Палач в белом - Михаил Серегин

Роман Ильич поблагодарил и побежал искать забегаловку. Он обнаружил ее в самом конце коридора. Это была узкая комната с окном, выходившим во двор. Напротив прилавка, заставленного пластиковыми бутылками с пепси, стояли три высоких столика со следами пролитого кофе.

Роман Ильич поинтересовался, не подают ли здесь спиртное, и в конце концов получил полстакана дрянного коньяка и заветрившийся бутерброд. Он выпил коньяк, приложив для этого некоторое усилие, занюхал бутербродом и некоторое время таращился в окно на штабель отработанных батарей парового отопления, сложенный у забора. Наконец он почувствовал, как опьянение начинает обволакивать мозг, постепенно притупляя гнездящуюся там боль, подумал и взял еще порцию коньяка.

Здание он покинул не слишком твердой походкой, но в улучшившемся настроении. Жизнь казалась теперь вполне приемлемой, горе преходящим, а проблемы разрешимыми. Немного пофланировав по улицам, Роман Ильич набрел на станцию метро и поехал домой.

За время поездки произошло то, что хорошо известно пьющим людям, но Роману Ильичу показалось новостью – уровень алкоголя в крови стал падать, и приподнятое настроение постепенно вытеснялось черной меланхолией. Такое положение никак не устраивало Романа Ильича, и он принял единственно верное решение – добавить.

В первом попавшемся баре он выпил стакан какого-то густого и ужасно дорогого вина, а потом раздобыл где-то бутылку водки – где именно, стерлось у него из памяти совершенно – и, основательно набравшийся, заявился домой.

Он так долго копался ключом в замке, что соседка Лариса вообразила, будто в дом лезут воры. Когда Роман Ильич ввалился наконец в квартиру, она встретила его с утюгом в руке.

– Ничего себе! – изумилась она, сообразив, что утюг в данном случае не понадобится. – Где это вы так нализались?

Роман Ильич попытался ответить ей холодным и высокомерным взглядом, но в поле зрения ему почему-то все время попадали то полушария грудей, распиравшие хлопчатобумажную ткань спортивной майки, то смуглые мощные бедра, резко контрастирующие с черными атласными трусами, туго врезавшимися в упругую плоть, и он растерялся, а мысли его потекли совсем в другом направлении.

Пошатываясь, он добрался до кухни и, по-хозяйски швырнув на свой столик «дипломат», достал оттуда бутылку водки. Когда донышко бутылки стукнуло по крышке стола, Лариса присвистнула и с выражением глубочайшего интереса на лице уселась на кухонный табурет. Слегка сгорбившись и опустив подбородок в ладони, она разглядывала Романа Ильича с немым изумлением.

Он же, стараясь держаться независимо и гордо, достал из шкафчика чистый стакан и раскупорил бутылку.

– Вы собираетесь пить без закуски? – удивилась Лариса. – Слетите с катушек! Подождите, там у меня оставалось немного колбасы...

И она полезла в свой холодильник.

Роман Ильич хотел было возразить, что ни в чем не нуждается, но, посмотрев на соседку, осекся. Лариса рылась в холодильнике, наклонившись и выставив в сторону Четыкина мощный зад, на котором едва не лопались узкие черные трусы. Майка с пятеркой на спине слегка задралась и приоткрыла загорелую гибкую талию, перечеркнутую мягкой линией позвоночника.

Роман Ильич, причиной пьянства которого были как раз неутоленные инстинкты, был ошеломлен. Он, пожалуй, впервые осознал, что живет рядом с женщиной – с хозяйкой роскошного крепкого тела, которое таит в себе неисчислимые наслаждения. Неуправляемое, животное желание внезапно охватило Четыкина, и он только чудом удержался, чтобы не наброситься на застывшую в соблазнительной позе Ларису. Однако из глотки его вырвался короткий жалобный хрип, напоминавший призыв о помощи.

Лариса удивленно обернулась, сжимая в руке полбатона колбасы. Выражение глаз соседа выдавало его с головой, но Лариса лишь слегка приподняла брови и участливо спросила:

– Вам что, плохо?

Четыкин не сразу нашелся что ответить. Губы его покривились, глаза беспомощно заморгали. Лариса смотрела на соседа со странным интересом и удовлетворением – она тоже, в свою очередь, не видела в нем раньше мужчину, – и эта внезапная вспышка страсти в нем ужасно ее забавляла.

– Может быть, выпьете со мной, Лариса? – с пьяной галантностью произнес Четыкин, стараясь правильно выговаривать неподатливые слова.

– Это с какой такой радостью? – грубовато поинтересовалась она. – У меня режим.

Роман Ильич хотел напомнить о винной бутылке и неубранных фантиках, но внутренний голос удержал его от этой ошибки.

– Режим иногда нужно нарушать! – убежденно заявил он. – Об этом говорит и врачебная наука!

– Так это вы по науке сегодня нарушили? – с легкой усмешкой спросила Лариса.

Роман Ильич печально покачал головой, плеснул в стакан водки и залпом выпил.

– Сегодня я выпил из-за любви! – торжественно объявил он.

– В самом деле? – Лариса округлила смеющиеся глаза. – Интересно, к кому это?

Образ пепельноволосой волшебницы мелькнул перед взором Четыкина, но сейчас рядом с ним были семьдесят или восемьдесят килограммов живой, горячей плоти, и они перевесили.

– К тебе, Лариса! – вдохновенно соврал Четыкин.

Девушка презрительно фыркнула и смерила Романа Ильича уничтожающим взглядом.

– Надо же, маленький, страшненький, а туда же – с глупостями!

– Я не с глупостями! – запальчиво воскликнул Роман Ильич. – Ты... ты не веришь?

Ему ужасно хотелось сейчас доказать, что он вовсе не маленький, не зашуганный человечек, что он по-своему грозен и всемогущ, что... И тут его осенило. Роман Ильич сунул руку в карман и с победоносным видом вытащил пачку долларов.

– Смотри! – крикнул он. – Ты и теперь скажешь, что я ничего не стою? А вот еще! Смотри!

Он бросил купюры на стол, и они рассыпались веером. Лариса невольно приоткрыла рот и посмотрела на соседа с уважением. Сегодня он, кажется, решил ее по-настоящему удивить! Она осторожно подвинула банкноту, упавшую на самый край стола, и задумалась. В голову ей пришла шальная, но остроумная мысль. Четыкин, конечно, не подарок, но ей позарез требовались деньги. Он сейчас не в себе, и этот момент нужно использовать на всю катушку. Лариса была вполне современной девушкой, без предрассудков, и считала, что от полового акта еще никто не умирал, а деньги с неба не падают.

– Давайте выпьем, Роман Ильич! – предложила она неожиданно.

Голос ее сделался неожиданно загадочно-волнующим, а глаза подернулись поволокой. При взгляде на нее у Четыкина перехватило дыхание. Он выпил водку, не замечая вкуса.

Лариса дождалась, пока спиртное окончательно ударит Четыкину в голову, а потом встала и потянула его за рукав.

– Пойдемте со мной! – заманчиво шепнула она.

Роман Ильич, точно заговоренный, проследовал в комнату Ларисы. Неожиданно она наклонилась и, схватив его за плечи, впилась в губы яростным, долгим поцелуем, потом она оттолкнула его и глухо сказала: «Раздевайтесь!»

Ее сильные руки взлетели вверх, срывая через голову желтую майку. Перед самым носом Четыкина колыхнулись две огромные налитые груди, светло-шоколадные у основания и матово-белые на вершине, где их украшали широкие нежно-розовые соски. Четыкин лихорадочно снимал с себя одежду – пьяные руки плохо слушались его.

А Лариса уже опередила его и стояла теперь перед Романом Ильичом, блистая наготой и здоровьем, – большая, смуглая, ловкая, готовая на все. Едва не рыча от нетерпения, он сорвал с себя последние тряпки и бросился на девушку как дикий зверь, стараясь впиться в ароматную упругую кожу ладонями, зубами, всем своим существом. Она не сопротивлялась, а, наоборот, притягивала Четыкина к себе, обволакивала, душила в объятиях и увлекала все дальше и дальше – в черный бездонный омут.

Неприятности мои вовсе не собирались прекращаться. По-моему, неприятности существуют в природе в форме эдаких гирлянд, и если ты цепляешь одну, то непременно вытаскиваешь целую связку. Я, правда, решил теперь быть предельно осторожным. После вызова на ковер мне ничего больше не оставалось, как стать тише воды и ниже травы.

Макаров, кажется, тоже заметил во мне положительные перемены, потому что в течение рабочего дня я несколько раз ловил на себе его сочувственно-любопытствующие взгляды. Однако о том, что случилось накануне, мы больше не разговаривали и вообще за все время перекинулись едва ли парой фраз.

Только перед моим уходом Игорь Станиславович, прощаясь, сказал:

– Жалко, мне тут надо задержаться, а то бы подбросил тебя. Я сегодня на колесах... Может, подождешь с полчасика?

Я вежливо поблагодарил и отказался. Я всегда трудно иду на сближение с начальством, даже столь обаятельным. Впрочем, с обаятельным, по словам Хоменко, следовало особенно держать ухо востро.

Таким образом, отвергнув попытку к сближению, я отправился домой. Планы у меня были самые неопределенные: я намеревался хорошенько выспаться, а вечером позвонить Марине. Последние события, которые я сам спровоцировал, меня несколько утомили. Но теперь все должно быть по-другому, решил я. Нужно перестать гоняться за тенью Четыкина, никаких дивидендов эта погоня мне не принесет. В своих поисках я не продвинулся ни на шаг: по-прежнему лишь смутные подозрения, догадки и личная неприязнь. Если я еще раз засвечусь с чем-то предосудительным – меня попросту вышибут с работы, а Четыкин будет только посмеиваться. После моей выходки на Маленковской его могли предупредить, что кто-то проявляет к нему интерес... Наверняка он, конечно, не знает, но если ему передали описание моей внешности, рано или поздно догадается.