Зимний дворец. Люди и стены. История императорской резиденции. 1762-1917 - Игорь Зимин

Николай I лично следил за ходом работ в Зимнем дворце. Он сам утвердил и образец «генеральской рамы». 9 июня Росси запросил разрешение императора «на случай, ежели какие-либо портреты не будут доставлены к окончанию Военной галереи, то в местах, для них приготовленных, натянуть ли малиновый или зеленый штоф»[202]. Император согласился с предложением архитектора.

После того как Николай I уехал в Москву, К.И. Росси по распоряжению императора с 3 августа 1826 г. посылал в древнюю столицу еженедельные отчеты о ходе работ. Так, к 9 августа были заделаны и оштукатурены окошки, четыре двери в Белую галерею и одна в заднюю комнату перед Военной галереей, оштукатурены своды и карнизы. Под полом Военной галереи устроили три духовые печи, и душники вывели в галерею. С 30 августа по 6 сентября в световые «просветы»[203] вставили дубовые рамы для зимних переплетов. В стены галереи вмуровали железные скобы «для утверждения портретных рам». К 20 сентября вставили вторые железные переплеты в «просветы» световых потолков. К 27 сентября закончили живописные работы, закончили полировку фальшивого мрамора, начали ставить лепные капители на колоннах, сняли и убрали все строительные леса.

Особой заботой К.И. Росси была установка портретов. Еще летом архитектор провел тендер среди ведущих бронзовщиков Петербурга (Андрей Шрейбер, Рейхенберг, Дипнер и Герень). Заказ был крупный – 350 «вызолоченных с гравировкой бронзовых плинт». В результате стоимость всего заказа составила 29 500 руб., по 85 руб. за раму, хотя до тендера А. Шрейбер оценивал каждую раму в 100 руб.

Намного задержал работу бронзовщиков по гравировке имен художник Дж. Доу, который составил список героев войны на французском языке, без инициалов и с неполными чинами. При этом Николай I желал, чтобы под каждой картиной был обозначен «настоящий чин, достоинство, имя, отчество, фамилия». В результате пришлось обращаться в Генеральный штаб, который и представил требуемые данные по всей форме. К ноябрю 1826 г. Дж. Доу сдал К.И. Росси 236 портретов из 342. Тогда за художником еще оставался долг в 106 портретов[204].

1 декабря 1826 г. К.И. Росси направил министру Императорского двора князю П.М. Волконскому записку о завершении работ в Военной галерее. Затем еще две недели в Военной галерее устраняли мелкие недоделки. 25 декабря 1826 г. архитектор 6-го класса К.И. Росси получил «бриллиантовый перстень с шифром Его Императорского Величества за отделку Военной галереи». Бюджет по возведению этого парадного зала и нескольких близлежащих комнат составил 191 762 руб.[205]

Торжественное открытие Военной галереи состоялось 25 декабря 1826 г., в день, ставший со времен Отечественной войны 1812 г. ежегодным праздником в память изгнания войск Наполеона из России. Еще раз укажем, что на момент открытия Военной галереи она не была укомплектована. По мере выполнения огромного заказа 106 пустующих рам, затянутых зеленым репсом, заполнялись запланированными портретами.

Однако некоторые из рам и ныне затянуты тканью. Связано это с объективными причинами. Дело в том, что некоторые из героев войны к моменту начала работы Дж. Доу умерли, а у родственников не осталось их изображений. Поэтому зеленая ткань, затягивающая по сей день 13 рам, служит своеобразным памятником ушедшим героям войны 1812 г.

На торцовой стене, против входа в предцерковную, под балдахином был временно поставлен портрет Александра I в рост, в будущем его планировалось заменить изображением царя на коне.

Поскольку это была Военная галерея, то ее открытие ознаменовали парадом ветеранов Отечественной войны 1812 г., которые, чеканя шаг по паркетам Зимнего дворца, прошли мимо своих отцов-командиров.

Поскольку в 1826 г. многие участники Отечественной войны еще служили, то, естественно, имели место пересуды по поводу того, кто достоин, а кто не достоин присутствовать на стенах Военной галереи. Об этом, конечно, говорилось кулуарно, поскольку окончательный список героев войны утверждал лично Александр I, а коррективы в него вносил и Николай I. Царский субъективизм, безусловно присутствовал. В результате один из участников Отечественной войны 1812 г. писал о Военной галерее: «Сколько ничтожных людей теснят там немногих, по справедливости достойных перейти к уважению благодарного потомства! Глаза разбегаются, покуда отыщешь и остановишься на истинных героях этой народной эпопеи». Однако время расставило все по своим местам, и это мнение сегодня видится пристрастным, поскольку «истинных героев» много, и они заметны. Сегодня даже присутствие в Военной галерее 1812 г. такой спорной фигуры, как граф А.А. Аракчеев представляется вполне оправданным. В качестве военного министра он накануне войны 1812 г. сделал действительно много для того, чтобы повысить боеспособность русской армии и, в первую очередь, ее артиллерии.

Г.Г. Чернецов. Галерея 1812 г. 1827 г.

В последующие годы иконография Военной галереи постепенно расширялась. В 1830-х гг. в Военной галерее поместили большие конные портреты Александра I и его союзников – короля прусского Фридриха Вильгельма III и императора австрийского Франца Иосифа I. Два первых написал берлинский придворный художник Ф. Крюгер, столь почитаемый Николаем I, третий – венский живописец П. Крафт.

На современников Военная галерея произвела огромное впечатление, имевшее множество граней. Все отдавали должное мастерству К.И. Росси, сумевшему вписать новый парадный зал в уже, казалось бы, давно устоявшуюся плоть Зимнего дворца. Впечатляла лаконичная стилистика галереи, разделенная парными колоннами и арками на три композиционно связанных части. Средняя часть галереи органично воспринималась как торжественное преддверие к Георгиевскому залу.

Все впервые видевшие портреты единодушно отмечали мастерство англичанина, сумевшего в ходе своих скоротечных сеансов схватить не только портретное сходство, но и характер своих героев.

Отмечалась и цельность воплощения идеологического замысла. Лучше всего это выражено в известных строках А.С. Пушкина, которые, будучи высеченными на мраморной плите, украшают сегодня зал Военной галереи 1812 г.:

У русского царя в чертогах есть палата:Она не золотом, не бархатом богата;Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;Но сверху донизу, во всю длину, кругом,Своею кистию свободной и широкойЕе разрисовал художник быстроокой.Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,Ни плясок, ни охот, а все плащи, да шпаги,Да лица, полные воинственной отваги.Толпою тесною художник поместилСюда начальников народных наших сил,Покрытых славою чудесного походаИ вечной памятью Двенадцатого года.Нередко медленно меж ими я брожуИ на знакомые их образы гляжу,И, мнится, слышу их воинственные клики.

Во время пожара в декабре 1837 г. все портреты спасли. Их вынесли из горевшего дворца дворцовые гренадеры и нижние чины гвардейских полков. В 1838–1839 гг. галерею заново отделали по чертежам архитектора В.П. Стасова. В этом виде она сохранилась доныне.

Георгиевский зал также сначала называли «Мраморной галереей» (в 1797 г.), а только затем за ней закрепляется название «Егорьевский зал» и «Георгиевская галерея»[206]. В 1796 г. в этом зале совершилось обручение великого князя Константина Павловича и Анны Федоровны. После пожара 1837 г. зал отделали настоящим и очень дорогим каррарским мрамором. Барельеф Георгия Победоносца обошелся в 20 000 руб. ассигнациями. Зал использовался для проведения торжественных аудиенций, церемоний присяги цесаревичей и великих князей, парадов в день праздника Св. Георгия и парадных обедов.

Вообще у всех парадных залов Зимнего дворца имелись свои, четко прописанные функции. Например, в Петровском зале русские императоры принимали новогодние поздравления дипломатического корпуса.

Облик парадных залов в ходе ремонтов неоднократно и довольно основательно менялся. Так, Белый зал превратился в блистающий золотом колонн Гербовый зал. В 1834 г. отремонтировали Петровский зал. Тогда Николай Павлович высочайше повелел «переделать в комнате императора Петра I на стенах алый бархат, того же цвета бархатом обить площадку со ступенями перед троном»[207].

Попутно отметим, что в названиях залов использовался и некий дворцовый сленг. И дело не в сложных названиях тех или иных залов, просто полуграмотные слуги часто искажали иноязычные наименования, подгоняя их звучание под привычные фонемы. И так было не только в Зимнем дворце. К примеру, в XVIII в. сложное для русского уха именование Ораниенбаум искажали до привычного Рамбов. То же самое происходило и в Зимнем дворце, когда Арабскую комнату в хозяйственных документах XVIII в. вполне официально именовали Воробейской, или Воробейной, комнатой. Такие искажения не были редкостью, поскольку многие дворцовые описи «для служебного пользования» составляли гоф– и камерфурьеры. Они были квалифицированными слугами, но далеко не эрмитажными искусствоведами. Поэтому они, описывая «зоопарк» работы мастеров фирмы К. Фаберже в комнатах императрицы Александры Федоровны, без всяких затей определяли цвет камнерезной лягушки как «говняный».