший путь в Геную, — твердил Ансельм, которому не улыбалось одним махом лишиться нескольких сотен ребят, да еще каких: белокурых крепышей, здоровых, сильных.

— Вы домой собрались? — с надеждой спросил Долф.

Бывало и раньше, что кто-нибудь, потеряв терпение, уходил своей дорогой, но возвращались ли эти ребята домой, неизвестно. Зато теперь уже не один и не двое отказались идти дальше, а сотни! Так и до настоящего бунта недалеко.