Из варяг в хазары - Андрей Посняков

— Ах, не это? — Словно рассерженная рысь, Юкинджа спрыгнула с лошади. Подбежала к брату, выхватив саблю: — А ну-ка, бек, сразимся с тобой до первой крови! Посмотрим, что для кого главное. — Девушка азартно покачивала острым концом клинка. — Ну, ну же…

— Отстань от меня со всякими глупостями, — недовольно отстранился от сабли Хуслай. — И помни, со смерти наших бедных родителей я для тебя и мать, и отец. Вот захочу — и вздую тебя, чтоб не выпендривалась! Да не шипи ты, знаешь ведь, как я тебя люблю.

— Знаю, братец. — Улыбнувшись, Юкинджа засунула саблю в ножны. — Просто хотела немного потренироваться.

— Вот женю тебя, на муже и тренируйся, — под смех орды заявил бек. — Боюсь только, негде взять для тебя подходящего мужа. Побьешь ведь его и подчиняться не будешь.

— Не буду, — сверкнув глазами, кивнула девчонка и обернулась к всадникам: — Хохочете, словно жеребцы.

— А мы и есть жеребцы, Юкинджа! — со смехом ответил кто-то. — Вот, пограбив купцов, пойдешь за меня замуж? Я тебе красивое покрывало подарю.

— Засунь его себе знаешь куда?

— Ладно, хватит ржать, — прикрикнул на всех Хуслай. — Кажется, идет кто-то… Нет, показалось. Ладно, больше ждать не будем. Как угомонятся купцы — так и начнем. Лазутчики высланы?

— Давно уже!

— Что ж, тогда в путь. Да смотрите у меня — чтоб ни одна упряжь не звякнула!

Тихо, словно волки, печенежская сотня исчезла во мраке ночи.

Они напали, как и всегда, внезапно. Только раздался вдруг среди ночи дикий разбойничий посвист, полетели стрелы, да с улюлюканьем вырвались из лесу всадники. Впрочем, их уже ждали. Первый десяток тут же попал в специально вырытую и замаскированную пожухлой травой яму. Кони ломали ноги, а всадники, переворачиваясь через головы, летели прямо в костер.

— Смотри, Радимир, — вот мой первый! — азартно вскричал Снорри, нанося быстрый удар. Поверженный всадник захрипел, пораженный в горло. Скоро настал черед и второго, и третьего — панцири из коровьих шкур не являлись преградой для острия франкских мечей викингов. Хельги-ярл с удовлетворением наблюдал, как до того притворявшиеся спящими люди проворно расправлялись с нападавшими. Те не ожидали подобного отпора и, судя по всему, тут же бы и скрылись, как делали обычно все кочевники, да только вот на обратном пути внезапно попадали в засеки, устроенные для них изобретательным ярлом. Это было ударом для печенегов — вместо купцов встретить настоящих воинов, вполне готовых к схватке. А тяжелые, груженные богатством ладьи, как только началась схватка, по знаку ярла быстро отошли на середину реки. Увидев это, печенеги завыли.

— Войте, войте, собаки, — натягивая тетиву лука, ругался Радимир. — На! Эх, мимо! Увертливый, сволочь…

— Это ты про кого? — подавая стрелу, поинтересовался Ирландец.

— Да во-он, видишь, на вороном коне рыжий мальчишка… Уложил уже немало наших. Ну, я его всё-таки достану. Достану!

Размахивая мечом, Радимир бросился наперерез в гущу дерущихся. Сладостной смертоносной музыкой звенело железо мечей, и хрипы умирающих были тому достойным сопровождением.

— Радимир, у меня уже трое! — вытирая с лица кровавые брызги, оглянулся на приятеля Снорри, растрепанный, улыбающийся, счастливый. Много ли надо истинному викингу для счастья? Только музыка боя!

— Потом посчитаемся, — ухмыльнулся Радимир, без труда отмахиваясь от вражеских сабель. Выбравшись на край поляны, он осмотрелся. Ага, вот он, рыжий, — взобрался прямо на камень, тот самый, со змеей, что высится над стремниной. Видимо, решил уйти вплавь.

— Врешь, не уйдешь! — Стиснув зубы, кривич, звеня кольчугой, побежал следом за рыжеволосым. Вот и камень. Высокий, холодный, скользкий. И как же рыжий так ловко на него взобрался? Впрочем, и он, Радимир, ничуть не хуже. А ну-ка…

Миг — и кривич уже был на вершине. Рыжий обернулся, сверкая глазами… и рысью бросился на Радимира…

«Да это же девка!» — подумал кривич, падая вместе с врагом в черную воду реки.

После боя справляли тризну. Погибших, всех вместе, и врагов, и своих, сложили на большом кострище, сложенном из мертвых высохших деревьев, которые есть в любом лесу, надо только уметь искать… Повалил черный дым, и гулкое пламя взметнулось ввысь, в светлое утреннее небо.

— Вы стойко бились на трупах врагов, — читал хвалебную вису Хельги. — Никто не избегнет норн приговора.

— Никто не избегнет норн приговора, — хором повторили дружинники. Снорри, Ирландец, Никифор… Не было только Радимира. Не было его и среди павших. Правда, кто-то видел, как он падал со скалы в воду.

— Упал и больше не вынырнул! — держась за раненую руку, взволнованно пояснял Имат. А Снорри плакал. Плакал, никого не стесняясь, и слезы градом стекали по его щекам.

— О Радимир, названый брат мой! — сквозь слезы шептал он. — Ты спас меня от мечей алеманов, и от алчных когтей жрецов, и от гнилой ямы. А как славно мы веселились вместе в Сигтуне, с веселыми фризками? Ты видишь, Радимир, я плачу. Плачу от гордости за тебя, моего друга. Ведь ты — я знаю — в Валгалле, и девы Одина наряжают тебя в праздничные одежды. Я рад за тебя, Радимир, но всё равно плачу. Не от зависти, нет, и не от горя. Просто мне будет очень не хватать тебя в этой жизни, хотя, быть может, мы вскоре с тобой и встретимся там, в Валгалле, в небесных чертогах Одина.

— Да, сейчас Радимир именно там, — обняв юношу за плечи, кивнул Хельги. — Жаль, мы не нашли его тело.

— Только не говори, что его унесли злобные духи воды! — жалобно произнес Снорри. — Ведь это не так, не так? Скажи же…

— Конечно не так, — утешил ярл. — Сам посуди. Ну разве могут какие-то там водяные духи справиться с таким воином, как Радимир?

— Конечно не могут, — воспрянул духом Снорри. — Вот и я так думаю. Значит, он всё-таки в Валгалле. В Валгалле… Жаль только, с нами его уж больше не будет.

Снорри снова заплакал.

А погребальный костер горел, разгораясь всё больше, и оранжевое пламя его отражалась в мокрых от слез глазах Снорри, в глазах Хельги-ярла, Вергела и в темных глазах Халисы.

Глава 11

НАДЕЖДА КУПЦА БЕН КУБРАТА

Осень 862 г. Итиль, стольный горол Хазарии

Лишь иногда, в потемках лежа,Не ставил он себе во грехВоображать, на что похожаОна в постели без помех.

Старому почтенному негоцианту Ибузиру бен Кубрату снова привиделся нехороший сон. Будто бы со всех щелей его дома лезут к нему страшные, отвратительного вида демоны, тянут свои когтепалые руки и злобно хохочут. Ибузир проснулся в холодном поту, пнул старческой костлявой пяткой прикорнувшую на полу, у ложа, нагую наложницу. Та встрепенулась испуганно, вскочила, упала на колени, простерлась пред ногами хозяина, заглянула в глаза вопросительно — надо ль чего?

— Прочь с глаз моих, — цыкнул на нее бен Кубрат, и женщина — желтокожая, темноволосая, с большой грудью, именно такие нравились Ибузиру, — мгновенно исчезла в женской половине дома, не забыв прихватить с собой разбросанную по полу одежду — платье, шальвары, пояс. Знала — хозяин беспорядка не терпит.

Старый Ибузир уселся на ложе, почесал под халатом впалую, поросшую рыжеватым волосом грудь. Протянув руку, взял с резного столика серебряный кувшин с яблочным холодным питьем. Приподнял дрожащими руками и принялся жадно пить прямо из горлышка, не замечая, как холодная жидкость стекает по усам, по длинной узкой бороде, сильно напоминавшей козлиную, капает на полы халата и на шелковое покрывало ложа. По углам ярко горели светильники — бен Кубрат не любил спать в темноте, — сквозняк шевелил пламя, и по потолку, по обитым атласными портьерами стенам ползали страшные черные тени. Посмотрев на них, купец вздрогнул и с воплем швырнул в стену недопитый кувшин.

— Езекия! Езекия, мальчик мой! — закричал он, накидывая вышитое серебром покрывало на костлявые плечи. — Езекия!

— Звал, досточтимый? — Протирая кулаками заспанные глаза, на зов явился Езекия, племянник Ибузира, тощий, большерукий юноша с бледным миловидным лицом.

— Звал, звал, — махнул рукой купец. — Садись. — Он указал на низенькую скамеечку перед ложем, пожаловался: — Опять тот же сон!

— Про демонов? — понимающе кивнул Езекия. — Ребе Исаак советовал сделать щедрое подношение синагоге.

— Подношение? — Бен Кубрат с визгом вскочил с ложа. — Этому жирному ишаку всё еще мало? Да на прошлой неделе, тебе ли не знать, я пожертвовал синагоге целых пять мешков древесных углей на зиму! Чтоб он подавился тем углем, этот ползучий гад Исаак! Стой… — Купец подозрительно посмотрел на племянника: — А это не он ли тебе посоветовал намекнуть про подношение?

— Что ты, что ты, дядюшка Ибузир! — испуганно замахал руками Езекия. — Да разве ж я враг тебе? — Нет, ничего не пожертвует бен Кубрат на синагогу, зря он, Езекия, пообещал это ребе Исааку, «ползучему гаду», как выразился про него купец. Езекия поднял глаза к потолку: