Убийственные болоньезе - Нина Демина

Нужна яркая звезда… Тина… Дура.

– Роман Израилевич, еще ничего не потеряно, и как правильно заметила Тина Андреевна – незаменимых нет. Мы с герром Миллером проводили кастинг, уверяю вас, не о чем волноваться, нужна кропотливая работа, ведь и Тина Андреевна не сразу заблистала.

– В Тинке есть шарм, этакая чертовщинка при невинном образе, где сейчас такую сыщешь – в пятнадцать лет уже такие оторвы, пробы ставить негде! – затосковал Бернс.

– Безусловно, Тина Андреевна редкая женщина, но, снявши голову по волосам не плачут.

– Давид, ты настоящий приемник, чувствую – устал, тяготы активной продюсерской жизни мне сейчас не по плечу, да и Тина… не для кого горы воротить… Отдохну за границей. Пересижу, – наказывал Бернс, но вовремя опомнился. – Ты ежедневно докладывай мне, все ж главный продюсер я.

– Дядя, я всего лишь ваш помощник, я это помню и понимаю.

Давид покинул убежище Бернса с четкой целью – закончить расследование, принять власть, и главное, найти возможность связаться с Тиной.

Горячие руки гладили ее тело, ей было все равно, она не сопротивлялась, не выражала недовольства, и только нежность, с какой он прикасался к ней, отзывалась в истерзанном теле сладкой истомой. Удивительное чувство – желание его ласк – возвращалось к ней, несмотря на недавнюю память о страшной жестокости.

Сама виновата, говорила она себе, знала, что так и будет, так что его винить…

Где-то в глубине души, она понимала, как ему было тяжело пережить ее предательство. Да, да… она должна быть одна, у нее не может быть мужа, потому что ни один мужчина не перенесет такого позора! Вот и Павлов… так он хотя бы знал, кто она, и все равно любил. А что было бы дальше? Вечные ссоры, упреки…

Теперь и Георгий. Месть? Айвазяну-старшему, ударив его любимого сына? Да, в момент, когда она задумала эту мерзость, явно плохо соображала! Куда как приятней кувыркаться с красавцем-сыночком, чем ублажать старика-разбойника.

Вывод – думала о себе, а не о мести! Слабая, никчемная, никому ненужная продажная девка. Вот кто она. Слезы потекли из под прикрытых век, и остывающими каплями скатывались по щекам.

– Ты что, Тиночек? Тебе неприятно?

Опять она виновата, не может не закатывать драм, а он так нежен с ней. Тинка прикоснулась пальцами к его щеке, хотела сказать что-то хорошее, но не нашлась, и снова закрыла глаза.

– Больно тебе?

– Нет.

– Хочешь, чтобы я ушел?

– Нет, мне хорошо…

– Тиночек?

– Что?

– Простишь меня?

– Господи… а ты меня? Гоги…

– Молчи, – он прижал палец к ее губам, – не надо сейчас, я боюсь, вдруг опять не сдержусь…

– Я тебе все расскажу, – Тинка схватила его за руку и умоляюще произнесла, – Георгий, только выслушай меня! Прошу! Позвони Давиду…

– Фак, – он соскочил с постели, резко выдернув свою ладонь из ее рук, – неужели после всего, что произошло, ты не можешь не упоминать их имен!

– То, что было нами сделано, не просто шутка, это серьезно, Георгий! – Тина приподнялась на подушках. – Позвони, мы сможем предотвратить то, что в конец испортит твою репутацию. Есть возможность, умоляю!

– О"кей, – с трудом согласился муж. – Только разговаривать с ним буду я.

– Мне нужно сказать ему одно слово, – попросила девушка, – а еще лучше встретиться с ним!

– Ну, нет! – воскликнул рассерженный мужчина. – Видеть его не хочу!

– Он мой союзник, не любовник!

– Слышал уже. Ну, и против кого союзничаете?

И тут Тинка рассказала ему о Ладке, о больной Виолетте, о Павлове… О решении Бернса и о помощи ему отца Георгия, о том, что Айвазян-старший связан с Бернсом определенными узами, и о том, что они ведут расследование. Тинка рассказала ему все, муж не прерывал ее, лишь после того, как она замолчала, сказал:

– Но ты хоть понимаешь, что это мой отец? Ты хочешь, чтобы он сел в тюрьму?

– Он преступник! – убежденно ответила она.

– Он мой отец, кем бы он ни был! Что мне-то делать? Ты об этом подумала?

– Разведемся, – тихо сказала Тина.

– Что?

– Ну, я для того все это рассказала, чтобы ты выбрал свой путь, – пояснила она.

– Как у тебя все просто, – задумчиво проговорил Георгий. – Сломать человеку жизнь, разрушить семью… Ты меня совсем не любишь?

– Люблю, – она взглянула на него, и грустно сказала. – Но, согласись, наша семья весьма условное понятие. Твой отец меня ненавидит, моя мать не знакома с моим мужем, даже близкие мне люди не знают…

– Бернса забыла, – зло напомнил Георгий.

– С Бернсом у меня сложные отношения, – она осторожничала, выбирала слова, ступая на скользкую тему, – но он отвечал за меня, за мое здоровье, благополучие.

Теперь это твоя забота.

– Ты что переходящий вымпел?

– Считай, что он был моим отцом, – она старалась не обращать внимания на ставший оскорбительным тон мужа.

– Интересные у тебя отношения с папашкой!

– Гоги, ты опять скатываешься к ненужной ревности, – она дотронулась до его бедра, он вздрогнул и отодвинулся.

– А если она есть, то куда мне от нее деться? – сердито выпалил он. – Посоветуй, как убить ее в себе?

– Поэтому и предлагаю развод. Мне очень жаль…

– Я подумаю над твоим предложением.

– Пожалуйста, прошу, Давиду позвони.

Георгий хмыкнул, вскочил, и стоя у постели начал расстегивать брючный ремень, Тинкины глаза раскрылись от ужаса, но он только снял брюки, стянул джемпер, и забрался в теплое Тинкино гнездышко… От нежности не осталось и следа. Тинкины глаза вновь наполнились слезами, но он не обращал на них внимания, до боли стискивая в объятиях ее тело.