Из варяг в хазары - Андрей Посняков

— Что ты, что ты, дядюшка Ибузир! — испуганно замахал руками Езекия. — Да разве ж я враг тебе? — Нет, ничего не пожертвует бен Кубрат на синагогу, зря он, Езекия, пообещал это ребе Исааку, «ползучему гаду», как выразился про него купец. Езекия поднял глаза к потолку:

— Может, подарить что-нибудь…

— Чего еще подарить? — сварливо перебил бен Кубрат. — Если всем дарить, никаких подарков не напасешься.

— Нет, не всем. Что ты, — улыбнулся юноша. В глазах его отразилась какая-то мысль, и прожженный деляга купец это прекрасно заметил. Потому милостиво махнул рукой:

— Ну, говори, чего ты там придумал?

— Не всем, — продолжил Езекия. — А его святости — кагану!

— Кагану?!

— Ну да. Кто более угоден Яхве — великий каган Хазарии или ребе Исаак?

— А ведь ты прав, прав… — закивал бен Кубрат. — Хорошо придумал…

Езекия зарделся.

— Хорошо… — пробурчал себе под нос купец. — И от демонов ночных поможет, и кагана ублажим — о себе напомним, — тут жадничать не надо. И подарок надо с толком выбрать.

— Красивое золотое оружие, усыпанное самоцветами, — предложил Езекия.

Бен Кубрат с возмущением сплюнул:

— Ну, ты и глуп, парень! Любого оружия, любых драгоценностей у кагана хватает. И в гареме его — сотни красавиц… но все женщины разные, и каждая хороша по-своему… а новая наложница или жена, это ли не щедрый дар? И посмотреть приятно, и не наскучит — хотя бы первое время. И если с ней здесь подобающим образом обращаться, замолвит она пред великим каганом словцо за бедного купца Ибузира бен Кубрата. Так вот тебе задание, Езекия! Дам тебе денег, пойдешь сегодня на рынок…

— Так сегодня суббота же, достопочтенный!

— Да? Ну, тогда завтра. И вообще, не перебивай! — внезапно рассердился купец. — Слушай лучше, что тебе говорят.

— Внимаю с благоговением, — низко склонился юноша.

— Выберешь рабыню, юную, красивую — ну, тут не мне тебя учить. — Бен Кубрат засмеялся. — Да смотри, по дороге обращайся с ней ласково и почтительно, а то — знаю я тебя. Даже можешь взять мой паланкин с носильщиками или повозку.

— Лучше паланкин… — Езекия вдруг замялся. — Да, дядюшка Ибузир, поиски могут затянуться, ведь сейчас, сам знаешь, сезон заканчивается. Может, конечно, что хорошее и осталось, так ведь искать надо.

— Вот и поищи, — язвительно произнес купец. — И не затягивая, сегодня же и начни… И что с того, что суббота? Дашь потом Исааку дирхем — Бог и простит. На всё про всё даю тебе пять дней. Купишь рабыню сегодня — получишь от меня пять серебряных монет.

— Тяжелых дирхемоов? — тут же уточнил Езекия.

— Пусть так, — согласился купец. — Завтра — только четыре, послезавтра — три… ну, и так далее. Хорошо я придумал, а? — Бен Кубрат хлопнул в ладоши.

— О да, мудро, ничего не скажешь, — скривился Езекия. — Ну так я пойду тогда?

— Иди, иди, мальчик мой. Можешь уже и не ложиться, а как рассветет, начинать поиски. Ну, что скажешь?

— Благодарю за доверие, досточтимый! — Поклонясь, Езекия пошел к выходу. Оглянулся, застыв на пороге: — Это счастье, что я живу в твоем гостеприимном доме и пользуюсь твоим благородством… Чтоб ты поскорее подох, старый пес, — прошипел он уже за дверью.

Обширная усадьба Вергела, обнесенная высоким глинобитным забором и двумя воротами из крепкого дуба, располагалась на вершине небольшого холма, полого спускавшегося к реке. Жилой дом купца, большой, двухэтажный, с плоской крышей, по второму этажу был опоясан открытой галереей, с которой открывался замечательный вид на пристань, полную судов, на расположенный рядом с пристанью торг и на часть широкой городской стены, по которой, перекрикиваясь, неутомимо ходили стражники-лариссии. Если пройти на противоположную сторону галереи, то меж яблонями и вишнями можно было разглядеть вдалеке высокий дворец кагана, а за ним, в степи, белые шатры тарханов — знатных («белых») людей из рода кагана.

Каган «держал эль» — возглавлял союз всех хазарских родов, хотя, по сути, не правил, считаясь священной особой, лицезреть его запрещалось. Вся власть в Хазарии принадлежала каган-беку — шаду, который назначал тудунов — правителей городов, сборщиков податей, судей, и только он один имел право видеть кагана. Он же организовывал обряд удушения — претендента на звание кагана душили шелковым шнурком и, когда он находился уже на грани между жизнью и смертью, спрашивали, сколько лет он будет иметь священную силу. Будущий каган должен был ответить. Если он умирал до назначенного самим же срока — значит, на то Божья воля, если же нет — его душили, и шад назначал нового кагана.

Если в стране начинался страшный голод или мор — каган также считался утратившим магическую силу и его надлежало убить. Зная это, Вергел иногда задумывался: а что толку в священной власти кагана? Да, каган — это наместник Бога, и его желания — желания Бога. Но это, по мнению Вергела-купца, было не очень-то привлекательным. Задавая самому себе подобные вопросы, Вергел сознавал, что, громогласно провозглашая иудаизм, в душе он так и остался язычником, как некоторые из тарханов и как многие из «черного», простого, народа — крестьян, скотоводов, ремесленников.

Хельги-ярл, опираясь на резные перила галереи, смотрел вдаль, в унылые синие степи, тянувшиеся, казалось, до самого края мира. Вергел честно рассчитался с ярлом и его людьми и даже предложил постоянно исполнять обязанности охраны. Подобные предложения, впрочем, исходили не только от него одного — слава о военной доблести молодого варяга и его дружинников распространилась по всему Итилю довольно быстро. Богатство и слава… Хельги-ярл обещал это друзьям — и выполнил свое обещание. Теперь настало время выполнять другое. Черный друид, возмечтавший о власти Тьмы над миром. Он конунг в каком-то крупном городе страны русов — Гардаре. В Белоозере — нет. Эйнара-конунга хорошо знали Радимир и Снорри, да и сам Хельги-ярл кое-что слышал о нем и раньше. Тогда — Кенугард, Полоцк… и другие крупные города. Какой отсюда ближе? Кажется, Кенугард-Киев…

— О чем задумался, князь? — Красавица Халиса, подойдя сзади, положила руку на плечо ярла. Тот обернулся, почувствовав аромат благовоний. Жгучие глаза девушки, ее призывно открытые губы оказались совсем рядом, так, что в душе молодого ярла что-то вспыхнуло, словно бы загорелся не до конца притушенный костер.

— После, князь, — засмеявшись, отстранилась Халиса. — Поверь, уже недолго осталось… Недолго.

Услыхав внизу голос отца, красавица убежала на женскую половину дома. Хельги тоже спустился с галереи вниз, во двор, мощенный каменной плиткой. Вергел, в зеленом атласном кафтане и шелковом плаще, как раз слезал с лошади. Позади него толпились слуги, средь которых виднелось и круглое лицо приказчика Имата.

— У меня радость, князь! — увидев Хельги, широко улыбнулся Вергел. — Через три дня моя единственная дочь Халиса станет женой самого каган-бека Завулона!

— Очень рад за нее, — кивнул ярл. — И за тебя тоже. Сама-то Халиса знает об этом?

— Конечно! — ухмыльнулся Вергел, входя в дом и приглашая варяга последовать за собою.

А на женской половине дома радостно ухмылялась красавица Халиса. Наконец-то исполнились все ее планы. А сколько сил пришлось к этому приложить, знала только она сама. Как угощала вином стражников каган-бека — не сама, конечно, через слуг, — как свела знакомство с евнухом из гарема, как неоднократно показывалась каган-беку, хорошо зная, в какой день, в какой час и где он будет. Вызнала — шаду нравятся скромные и неглупые женщины, красавицы с томным взором. А ведь она — именно такая, так почему же об этом не знает шад? Непорядок. И снова потекло серебро в гарем — евнухам, воинам из охраны и слугам каган-бека. Потому в очень короткое время слава об уме, красоте и скромности дочери Вергела-купца достигла ушей шада.

— Дочь Вергела-купца? — удивленно переспросил он. — Почему не знаю? Завтра же поедем к этому Вергелу в гости.

Вот тут-то, встречая высоких гостей, и показала себя Халиса во всей своей красе. Нарочно оделась поскромнее, но так, чтоб выгодно подчеркнуть красоту тела. Оставляя на виду лишь большие жгучие глаза с лукавыми золотистыми искорками, половину лица красавицы скрывала полупрозрачная вуаль. Тугие темно-коричневые шальвары подчеркивали линию бедер, а обнаженный живот соблазнительно сверкал вставленным в пупок жемчугом. Скромненько, но со вкусом. Шад — толстый, как бурдюк, увалень с бритой головой и длинными черными усами — вовсе не понравился Халисе, однако умная девушка хорошо знала — муж, он вовсе не для того, чтобы нравиться. Он для защиты, заботы и неги. А для услады… для услады любая женщина из гарема может кое-кого и найти, если не уродка и не совсем уж полная дура.

На следующий день очарованный Халисой шад объявил Вергелу о своем желании стать его зятем. Купец, вызванный в белый шатер каган-бека, не в силах был скрыть свою радость. Породниться с шадом — самым влиятельным человеком в Хазарии! Об этом можно было лишь мечтать. Нет, не зря Вергел так берег дочь, и не зря Халиса берегла свою девственность.