Небесная тропа - Марианна Алферова

Когда время перевалило за полночь, веселье понемногу начало иссякать: кое-кто из мужчин упился и заснул, а женщины, из обремененных семьей, выразительно поглядывали на часы и сладкими голосами выпрашивали деньги на такси. Белкин деньги обещал, но позже: ему самому домой идти не хотелось. Так пусть подчиненные веселятся вместе с ним. И тут секретарша протянула ему съемную трубку от только что установленного новомодного аппарата.

– Николай Григорьевич, вас супруга. – Она скорчила неопределенную гримаску, Белкин не понял какую.

Что хотела выразить секретарша – недоумение или растерянность? Или… испуг?

Он сказал «да» и приготовился услышать несколько банальных сентенций. Но услышал визг – истошный крик перепуганного насмерть животного.

– Украли! – завопила Ирина. – Украли! Солнышко наше украли!

– Что украли? – спросил Белкин, предвидя, что услышит в ответ.

Где-то под костно-мясной броней екнуло сердце.

– Таню! Таню! – выкрикнула жена.

– Что значит, «украли»? – Белкин отошел к окну, надеясь, что здесь его не услышат. – С чего ты взяла?

Визг, всхлипы в ответ – понять что-либо было совершенно невозможно, да он и не пытался.

– Кто с тобой рядом?

–Тима, – с трудом выдохнула жена.

– Вот и дай ему трубку. Надеюсь, он все объяснит членораздельно.

Новый врыв эмоций, и, наконец, послышался голос Тимошевича:

– Слушаю, Николай Григорьевич.

– Это я слушаю! Говори!

– Только что явился студент из ее группы. Сказал, Танчо у него на глазах похитили.

– Что значит «У него на глазах»? Кто он вообще такой?

– Виталий… Соловьев фамилия.

– Не помню такого. Чего он хочет? Денег? Он с похитителями в доле?

– Не похоже. Обычный парень. Хотя не откажется от вознаграждения.

– За что вознаграждать-то? Конкретно, что он рассказал?

– Таня исчезла.

– Кретин, – прошипел Белкин. – Ладно, сейчас приеду.

Его охватила злость: все эти беспомощные тупоголовые людишки облепили его, как мухи. Жрут, пьют, сношаются и орут хором: «Денег! Денег!» Будто он, Белкин, не человек, а дойная корова. И почему только все эти люди, вскормленные коммунистами, так полюбили деньги? Их же учили работать задаром ради светлого будущего. Учили, да не выучили.

Он взял со стола бутылку и сунул в карман пиджака.

Вечеринка сразу увяла, сотрудники стояли, переминаясь с ноги на ногу, смотрели на шефа пустыми глазами. Кто-то, прячась за спинами, срочно дожевывал буженину. Белкин знал, о чем думает вся эта шобла: ломают голову, как скажется похищение хозяйской дочери на их собственном благополучии? Не подрежут ли уплаченные за дитятко несколько «тонн» баксов их собственные доходы? Никому из этих тварей хозяина не жаль. Наверняка про себя злорадствуют: «Я – бедный, моих деток похищать не станут, а боссу так и надо». Не волнуйтесь, дорогие вы мои, я вас заставлю глотнуть дерьма вместе со мной, это гарантируется.

Хуже всего, что у Белкина не было никаких предположений: кто же мог похитить Танчо. Мелкие споры с «Архангелом» – фирмой, у которой они арендовали помещение, – не в счет. Судя по всему, за это дело взялись отморозки со стороны, а с такой мразью сложнее всего иметь дело. Белкин выругался. Сколько раз он говорил, чтобы Танчо не надеялась на своих толстомордых дружков, а ходила в сопровождении Тимошевича. На кой черт он платит этому бывшему менту такие бабки?! А эта дуреха напялит на себя новенькие импортные шмотки, цепь золотую в кудлном, кольцо с бриллиантом – подружек позлить охота – и вперед. Будто сам черт ей не брат! Добегалась.

В квартире царил хаос. Первобытный. Когда свет еще не отделился от тьмы. Ирина в одной шелковой сорочке валялась на диване, раскинув полные руки так, что из-под мышек торчали кустики ярко-рыжей растительности. Когда Белкин вошел в комнату, она повернула в его сторону голову и простонала:

– Я умираю… сердце… умираю… – И закатила глаза.

«Хоть бы побрилась, неряха!» – чуть не сказал вслух Николай Григорьевич.

От жены пахло коньяком и лекарствами. Тимошевич и горничная Анечка (вообще-то приходящая, но срочно вызванная все тем же Тимошевичем) суетились вокруг хозяйки.

– Николай Григорьевич! – всплеснула руками Анечка, – вообразите, «скорая» не едет! Мы звоним, звоним, а они отвечают: валидол примите.

– Заткнись! – оборвал ее словоизлияния Белкин и повернулся к охраннику.

– Звонил кто-нибудь еще?

– Нет.

– Где она была?

– На вечеринке. Группой отмечали окончание сессии.

– Почему одна?

– Должна была позвонить, я бы ее встретил. Но не позвонила.

– Почему?

– Не знаю. Хотя некоторые соображения имеются. – Тимошевич старательно нахмурил брови, изображая тяжкую работу мысли. – Перед вечеринкой Танчо заходила домой переодеться и сказала, что познакомилась с каким-то парнем.

– Что, так и доложила? – недоверчиво хмыкнул Белкин.

– Да, да, – ожила вдруг Ирина. – Она еще спросила меня: «Мама, а ведь твоя девичья фамилия Крутицкая – так ведь?» – «Да, – ответила, – а в чем дело?» – «Представляешь, – засмеялась она, – я сегодня познакомилась с парнем. И зовут его Эрик Крутицкий. Вот так совпадение!»

– Эрик, Эрик Крутицкий… – пробормотал Николай Григорьевич, силясь вспомнить, почему имя «Эрик» кажется ему знакомым.

– Сына тети Оли звали Эриком, – подсказала Ирина. – Бедняжка умер в блокаду.

– В самом деле совпадение.

– Нет, не совпадение, – неожиданно заявил Тимошевич.

– Что?!

– Как только я узнал про нового знакомого от Ирины Васильевны, тут же позвонил вашей бабульке. Так вот, едва телефон на том конце гукнул, как старушка схватила трубку и заорала: «Эрик, это ты? Где ты пропадаешь?! Я так волнуюсь».

– Она что, шизонулась?! – Ирина мгновенно оправилась от сердечного приступа и села на диване.

Тимошевич торжествующе посмотрел сначала на хозяина, потом на хозяйку. Он понимал, что отличился, и хотел, чтобы хозяева тоже это поняли.

– Слушайте дальше. Я сделал вид, что нисколько не удивлен, и вежливо так говорю: «Уважаемая Ольга Михайловна, извините за поздний звонок, но дело в том, что у меня с Эриком была назначена встреча, а он не пришел». И что же она ответила? Моим словам ничуть не удивилась и сказала, что Эрик ушел поутру торговать газетами, обещал вернуться к вечеру, но не вернулся. – Тимошевич выдержал паузу и добавил: – «… это после стольких лет, я же полвека его ждала!» Ну, что скажете?!

– По-моему, нам пора навестить тетю Олю, – прошипел Белкин.

Глава 8

Серый обшарпанный «Жигуль» Арсения петлял по улицам, поминутно сворачивая, и ЭРику начинало казаться, что они кружат на одном месте. Давно уже рассвело. День наступал мутноватый, с облаками. ЭРик то и дело тер шею, пытаясь освоиться в своем старо-новом теле. Прошлое он помнил, но смутно. Какие-то неясные картинки, будто из чужой жизни. Два раза за три дня переменить сущность – это слишком. Нет, судьба не обманула его, пообещав иную жизнь. Но все получилось не так просто: проехал на трамвае пару остановок, и пожалуйста – ты все начинаешь с чистого листа. Новая жизнь – новый человек, и новое предназначение, которое выжжено, как тавро, и которое уже не свести. ЭРик провел ладонями по лицу, шее, груди. Там, внутри, копилась сила, пока самому возвращенному неведомая. И сила эта была нечеловеческая.