Ржавая Хонда (сборник) - Владимир Яценко

Вдоль обода бегут разноцветные фигуры: круг, квадрат, треугольник… В половине из них уже сидят ножи – моя работа. Вокруг толчея, потеха, смех. В сторонке мрачно кучкуются санитары – смешные ребята, почему-то уверены, что следующим отбоем я поверну с ними обратно.

Мирик протягивает мне очередное лезвие, но сквозь толпу к нам пробивается коротышка с длинными нечёсаными волосами.

– Довольно! – кричит коротышка.

В толпе улюлюкают и свистят.

Хорошо у них здесь! Ярко и красочно. Аттракционы эти… как-то по уму скроено. Надо будет в Коврове такое же веселье замутить.

Что и говорить: неправильно мы живём. Хорошо как-то купец сказал: зачем костьми ложиться под природу, если есть возможность её оседлать?

– Хватит! – сипит коротышка, отпихивая от меня Мирика. – Или пусть бросает за твой счёт.

Тот краснеет и делает несколько шагов назад.

– В чём дело, Зиновий? – кричат коротышке из толпы. – Следующего простака разведёшь, а Рыжий пусть ещё покидает.

Зиновий в ярости бросается на толпу, а та в шутливом испуге расступается перед ним.

Мне не всё понятно из этого обмена репликами, но, что бросать мне больше не дадут – сообразил.

– Выигрыш давай! – требовательно наступает на Мирика Мара.

Елена приветливо машет нам рукой, шагая по свободному от публики коридору между мишенями и мной. Санитары не меняют своего положения, сумрачно и с осуждением наблюдая за происходящим. Парень отсчитывает Маре фантики и с явным облегчением проходит мимо Елены к своему барабану. Смотрю, как он с заметным усилием вынимает ножи из мишеней.

– Теперь мы можем покататься на депутовых шарах! – радостно смеётся Мара, прижимаясь ко мне с правой стороны.

– А корзинки там трёхместные! – горячо шепчет в ухо Елена слева.

Выбираемся из толпы и движемся к огромному шару, насаженному на широкую трубу, вертикально уходящую в землю. Шар рвётся ввысь, это видно по натянутым верёвкам, которые опутывают шар сеткой. Верёвки дрожат и пританцовывают, не давая шару возможности подняться. Неподалеку в небе реют два таких же шара, удерживаемые верёвками. Шары подняты на приличную высоту – в половину башни Сергея.

«Глупо, – думаю про себя, – если вся фишка в широте обзора, то лучше забраться на крышу амбара». Потом понимаю, что подъём на башню и неминуемый спуск оттуда – будут стоить немало сил и пота. А тут – садишься и поднимаешься! Хорошо!

Мара отсчитывает фантики потрёпанному мужичонке в кепке, он кивает на стоящую рядом корзину. Мы заходим внутрь и усаживаемся на скамеечку. Присматриваюсь к верёвкам, которыми оплетена корзина, и резко вскакиваю:

– Стервятники?!

Мужичонка в кепке вздрагивает и втягивает голову в плечи.

Осторожно глажу ворсистые верёвки:

– На кого ловили, друг?

Но человек в кепке не спешит радоваться предложенной дружбе – деловито отбрасывает стопорный рычаг, горловина шара съезжает с трубы, нас дёргает, и под жизнерадостный визг девушек мы быстро поднимаемся в небо. Санитары остаются внизу: мрачной чёрной кляксой посреди разудало-цветастого праздника.

– Милый, прошу тебя, будь с ними осторожней, – говорит Елена, перехватив мой взгляд.

– Это плохие люди, – поддерживает подругу Мара. – Сталкиваться не приходилось, но слышала о них много ужасного и невозможного. Даже если половина историй о них придумана, нам следует быть начеку.

Мне приятна их забота. Приятно, что они сидят рядом. С наслаждением вдыхаю запахи их тел, откидываюсь чуть назад, чтобы их волосы одновременно лежали на моём лице. Шар всё ещё поднимается. Посидели – чуть, но кажется, что уже вровень с башней Сергея.

Делаю вид, что рассматриваю ширящийся горизонт, но на самом деле ловлю редкие минуты счастья, когда на своём месте, и всё путём…

Какой же Каин придурок! Когда купец показывал, как менять девушкам батарейки, закатил глаза и хлопнулся в обморок. Теперь сторонится, не замечает их, не разговаривает…

Да и купец хорош! Сперва запугал местью хохлов, потом вспомнил о батарейках, а под конец начал уговаривать вернуть женщин в Шостку, потому что нехорошо и несправедливо.

Ясное дело – псих! Что хорошо сегодня – не будет плохим завтра, а «справедливо» – это когда мне хорошо. Сейчас, к примеру, не вижу повода для грусти. А главная приятность – редкое сочетание интересов: моим спутникам нужны склады, мне и Сергею – начало Тьмы, девушкам нужен я… ну или мне так кажется, что им нужен я, но разве это имеет значение? Пока мне так кажется – полный порядок и трижды по три раза «хорошо»!

Правда, есть ещё санитары – этим зачем-то нужно вернуться со мной в Московию. Но, несмотря на опасения девушек и предостережения мужской части нашей команды, ни опасности, ни вреда я от этих людей не вижу. Они думают, что следующим отбоем я поверну с ними в обратный ход. А я не спорю. Не вижу причин портить им настроение сегодня, если завтра всё равно будет по-моему или никак.

Странные они: «чистота крови», «безупречные гены», «необходимые меры для процветания расы»…

Хорошо ещё, что это безумие не разделяют мои товарищи. И Каин за выживание человечества. И купец. А Данила с Иваном даже жизни свои посвятили этому самому процветанию. Девушки по доброй воле людей пачками выращивают, исключительно ради человечества. Но что-то незаметно, чтобы мои приятели в целях всеобщего благополучия испытывали потребность кого-то до смерти замучить.

И ещё неизвестно, где раса лучше процветает. Скажем, в Московии я не увидел такого порядка, как в Шостке… жаль, конечно, что московиты вряд ли в восторге от нашего мимолётного знакомства. И девушек хохлам я никогда не верну.

Нежно прижимаю к себе женщин, они отвечают поцелуями, каждая со своей стороны.

«Господь, о котором рассказывал Каин, создал человека с двумя руками, – рассуждаю лениво, в такт покачиваниям корзины депутовского шара. – Значит, и женщин у мужчины должно быть две, чтобы каждую можно было обнять. Как это мы там, в Коврове, не додумались до таких простых вещей?!»

Вот только батарейки… Мара сказала, что батареек хватит ещё на две-три сотни отбоев. Но при заряде на десять тысяч остаток не кажется щедрым. Пожалуй, сегодня батарейки для девушек будут важнее начала Тьмы. Пек сказал, что батарейки нужно искать на доупаднических складах. Выходит, теперь я уподоблюсь Каину, который этими складами просто бредит.

Забавно наблюдать, как жизнь нас катает, будто камешки в водовороте: совсем недавно насмехался над Каином за его пристрастие к лабазам. А теперь, похоже, сам примусь за поиски древних хранилищ…

– Милый, – толкает в бок Мара. – Выходим.

Оглядываюсь: в самом деле, земля уже недалеко, и мой молчаливый друг в кепке изо всех сил крутит колесо, наматывая на него канат.

– А можно ещё разок? – капризничаю, как дитё малое. – Давайте ещё раз поднимемся?

Так сладко пригрелись бока, так упоительно грезить в тиши и спокойствии… никогда такого наслаждения не получал. Но барышни неумолимы:

– Твоего выигрыша хватит, чтоб ещё побросать кольца на рога стегариков, – надувает губки Елена. – Они такие милые…

– А я хотела попробовать сахарной ваты, – топает ножкой Мира.

Решительно встаю и, не дожидаясь окончательного приземления, выпрыгиваю из корзины. Когда девушки прибывают к посадочной площадке, обеим подаю руки и, глупо улыбаясь, тону в их крепких объятиях.

4. КАИН ГУДЛАЙ

– Кукуруза. Скажи: кукуруза.

Долговязый эсэсовец по имени Митрофан держит за шиворот смуглого мальчугана. Тот молчит, сопит и потеет, время от времени сверкая бельмами, будто подглядывает: закончилось издевательство или ещё нет.

Отец мальчика сидит за соседним столом, но ни он, ни его приятели не решаются что-то сказать или сделать. Данила с Иваном тоже неподалеку, глаза прячут в тарелку. Только Рыжий во все глаза смотрит на Митрофана, никак не поймёт, что тут у нас делается.

– А что это ты делаешь, Митрофан? – спрашивает Рыжий.

– Кукуруза! – с рыданиями выдавливает из себя малолетний претендент на санацию.

Эсэсовец неохотно отпускает мальчишку и вытирает ладонь о полу своей куртки. Мальчуган бросается к отцу и прячется за него. На месте папаши я бы немедленно поднялся и ушёл, но, видимо, тот настолько испуган, что боится сдвинуться с места.

– Работаю, Рыжий, – охотно отвечает Митрофан. – Отделяю зёрна от плевел. Грязная работа, но кому-то ведь надо?

– Зачем? – не унимается Рыжий.

Вот олух! Разве можно о таком санитаров спрашивать? Только Рыжему всё равно. Ему интересно. Вчера выспрашивал у них, почему население не радуется самоотверженной работе эсэсовцев, сегодня интересуется тонкостями селекции в полевых условиях.

И ведь чувствую, знаю: добром его любознательность не кончится. Кому-то за его вопросы придётся ответить.

Судя по всему – санитарам. Вот как надоест им с Рыжим возиться, так и спросят его про «кукурузу»… Дела. Не будет им Рыжий отвечать. Скорее, бошки порубает. Всем троим. А фигли ему? И не таким рубал. Эсэсовцы к парализованному ужасом населению привыкли. С ним и справляются. И то не всегда. А вот Рыжий – «всегда». И с кем угодно. Как же его тогда Данила подловил? Не понимаю. Или дикарь был так шокирован тканью-непробивайкой? Похоже, по-другому не объяснить…