Гомо советикус - Александр Зиновьев

– А если вас все-таки попытаются использовать?

– Если вы допускаете такую возможность, перехватывайте инициативу. Что вам мешает?

– Наши собственные внутренние отношения. И вас таких слишком много. Мы тем более не можем использовать каждого индивидуально.

– Неплохо сказано. Один – ноль в вашу пользу.

«Центр»

«Центр» утвержден. Кем? Здесь же нет ЦК! Очевидно, тем, кто будет давать деньги. Директором будет Профессор, заместителем – Дама. Энтузиаст считает, что им потребуется профессиональный социолог, а тут никого нет, кроме него. Просит походатайствовать за него. Он готов взять на себя руководство отделом, изучающим советское диссидентство. Готов редактировать журнал: «Центр» наверняка будет выпускать журнал.

Я сомневаюсь в том, что меня возьмут в «Центр», – профессионалу не место в обществе шарлатанов. Но я хотел бы попасть туда. Все-таки какая-то работа. Зацепившись в «Центре», я потом мог бы подыскать место получше.

Нытик тоже просит устроить его в «Центр». Его претензии минимальны: он готов работать сторожем, уборщиком, курьером.

День рождения Писателя

Писателю исполнилось шестьдесят лет. Вся мыслящая часть эмиграции собралась в его квартире. Ели, пили, кричали, как в Москве. И треп был вроде московского – обо всем на свете, хаотический, местами мудрый, а в целом нелепый.

– Уровень жизни у них высокий, это у них не отнимешь.

– Это как раз у них можно отнять.

– Будущее Запада зависит от молодежи.

– Очень мудро. Я иду дальше: оно зависит от младенцев.

– Без шуток! Посмотрите на западную молодежь! Распущенность. Истеричность. Идеологический хаос. Бунтуют против потребительского общества, а в глубине души сами хотят иметь все, но сразу и без труда.

– Вполне здравое желание. Я бы тоже не отказался.

– Зажрались, сволочи. Если бы нам хотя бы половину того, что они имеют!..

– Мы видим идеал будущего не во времени, а в пространстве – на Западе. Ждать во времени слишком долго, а в пространстве можно прийти и взять.

– Когда на каждого западного гражданина будет приходиться два советских шпиона, тогда сами отдадут.,

– Тогда западные люди будут за продуктами в Москву ездить.

– Удивляюсь, почему тут не умеют обнаруживав наших шпионов. Это же так просто: по роже.

– У них демократия. Если ты по паспорту не китаец и нельзя формально доказать, что ты китаец, то ть не китаец, будь ты хоть сам Мао Цзэдун. По роже ты можешь быть самим шефом КГБ. А если согласно бумажке ты диссидент, то ты диссидент.

– Я наблюдал сегодня демонстрацию, – говори Писатель. – Любопытное зрелище. Надо бы описать типичного демонстранта, его психологию и обстоятельства его жизни.

– Попробуйте, – говорю я. – Но если вы выдели те отдельного демонстранта и попытаетесь проанализировать его как нечто индивидуальное, вы вынуждены будете оставить без внимания сам факт его участия в этой демонстрации, его принадлежность к этому разнородному и временному скоплению людей. Если же вы будете рассматривать отдельного демонстранта именно как представителя этого скопления людей, вы вынуждены будете оставить без внимания именно его индивидуальные свойства и обстоятельства.

– Вы думаете, такие явления не заслуживают внимания?

– Заслуживают, но в меру. На такую демонстрацию, например, хватило бы нескольких строчек в описании чего-то другого, допустим – в описании переживаний такой личности, как вы сами.

– Вы, пожалуй, правы. Мои личные впечатления от этой демонстрации важнее для литературы, чем психология участников демонстрации.

– Отразить психологию участника демонстрации через психологию человека, который не имеет ни малейшего представления о жизни и психологии этого участника демонстрации, – на такое способны только члены Союза советских писателей.

Я люблю такой наш ни к чему не обязывающий треп. Никуда спешить не надо. Время для тебя – совсем не деньги, а ничто. Уходи, время, прочь, теряйся бессмысленно! Бессмысленно ли? Без прибыли – да. Но не бессмысленно. Это – наша жизнь. Жизнь вообще есть лишь потеря времени.

По домам расходимся уже утром. Солдаты особого батальона еще спят. В парке усердно бегают толстые немцы – сбрасывают лишний вес. Немцы вообще гениальный народ. Если они за что-то берутся, то делают хорошо и всерьез. Сейчас они сбрасывают лишний вес. За полгода они все вместе уже сбросили вес населения целой прибалтийской советской республики.

Мы и Запад

Энтузиаст сделал попытку попасть на прием к Президенту. Ему долго морочили голову и в конце концов отказали. Он взбешен. Орет, что такого бюрократизма даже в Москве нет, что если бы он захотел встретиться с Брежневым, то рано или поздно добился бы этого. Слушая вопли Энтузиаста, я вспомнил про один из методов приема посетителей высшими лицами нашей страны, который был придуман психологами нашего института. Жаждущему аудиенции назначают день и час приема. Его встречает один из помощников Высшего Лица и вежливо просит пройти в другую комнату. В этой комнате нет никаких портретов, нет окон. Только стол и два стула. Помощник Лица вежливо предлагает посетителю присесть и изложить суть своей просьбы или жалобы, прежде чем идти к Лицу. Тот с энтузиазмом рассказывает. Выслушав, Помощник предлагает Посетителю пройти в другую комнату. Точно такую же, как и предыдущая. Там точно такой же Помощник просит Посетителя изложить суть его просьбы, прежде чем идти к Лицу. Посетитель повторяет, но уже с меньшим энтузиазмом и не с такими подробностями. Затем Помощник ведет Посетителя в следующую комнату, где его ждет та же процедура. Обычно на третьем этапе Посетителя охватывает ужас, и он просит его отпустить домой. Его отпускают. Редко кто дотягивает до пятой комнаты. Комнат, между прочим, всего две. И всего два Помощника. Но посетитель уже на третьем этапе теряет способность идентификации людей и вещей.

Недавно мне об этом методе с ужасом рассказывал один советский диссидент в Москве. Я сделал вид, будто слышал об этом впервые, и посоветовал диссиденту разоблачить «эту преступную систему». Он сказал, что, к сожалению, нет никаких формальных доказательств существования ее. И он был прав. Никто из тех, к кому был применен этот метод, не проболтался о нем. Почему? Да потому что этот метод мы рекомендовали применять лишь к интеллигентам. Рабочего и крестьянина такой «тонкой психологией» не проймешь. К ним применяются методы попроще, например – метод двойников. В сталинские времена, рассказал мне один старый «бухарик», трудящиеся с особой охотой рвались на прием к Буденному и Ворошилову. Однажды и он попробовал попасть к Буденному с просьбой улучшить жилье. Сопровождавший его чиновник был пьян, и вместо комнаты, где его должен был принять Буденный, завел его в комнату, где дежурило штук двадцать «Буденных». Они пили пиво, играли в шашки, «забивали козла», ругались матом и хохотали. Это было самое жуткое зрелище, какое «бухарику» приходилось видеть в жизни. Его первым делом избили, а затем отвезли в сумасшедший дом. Когда он оттуда вышел через пару лет, его рассказу никто не поверил.

Сооружение

Мое Сооружение облицевали больше чем наполовину. Красота получается необыкновенная. Это будет самое красивое здание изо всех, виденных мною. Я с нетерпением жду, когда оно будет закончено. Теперь я угадываю его будущий вид в деталях, и мои предвидения сбываются. Задумаю, например, что такую-то часть надо закрыть, а в таком-то месте надо дать такую-то облицовку, как на другой же день мои пожелания точно исполняются. Я разгадал замысел строителей. И я уже предвижу, как будет выглядеть Сооружение в завершенном виде. Это будет материализованная сказка.

Признание Шутника

– Я весь мир объездил, – говорит Шутник. – Насмотрелся на нашего брата и на наше влияние в мире. Должен признать, что мы – носители страшной эпидемии. Еще немного, и мы заразим мир так, что за сто лет не вылечиться. Мы заражаем мир цинично, последовательно, систематично, с сознанием делателей великого прогресса. Мы несем болезнь как высшее здоровье. Мы фактом своего существования придаем всем западным подонкам уверенность в том, что они естественны и что будущее за ними. У меня с каждым Днем растет ненависть к нам самим.

Мы проходим по мосту. Солдаты особого батальона выскакивали из своих лодочек и с воплями лезли на берег. На сей раз они были с оружием: у них было серьезное боевое учение. «Я, – сказал Шутник, – служил в армии. У нас аналогичные вещи делаются не лучше. Может быть, еще хуже. Но не в этом дело.. Здесь халтурят всерьез. А мы серьезные дела делаем халтурно. Западные Армии, как бы они ни важничали и ни серьезничали, все равно производят впечатление опереточных. Советская Армия, несмотря на нелепости, халтуру, глупости, очковтирательство и прочие общие качества советского явления, есть армия настоящая, армия для убийства других и для своей собственной гибели ради убийства других. Советский Союз есть вообще огромная армия, которая всем строем нашей жизни готовится к нешуточной войне. Я не хочу, чтобы она победила».