Замок янтарной розы (СИ) - Снегова Анна

Она откинулась на спинку сидения и смерила меня удивлённым взглядом, будто увидела впервые.

- Надо же, котёнок отрастил коготки! Что ж – теперь понятно, что такого он в тебе нашёл. А я-то ломала голову. Знаешь, ты не первая смазливая мордашка, которая вокруг него увивалась, но ни одной не удавалось взбесить меня так сильно.

- Я не увивалась! – резко парировала я.

Хищная улыбка раздвинула ярко накрашенные губы.

- Женщины всегда слетались к нему, как мотыльки на огонь. Или думаешь, ты единственная, у кого он застрял в сердце, как отравленная заноза? Можешь обманывать себя, но иначе зачем бы спрашивала меня о таком спустя столько лет?

В приоткрытое окно дохнуло морским воздухом. Я подавила в себе позывы спорить до хрипоты, доказывая, что она не права. Мне нужна правда, только и всего.

- Так всё-таки? Почему в Королевстве ничего не слышали о свадьбе десятилетия?

Баронесса небрежно отодвинула указательным пальцем край кремовой занавеси, глянула за окно. Во взгляде мелькнуло удовлетворение.

- Мы почти на месте. Я отвечу на твой вопрос. В тот день, много лет назад… я ведь почти добилась своего. Мне нужен был этот ребенок, чтобы привязать к себе ветер. Это был единственный способ. А ты всё испортила. Я стала для него пустым местом с тех пор! А я не привыкла быть пустым местом. Да, пришлось пойти ва-банк и наврать про беременность – я думала, король с королевой заставят его взять на себя ответственность. Думала, женю Генриха на себе, и там уж в статусе принцессы смогу решить вопрос с ребенком самым простым и вечным как мир способом. Не станет же мужчина уклоняться от исполнения супружеского долга! Но он сопротивлялся браку со мной с таким пылом, как будто это что-то ужасное… омерзительное…

Её глаза сверкнули такой ненавистью, что мне стало не по себе. Мурашки поползли по спине, руки сами собой сжались в кулаки. Как можно быть такой подлой с человеком, которого любишь! Если она хоть когда-нибудь любила моего Ужасного Принца.

- Так ребенка всё-таки не было… Неужели вы признались ему в обмане?

Улыбка стала ещё шире. Какой-то слегка сумасшедшей.

- Когда он приехал в моё поместье спустя девять месяцев… Когда я сказала ему, что ребёнка нет, и увидела такое облегчение в его взгляде, что гнев едва не разорвал меня пополам… Я решила, что это не пройдёт для него так легко.

- Что вы сделали? – спросила я, холодея.

- Я сказала ему, что его ребёнок умер, так и не родившись.

Не помню, как мы добрались до гавани.

Не помню, как выбралась из кареты.

Не помню, как на деревянных ногах шла вслед за фигурой в пышном платье винного цвета.

У меня в сердце всё переворачивалось и рвалось на части, и я боялась даже представить себе, что же должен был чувствовать Генрих все эти годы. Я обязана ему всё рассказать! Не знаю как, но у меня внутри родилась и крепла уверенность, что я смогу это когда-нибудь сделать.

А потом… когда ряды домов неожиданно расступились, и передо мной открылась необъятная морская гладь, я вдруг осознала простую вещь, от которой мне поплохело.

Почему Баклажановая Леди так легко призналась? Думала, что я не решусь всё передать принцу? Или же… уверена, что я просто не смогу никому рассказать?

- Вот ваши инструкции.

Она сунула мне в руку простой запечатанный конверт без подписей.

- А вот ваш корабль. И советую поспешить – кажется, папенька уже выслал за вами нянек.

Я обернулась туда, куда она кивнула, и прислушалась.

Стук копыт. Несколько лошадей, нещадно подгоняемых всадниками. Вот-вот покажутся в просвете меж домами, из которого мы выехали минуту назад.

А потом я силой заставила себя не смотреть завороженным кроликом в ту сторону. Отвернуться от догоняющего меня прошлого к смутному и пугающему будущему. Она сказала, корабль…

Если это можно было назвать кораблём.

Утлое судёнышко из какого-то серого прогнившего дерева, которое, кажется, тронь пальцем – и рассыплется на части. Латанные-перелатанные паруса. Несколько забулдыг, слоняющихся по палубе – такого пугающего вида, что с них только портреты разбойников списывать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я невольно отшатнулась. Моё плечо до боли сжала рука баронессы и она зашипела мне прямо в ухо:

- Или ступай вперёд, или возвращайся! Но я передам Бульдогу, что он зря тратил своё драгоценное время на такую никчёмную трусиху, как ты.

Теперь понятна её откровенность. Она просто хорошо подготовилась к выполнению задания Шеппарда! Подготовилась по-своему. Она знает, что я не доплыву. И её секреты останутся надёжно погребёнными на дне пролива – там, где я смогу рассказать о них только замшелым остовам погибших кораблей.

Резкие окрики.

Пыль из-под копыт.

Во главе кавалькады отец. Я уже вижу его бледное, перекошенное от гнева лицо.

Кто-то отрывает от моего плеча руку баронессы и мягко подталкивает вперёд. Скрипучий мужской голос над ухом заставляет вздрогнуть и очнуться.

- Смелее, барышня! На «Старой калоше» вас не обидят. Слово капитана! Поторопитесь, я уже приказал матросам отдать швартовые. Парочка распутанных узлов – и никто нас не догонит. Не смотрите на скромную внешность – моя красавица даст сто очков вперёд всем этим расфуфыренным каравеллам!

Вздрогнув, оборачиваюсь на голос. Передо мной стоит, подбоченясь, невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти. Его красное обветренное лицо обрамлено спутанной бородой, в улыбке сверкает золотой зуб, а в глазах такое странное безбашенное веселье, что я вдруг как-то легко и сразу проникаюсь к нему доверием.

Отбрасываю сомнения, покрепче сжимаю в ладони письмо и даю ему руку. Позволяю провести себя по хлипким шатающимся мосткам на судёнышко, и даже не оборачиваюсь – ни на баронессу, ни на кричащего мне что-то в ярости отца.

Порывы ветра освежают моё разгорячённое лицо. Я вдыхаю его полной грудью и становлюсь словно пьяная от хмельного аромата соли, мокрого дерева и приключений. Где-то над головой вспарывают небосвод острые крылья чаек, их монотонные крики плывут над гаванью, и им нет никакого дела до глупой людской суеты внизу.

Я не хочу оборачиваться. Мне нужен этот ветер. Я до боли в сердце хочу этого безбрежного моря, которое никто и никогда не сумеет себе подчинить – только отдаться на его волю. Вместе с волнами уйти за горизонт. Впустить море в душу и стать его частью.

Я хочу увидеть звёзды, отражающиеся в чёрном зеркале ночи. О которых он рассказывал мне когда-то.

Оказалось, что решиться на приключения, воображая себя отважной героиней и подставляя лицо ветру – не так уж сложно. А вот когда первое опьянение собственной смелостью проходит, и ты понимаешь, какие могут быть последствия у такого решения, подступает самая настоящая паника.

Ну, или возможно это я не создана для приключений. На самом деле, кажется, я из тех людей, которых любой сюрприз или неожиданное событие, что не было аккуратно вписано в список дел на завтра, очень сильно выбивает из колеи.

Именно об этом я невесело размышляла, сидя в крошечной каюте с прямоугольным маленьким окошком, косо прорубленном в борте корабля, и узкой койкой, прикрепленной к стене. Больше ничего в ней не было, да и вряд ли поместилось бы. На моё счастье, у меня по крайней мере не открылось морской болезни. Зато целое полчище страхов атаковало, как сорвавшиеся с цепи голодные псы, пользуясь тем, что я битый час сижу, предоставленная сама себе, и нервно прислушиваюсь к непривычным звукам – шелесту волн за окном, скрипу старого дерева, топоту ног по палубе и отрывистым командам моряков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Итак, что мы имеем? Я – молодая красивая девушка, в гордом одиночестве и совершенно без защиты посреди моря на корабле, который судя по виду вот-вот развалится, и на котором полным-полно подозрительных личностей самого затрапезного вида.

Плыть до Материка – около шести или семи дней, в зависимости от ветра и течений. Не так и много, вот только сомневаюсь, что эта «Старая калоша», которую назвали столь удивительно точно, выдержит хоть мало-мальски сильный шторм. Если со мной ещё не случится чего похуже до того.