Духовное наследие - Варсонофий Оптинский

Я получил письмо: "Батюшка, задыхаюсь! Со всех сторон теснят скорби, нечем дышать, не на что оглянуться... Не вижу радости в жизни, смысл ее теряется". Что скажешь такой скорбящей душе? Что надо терпеть? А скорби, как жернов, гнетут душу, и она задыхается под их тяжестью.

Заметьте, что не о неверах и безбожниках я сейчас говорю, не о тех, кто тоскует, когда потеряли Бога, — не о них я говорю. Нет, теряют смысл жизни верующие души, вступившие на путь спасения, души, находящиеся под действием Божественной благодати. Не знают они, что это состояние временное, переходное, которое надо переждать. Пишут: "Впадаю в уныние, что-то темное обступает меня".

Я не говорю, что такая скорбь законна, не говорю, что эта скорбь — удел всякого человека. Это не наказание, это крест, и этот крест надо понести. Но как же понести его? Где поддержка? Иные ищут этой поддержки и отрады у людей, думают найти покой среди мира — и не находят. Отчего? Оттого, что не там ищут. Покой, свет и силу надо искать в Боге, через молитву Иисусову. Станет тебе очень тяжело, мрак обступит тебя — встань перед образом, зажги лампадочку, если она не была зажжена, встань на колени, если можешь, а то и так, скажи: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!". Скажи раз, другой, третий, говори так, чтобы не одни уста произносили эту молитву, а доходила бы она до сердца. Впрочем, дойдет непременно и до сердца сладчайшее имя Господа, и мало-помалу удалятся тоска и скорбь, просветлеет на душе, тихая радость воцарится в ней.

Понять это чудное действие Иисусовой молитвы может только тот, кто на опыте познал его. Представьте, какой-нибудь человек никогда не пробовал меда и станет расспрашивать, что это такое. Как ему объяснить? Скажешь: он сладкий, приготовляется пчелами, соты с медом вынимают из улья, режут на части... Вряд ли он что-либо поймет. Не проще ли сказать: хочешь узнать мед — так попробуй его. Так и молитвой Иисусовой.

Многие, познав ее сладость и значение, всю жизнь отдавали ей, чтобы сродниться с нею, слиться со сладчайшим именем Господа Иисуса Христа.

Вам при ваших учебных или иных занятиях невозможно всю жизнь наполнять Иисусовой молитвой, но каждая из вас проходит по 20, 50 или 100 молитв в день. Каждая по силе своей навыкает ей. Пусть одна преуспела на дюйм, другая — на аршин, третья — на сажень, а иная, может быть, на версту ушла вперед, важно, что хоть на дюйм-то продвинулась, и слава Богу за все.

Для занятий этой молитвой уходят люди в монастырь. Правда, в настоящее время монастыри, особенно женские, поставлены в такое положение, что все время уходит на исполнение послушаний, хлопоты, работу. Трудно монахиням, а все-таки постепенно проникаются они молитвой и навыкают ей. Помню, поступая в монастырь, я вообразил, что там только и знают, что вот так (батюшка молитвенно возвел руки). Но когда поступил, оказалось совсем другое. Мало молитвы, мало труда молитвенного, на одной молитве не проживешь, нужен еще и труд послушания. Если труд молитвенный и исполнение послушания чередуются, сменяя один другое, так и хорошо, и этим путем легко достигнуть спасения.

Дальше в книжке сказано, что молитву постичь может только тот, кто удалил из сердца всякие мирские привязанности; только в сердце, свободном от пристрастия к миру, может вселиться Господь.

Помню, лет сорок, а то и пятьдесят тому назад, был я в одном доме. Собралось там много гостей. Одни, как водится в миру, играли в карты, другие разговаривали, потом начались танцы. Это не был настоящий бал, как-то все вышло неожиданно. На этом вечере была девушка удивительной красоты. Ни в чем она не принимала участия. Потом вдруг встала, подошла к роялю и начала играть. Чувствовалось, что она совершенно ушла от окружающей обстановки, ушла в себя, в свой внутренний мир и, пожалуй, в эти звуки. Стояла чудесная лунная ночь. Долго играла девушка, а когда наигралась, подошла к окну и задумалась. Меня все это заинтересовало, и я решил с ней познакомиться. Подхожу к одной даме и спрашиваю:

— Знаете ли вы такую-то?

— Знаю.

— Познакомьте меня с ней.

— Познакомить-то я могу, только стоит ли? Уверяю вас, что она совсем неинтересна, ничего вы в ней не найдете.

Я познакомился с этой девушкой. Ей было не помню сколько лет, но не менее двадцати. Она оказалась очень глубокой натурой, жившей своей внутренней жизнью. Она любила, и любила так, как умеют любить только такие люди.

— Понимаете, он все, чем я живу, свет моей жизни, им все наполняется вокруг меня и во мне; без него все — мрак, все — темнота, и жизнь теряет всякий смысл. Я ему отдала всю себя, свою душу, свое сердце.

— Где же он?

— Страшно сказать.

— Что, далеко уехал?

— Нет, умер.

— И вы мертвого любите?

— Да, люблю, и никого другого не полюблю. Все у него, все он унес с собой в могилу, а у меня ничего не осталось.

Недолго продолжалось мое знакомство с этой девушкой, скоро она уехала в Самару, но то время, пока я ее знал, она оплакивала свою первую любовь.

— Я никогда не полюблю другого, — упорно повторяла она.

Эта встреча была пятьдесят лет тому назад. Если бы я встретил эту девушку теперь, я бы знал, что ей сказать. Я бы сказал: "Вы говорите, что не полюбите другого? А я вам советую полюбить знаете кого? Господа Иисуса Христа! Вы хотели отдать свое сердце человеку — отдайте его Христу, и Он наполнит его светом и радостью, вместо мрака и тоски, оставшихся вам после любви к человеку".

Так и вам говорю: иные, быть может, пережили такое чувство, и, наполовину угасшее, оно теплится чуть видной искрой в вашем сердце — затушите эту искру! Другие, может быть, сейчас переживают самый разгар этого чувства — гоните его, не отдавайте ему своего сердца, так как его требует Господь Себе. "Даждъ Ми, сыне, твое сердце..." (Притч. 23, 26), — обращается Он к человеку. Не давайте сердцу привязываться к тленным благам мира сего, гоните из него всякое пристрастие, так как только в свободном сердце, свободном от всех пристрастий, может сотворить Себе обитель Господь.

Основание всего закона Божия — любовь к Богу и ближним. Старайтесь возлюбить Господа. Как достичь этого. Он Сам сказал об этом: "Имеяй заповеди Моя и соблюдай их, той есту любяй Мя..." (Ин. 14, 21). Итак, по слову Самого Господа, путь к Нему, к Божественной любви один — исполнение заповедей Его, о которых Он, в свою очередь, говорит: "Заповеди Моя не тяжки суть"[69].

Заповеди эти все знают, каждый день они читаются или поются на Божественной литургии: блажени кротции; блажени милостивии и др. (Мф. 5, 3–12). Иная скажет: "Этой заповеди я соблюсти не могу, так как у меня нет средств на милостыню". Нет, и такая может исполнить заповедь о милости, и она может подать если не материальную, так духовную милостыню. Спросите: как же это? А вот как: тебя оскорбила такая-то или такой-то — прости его, вот и будет духовная милостыня.

— Нет, я этого не могу! Разве можно простить такое ужасное оскорбление? Да я как вспомню о нем, так готова растерзать того, кто нанес мне его, а вы говорите: "Прости".

— Так не можешь простить?

— Не могу!

— А простить-то надо! Сил не хватает? Так проси у Бога. Обратись к Нему и скажи: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную, и помоги мне простить". Скажи раз, другой, третий...

— И что же будет?

— Сама на опыте узнаешь — простишь обидчика.

Другая говорит:

— Вот та-то пронесла мое имя, яко зло, перед людьми, такого наговорила, чего никогда и не было, проходу мне не дает колкостями и насмешками.

— А ты молчи, не отвечай ничего, потерпи.

— А разве это можно стерпеть?

— Не можешь? Опять обратись к Господу: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную, помоги мне стерпеть". Попробуй так просить и на опыте увидишь, что из этого выйдет. И так во всяком трудном положении обращайся к Господу — и поможет. Исполняй заповеди Его и проси Его помощи. Беда, если кто понадеется на свои силы и вздумает сам, не прибегая к Божественной помощи, исполнять заповеди, кто вздумает обойтись без смирения. Две добродетели необходимы в деле спасения: одна — любовь, другая — смирение. Без этих двух не только умная молитва, но и само спасение невозможно. Ведь вот Толстой, как он ужасно кончил, а раньше был религиозный человек, молебны заказывал, молился со слезами, все, казалось, было, одного не было — смирения. Любил осуждать других, не умел прощать людских недостатков. Заговорили с ним об одном его соседе.

— Что вы, — говорит, — разве он человек?

— А то как же? Конечно, человек!

— Ну вот, какой же он человек? Просто тварь.

— Да ведь и все — тварь. Ангелы и то тварь: "О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, ангельский собор и человеческий род".

— Да нет, его нельзя человеком считать!

— Почему же?

— Он безбожник, он в церковь не ходит, в Бога не верит, разве это человек?