Окно в природу-2003 - Василий Песков

ОБЕД Любовь Николаевна приготовила у подруги-соседки - «там поуютнее». За столом много было рассказов о происшествиях и разных случаях во дворе. «В прошлом году маленьким поросятам настелили овечьей шерсти. Они так к ней привыкли, что, когда уже стали бегать, валили овцу и рядком ложились на ней погреться. Будете смеяться: овца не противилась».

А под вечер, когда мы собрались уже уезжать, Любовь Николаевна выпустила из загона кирпичного цвета семейство свиней. Справные поросята катались по мураве, как ртуть. Но снять их хотелось рядом с мамашей, и мы старались их удержать. Овчарка Машка сначала с недоумением глядела на нашу возню, но через две-три минуты хорошо поняла, чего мы хотим, и сразу взялась помогать. Как только какая-нибудь «сосиска» отбивалась от общества, Машка вежливо, но уверенно водворяла ее на место и садилась внимательно наблюдать за порядком. Даже привыкшая к жизни двора Любовь Николаевна расхохоталась: «Видите сами, что происходит тут ежедневно, - истинный «мир животных». Нет, «Мерседес» мне не нужен, велосипедом довольна. Мне интересен этот вот двор... Каждый в жизни по-своему с ума сходит. Так или нет?»

31.07.2003 - Речка моего детства

Олины гуси

Возраст нас тянет в родные места, туда, где прожито было детство. Эти годы в человеческой жизни самые памятные. Не случайно сказано: все мы родом из детства.

Тридцать три года назад (сколько времени! а кажется, это было вчера) мне почему-то захотелось увидеться с речкой, на которой я вырастал. И я предпринял, возможно, главное из своих путешествий - с посошком за две недели прошел нашу Усманку от истока до впаденья в Воронеж. Много интересного, волнующего увидел, в том числе и грустных на реке перемен. Попытался осмыслить причины. На очерк в газете пришло восемь тысяч писем-откликов. Главная мысль в них: «Вы написали не только о своей речке, но и о моей тоже». Я понял тогда: у каждого человека в жизни есть своя речка, и человек помнит о ней, куда бы ни заносила его судьба.

В этом году праздновали в Воронеже 80-летие молодежной газеты, и я в Москве еще замыслил и маленькое ностальгическое путешествие по местам детства: «Годы. Будет ли еще случай?»

ПЕРЕМЕН к лучшему на реке я не увидел, да их и быть не могло. Но речка текла, и село наше Орлово стояло над ней, как прежде. Рожденьем своим, как многие села и деревеньки, оно обязано было речке. Но обстоятельства появления тут селенья были серьезными. Усманка (Усмань - по-татарски Красивая) в середине семнадцатого века была пограничной - отделяла уже обжитое хлебопашцами черноземье от Дикого Поля, откуда крымцы совершали грабительские набеги. Для «береженья» селений, выраставших вокруг Воронежа, на Усманке (часть знаменитой Белгородской черты) были созданы сторожевые поселения-крепости, в том числе Орлов-городок, «имевший шесть башен, одна из которых была проезжей, и тайный ход из крепости к воде». Великих битв на Усманке не случилось, но стычек с осадой крымцами городка было много.

Через полтораста лет крепость на Усманке стала ненужной, городок превратился в большое село на тракте Воронеж - Тамбов, а к реке от большака потянулись отростки - Низ, Большой угол, Малый...

Странно, но в школьные годы ничего этого на уроках истории мы не узнали. Пунические войны, Карфаген, греческие дела - это знать полагалось, а что было тут, рядом, никто не знал, думаю, и сама учительница тоже. Позже, наезжая из Москвы, пытался я угадать, где могла бы стоять шестибашенная крепость с тайным ходом к воде. Но ни в беседах, ни в книжках, ни в хождениях по высокому правому берегу поймы на место здешнего «Кремля» ничто не указывало. И в этот раз ритуально постояли мы на бугре, глядя через речку, где было когда-то Дикое Поле и куда вглядывалась со стены крепости стража: не покажется ли пыль под копытами лошадей?

СПУСТИВШИСЬ к Усманке, увидели место, где пасли мы в детстве телят, где купались, ловили «топтухой» рыбу. Постояли у бережка, где (странное свойство памяти) при первом забросе удочки ранним утром поймал я однажды плотвицу с ладонь. Над речкой стоял туман - вода была теплее, чем воздух, и первая эта плотвица была на удивление теплой... А вот место, где с отцом видели на отмели мы сома. Вот тут доставали раков из нор, а тут в жаркий день подростком стрелял я горлинок, прилетавших с полей напиться.

Усманка оказалась едва ли не последним местом в стране, где сохранились истребленные всюду бобры. Бобровый заповедник выше по речке стал питомником, откуда во время весеннего половодья бобры расселялись и доплывали аж до Орлова. Потом их стали планомерно расселять по речкам России и европейскому зарубежью. Встречая где-нибудь древогрыза, я улыбался: «Здорово, земляк! Я тоже с Усманки».

В ОДНОМ месте, где, возможно, был когда-то через Усманку «перелаз» (сейчас перелазь в любом месте!), увидели мы большую стаю гусей. Девушка-пастух, увидев нашу машину, позвала птиц, и гуси немедленно на голос ее торопливо полезли на луг из воды. Когда познакомились, состоялся разговор-перекличка через реку. Пасшая гусей молодуха Оля Тимофеева рассказала: оставшись с ребенком без мужа, взялась разводить гусей. Весной покупает две сотни однодневных гусяток, кормит сначала с руки их творогом и рублеными яйцами, а потом все лето - каждый день! - с ними около речки. Гуси щиплют траву и купаются, а Оля, когда все спокойно, от солнца прячется в шалаше. Для гусей она мама - по первому зову все стадо к ней. Из двух сотен (где лисы, где злые люди убавят) десятка два птиц теряется, остальных с приходом морозов забивают, и Оля из Болдиновки (соседнее с Орловым село) везет урожай свой в Воронеж или в Москву. «По дороге и на месте продажи меня, как гусыню, все норовят общипать. И если разложить прибыток по дням пастьбы, то на зиму остается совсем немного. На производстве получала бы больше, но где оно, производство?»

У МОСТА через речку - лужок, на который в полдень пастух, мой дальний родственник, пригоняет коров на дойку. Приходят сюда бабенки с подойниками и скамеечками, все, как принято, в белых кофтах и белых платочках. И незнакомая прежде картина: приезжают на дойку и мужики. Одни с бидонами на велосипедах, другие на мотоциклах с колясками, стоят даже несколько «Жигулей». «Мерседесы» пока не наблюдаются», - усмехнулся пастух, ковыряя кнутовищем дырку в кирзовом сапоге.

ЗАНЯТНУЮ картину увидели около речки минут через двадцать, когда пастух угнал стадо в луга. Подъехали к мосту обвитые лентами, с пластмассовыми куклами на капотах машины. Свадьба! Вышли на берег нарядные жених и невеста. Обычай на свадьбах ездить к памятникам и к «вечному огню» сложился давно. Но тут ничего такого нет. Куда поехать, где постоять на память в торжественный день? К Усманке! Вот и приехали, удивив меня и очень растрогав. Венчались тракторист из Болдиновки Александр Беляев и Светлана, теперь уже тоже Беляева, из Новой Усмани. Меня узнали. «Василий Михайлович, да вас сам Бог нам послал. Снимите на память...» О чем говорить! Снимаю двух нарядных людей над речкою с удовольствием. Тут же на капоте машины друзья жениха и невесты устраивают стол и нас заставляют пригубить старинный здешний напиток из сахарной свеклы под названием самогон.

А ПОТОМ мы едем с другом по улице, где стояла когда-то наша изба. На ее месте давно уже выстроен новый дом. От того, что помню, остались погреб и старые яблони. От сада к речке уходит луг - на ветру серебрятся изнанкою листьев приземистые вербы и качаются кустики конского щавеля.

Почему-то захотелось заглянуть в погреб... Несколько ступенек из кирпича ведут в прохладную темноту. Знакомый запах сырости и каких-то солений. В войну, помню, в этом погребе солдаты ночью опорожнили кадку с солеными огурцами. Кто-то посоветовал сходить с жалобой к командиру, но мама махнула рукой - «Какие жалобы! Люди-то голодные». А кто-то, видно, узнав, что в доме четверо малышей и отец на войне, украдкой положил на крыльцо в тряпице два куска сахара и несколько сухарей.

САМОЙ любимой была для меня дорога от дома к речке и к дедушке Павлу. У него возле сада стояли ульи. Идешь под яблонями, и к ногам тебе вдруг падает духовитое румяное яблоко с таинственным названием воргуль. Пчел следовало опасаться. А дедушку, чья латаная рубаха и мятый картуз пропитаны были запахом воска и меда, пчелы не трогали. Самым интересным местом в хозяйстве был старый амбар. В нем дедушка мастерил ульи, в похожей на бочку оцинкованной медогонке извлекал из рамок («гнал») мед. Множество разных запахов держалось в амбаре - запах сосновых стружек, меда, воска, лежавших в соломе яблок, каких-то трав, висевших пучками на стенах. Дедушку огорчало, что гость его съедал ложку, ну две свежего меда. «А ты с печеным яблочком или вот с огурцом...» Однажды дед меня озадачил. Вон видишь, за речкой Резников сад? Если поставить там бочку меда, пчелы за неделю весь его перетаскают в ульи. Я в это не мог поверить, а теперь знаю: это возможно.