Убийственные болоньезе - Нина Демина

Тина на секунду замялась. Не дождавшись ответа, Бернс двумя пальцами расстегнул молнию Тинкиной сумки и с интересом заглянул внутрь. Вывалил содержимое на поверхность стола, чем вспугнул медитирующего герра Миллера. Немец быстро смекнул, что сейчас разразиться "семейная" сцена и поспешил откланяться. На сей раз, Бернс не задерживал его.

– И где покупки? – нетерпеливо, с оттенком наступающей грозы, спросил Роман Израилевич. Тина снова промолчала.

Бернс перебирал Тинкины вещицы, надеясь на нечаянный компромат. Не найдя ничего подозрительного, он схватился за блестящий красно-серебрянный корпус мобильного телефона. Откинув крышку телефона, он просмотрел все звонки сделанные в последние часы. Сердито вскинул глаза на равнодушно потягивающую коньяк Тину.

– Издеваешься? – устало сев в кресло произнес продюсер.

– Сами над собой издеваетесь, Роман Израилевич. Ну к чему такие сцены! Неужели я не могу вернуться из магазина без покупок? А вдруг мне ничего не приглянулось?

– Врешь, – не отступался Бернс.

– Позвал меня к себе, коньяком угостил и на тебе, устроил скандал, напугал герра Миллера…

– Да что ему будет, фашисту… – уже спокойно сказал Бернс.

– Теряете лицо перед консультантом, – сказала Тина и поставила пустой бокал на поверхность стола.

– Да черт с ним, – отмахнулся Бернс, – иди сюда, золотко, поцелуй своего Романа.

Тина, решив не обострять отношений, покорно придвинулась к плотной фигуре продюсера. Обхватив затылок, Бернс притянул ее к себе. Жадно впился в губы, размазывая помаду на Тинкином лице. Оторвался, наконец, удовлетворенно крякнув.

– Ну, иди, иди, мне работать еще… – Бернс подтолкнул Тину к двери. Девушка без лишних уговоров покинула кабинет.

Бернс набрал номер на телефонном аппарате, дождался ответа и уважительно произнес в трубку:

– Здравствуй, Арташез, доброго здоровья и долгих лет…

Монолог на той стороне продолжался три минуты, Бернс улыбался, водя подарочной ручкой с золотым пером по маленькому листочку, выпавшему из Тинкиной сумки.

– Нет, ничего серьезного, – ответил он на вопрос собеседника. – Да, как обычно.

Просьба у меня к тебе, дорогой…

Трубка пробасила очередную любезность.

– Пришли мне парнишку толкового, дельце здесь одно намечается.

Трубка пообещала исполнить просьбу, отчего полноватое лицо Бернса расплылось улыбкою.

– Спасибо, дорогой, очень рад был тебя слышать… И тебе доброго здоровья.

Глава двенадцатая

"Правильно она назвала меня психом, надо быть действительно сумасшедшим, что бы поссориться при первом знакомстве", думал Павлов, направляясь в свой гостиничный номер. Встреча с беглянками прошла не в теплой дружественной обстановке, девушки приняли его настороженно, и как считал сам Павлов, этим он был обязан Тине.

– Что-то мне его рожа глумливая знакома… – громко прошептала Лада наклонясь к Виолетте.

Павлов услышал, криво усмехнулся, давая понять девицам, что они у него вот где…

Кулаки Павлова инстинктивно сжались, и это жест был виден и так не особо уверенным в его лояльности девицам. Они принимали его в маленькой столовой, не затруднив себя предложить ему чай, кофе или хотя бы воды из-под крана. Беседа не клеилась, любое высказывание Виктора воспринималось как попытка шантажа или провокация. Виктору ничего не оставалось, как попрощаться и высказать надежду на повторную встречу при более благоприятных условиях.

Кстати, самой Тины не было, ужинала со своим любовником, старым евреем. К его характеристике Павлову хотелось добавить "облезлый". Ну что может интересовать молодую, красивую женщину в этом потрепанном жизнью мужчине? Конечно кошелек.

Вот ваш резон красавица! А еще строит из себя невинность, глаза закатывает "прощайте Павлов". Подумаешь, сказал, что видел ее задницу! Конечно видел, не жалел пятнадцати долларов на эротический канал, а там днем и ночью крутят фильмы с местной знаменитостью. Поэтому Павлову казалось, что он давно и близко знает Тину. В жизни она конечно гораздо красивей, и выглядит как обычная девушка.

Гордая, насмешливая, неприступная. А глаза у нее какие! Изумруды…

Павлов открыл дверь, зашел в похожий на холостяцкую комнату номер – шкаф, кровать, столик, кресло, телевизор. Как скоротать долгий летний вечер в чужом городе? Сауна, бильярд? Скука. Придется потратить еще пятнадцать долларов…

Тинкино тело становится наркотиком, Павлов не представлял, как можно лечь спать не увидев как она занимается любовью, не накрутив себя до изнеможения и не получить желаемой разрядки. Ведь взрослый мужик, бранил он себя, а как пацан!

Можно заказать в номер проститутку, благо предложение поступает каждый вечер, но не любил Павлов проституток. Что ж так Тинка его зацепила? Ведь не лучше проститутки, хуже даже, шалава! Но как посмотрит с экрана своими невинными глазами, как закусит губу, имитируя экранный оргазм, так и падает сердце Павлова, как говорят студентки "с хрустальным звоном об асфальт". Ах Тина, Тина… Словно накликал Павлов, раздался зуммер мобильного телефона.

– Павлов слушает, – сказал он, немного послушав молчание.

– Добрый вечер, Павлов, – насмешливо проговорила трубка Тинкиным голосом.

– Тина… – от неожиданности Павлов закашлялся.

– Так рады меня слышать? – хихикнула Тина, и Павлов вдруг подумал, что она пьяна.

– Рад. Очень рад, – заторопился Павлов. – Я, Тина, хочу вас попросить забыть, что я наговорил вам в беседке. Очень прошу.

– Много "очень", – забраковала его речь Тина, но смилостивилась. – Я простила.

Звоню узнать, как прошла встреча.

– Без взаимопонимания. Не доверяют мне девушки, – пожаловался Павлов. – Может, вы мне поможете?

– Может и помогу, – Тинкин смех колокольчиком забился в виске Павлова.

– Как бы нам увидеться? – наудачу спросил он.

– Экий вы скорый, ночь на дворе, – ответила на его просьбу Тина.

– Кому это мешает, мы взрослые люди, – Павлов шел напролом, плевать на все, только бы уговорить ее встретиться. – Где я могу вас найти? Или может у меня? Я подъеду за вами.

– Павлов, Павлов… – вздохнула Тина, и, напомнив Павлову его ошибку, спросила.

– Вы по делу?

– Тина, вы же простили, – умоляюще воскликнул Павлов.

– Простила, – снизошла веселая Тина, и снова рассмеявшись на предсказуемость Виктора, сказала. – До завтра, Павлов. До завтра.

Гудок полоснул Павлова по уху, и он в расстройстве бросил трубку. Сорвалось. А как могло быть! Видение слегка пьяной, полураздетой Тины так взволновало Павлова, что он рухнул на кровать в одежде, зарылся головой в подушку, и долго так лежал, пока не отпустило, пока смог соображать и вспомнил, что до завтрашнего утра осталось немного.