Принц в высоком замке - Ребекка Тейт

— И поэтому твоя мать пьет успокоительные, лишь бы заснуть.

— Я не понял, Эльма, — опасно тихо произнес Кристоф. — Ты что, учишь меня отношениям в моей собственной семье?

Эльма прикусила губу. Она скажет это. Сейчас или никогда. Терять ей нечего.

— Да, потому что она мне стала небезразлична. И я знаю, что такое любовь. Любовь к тебе.

Кристоф застыл. Казалось, он превратился в статую. Даже, похоже, не дышал несколько секунд. Затем расслабился — зашевелились губы, моргнул.

— Повтори то, что ты сейчас сказала, — попросил он шепотом.

— Я люблю тебя, — твердо повторила Эльма. — Влюбилась с первого взгляда, хотя ты и полагаешь, что это глупости. Но с каждым днем я убеждалась, что права. Поэтому я считаю твои дела своими. Может быть, это излишне самонадеянно и даже неправильно, но я никогда не могла жить иначе. Если мое извинение тебе поможет, то извини, что так настаиваю на том, чтобы все знать. Но за свою любовь к тебе я извиняться не буду. Это самое ценное, что у меня есть.

Ох каких же трудов стоило все это произнести! Эльма сто раз обдумывала эти слова и полагала, что запнется или смешается, стоит Кристофу только раз взглянуть на нее подозрительно. Однако он смотрел на нее со все возрастающим интересом. И это помогло ей. Она гордо выпрямилась и заложила руки за спину, сцепив пальцы на удачу. Пусть он теперь знает. Вот так.

— Я полагал, — медленно сказал Кристоф, — что ты радеешь об интересах «Марко».

— Все верно, интересы фирмы стоят не на последнем месте, однако прежде всего меня волнуешь ты.

— Вот как?

— А ты не догадывался? — Эльма не отрывала взгляда от его лица. Хоть бы одна подсказка, хоть что-нибудь.

— Нет, — покачал он головой. — Я и представить не мог, что ты можешь в меня влюбиться.

— Почему?

— Потому что это… очень не вовремя.

Эльма почувствовала, что ноги ее больше не держат, и села обратно в кресло.

— Ты права — это действительно сделали люди Блэклока. — Кристоф резко сменил тему, дотронулся до синяка на своей щеке. — Они подкараулили меня в саду, за завтраком. Я еще даже к круассанам не успел приступить. — Легкая ирония, прозвучавшая в этой фразе, понравилась Эльме. — У нас с системой безопасности не очень хорошо, ведь пробрались же они в замок без особых проблем тем вечером, когда решили устроить пожар. Полагаю, что они взломали боковую калитку. Они даже не стали прятаться и били меня прямо на лужайке. А потом появился сам Блэклок.

Эльма непроизвольно ахнула.

— Он посмел…

— Он сказал, что это последнее предупреждение, — будничным тоном пояснил Кристоф. — И что в следующий раз, если я не приму решения в его пользу, он прикажет своим людям убить меня.

— Он не может…

— Этот — может. Ты же сама уже поняла это.

— Кристоф, нужно заявить в полицию!

— Наверное, нужно.

— Но ты попросил врача ничего не делать! Почему?

— Потому что я намереваюсь сделать кое-что сам.

Эльма глубоко вздохнула. Упрямец!

— Ты уверен, что можешь справиться сам?

— О господи, Эльма, мне не пятнадцать лет! — наконец не выдержал он. — Не перегибай палку!

— Я всего лишь…

— Не беспокойся, я…

В их спор неожиданно вмешался деликатный стук в дверь.

— Войдите! — крикнул Кристоф, явно обрадованный, что их прервали.

На пороге появился Экберт. Он виновато взглянул на хозяина, видимо ожидая взбучки за то, что позвонил Эльме, но Кристоф лишь приглашающе кивнул.

— Что случилось?

— К вам посетитель, господин граф, — сообщил дворецкий.

— Я никого не жду.

— Он так и сказал, что вы вряд ли его ждете, но его дочь здесь. Это господин Лино Фиески.

Кристоф подозрительно посмотрел на Эльму.

— Твои проделки?

— Можно сказать и так! — Она с вызовом вскинула подбородок. — Ладно, ты не хочешь, чтобы я помогала тебе лично. Но замку я могу помочь! Или это сделает мой отец. Он сказал, что у него есть кое-какие идеи.

На минуту ей показалось, что Кристоф сейчас зарычит. Однако воспитание взяло верх: он кивнул Экберту.

— Что ж, пригласи сюда синьора Фиески.

Дворецкий удалился, а Кристоф вновь повернулся к Эльме.

— Хорошо бы знать, что вы с отцом задумали.

— Я не знаю. Он всего лишь сказал, что подумает.

— День сюрпризов, — пробормотал Кристоф.

В оставшееся до прихода отца Эльмы время оба молчали. Кристоф крутил в руках карандаш, и лишь эти мелкие движения выдавали его беспокойство. Эльма надеялась, что сейчас он скажет хоть полслова о том, в чем она призналась ему — о ее любви, — однако Кристоф явно не собирался вновь поднимать эту тему.

Лино Фиески вошел и с любопытством огляделся.

— Действительно, как в историческом кино! — Он слегка наклонил голову, приветствуя хозяина. — Доброе утро, господин фон Адлертрененштайн!

— Доброе утро, господин Фиески. — Кристоф поднялся навстречу гостю, бросил карандаш на стол и протянул руку, которую Лино крепко пожал.

Мужчины замерли на пару мгновений, оценивающе глядя друг на друга, затем Кристоф кивнул на второе кресло у стола.

— Садитесь, прошу вас.

Отец сел и скрестил руки на груди.

— Эльма сказала, что вы хотите о чем-то поговорить со мной. — Лицо Кристофа снова превратилось в маску аристократа — вежливого, но отстраненного.

— Да, разумеется. И, надеюсь, моя дочь простит меня, если я сделаю это наедине.

Эльма обескураженно посмотрела на отца.

— Папа, ты хочешь меня выставить?

— Да, дорогая, — безмятежно улыбаясь, ответствовал Лино.

— О… — Эльма и предположить не могла, что отец захочет, чтобы она не присутствовала при этом разговоре — одном из самых важных в ее жизни!

— Если ты не против, оставь нас, пожалуйста, — попросил отец и заговорщицки подмигнул. В детстве это означало, что затевается тайная игра, о которой мама пока не должна знать. Потом-то, конечно, они ей все расскажут, но сейчас будет маленькая тайна…

— Ну ладно, — вздохнула Эльма, поднялась и вышла, чувствуя скрестившиеся за спиной взгляды.

17

Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга.

— Не имел чести знать вас раньше, господин фон Адлертрененштайн — наконец произнес Лино. — Однако наслышан, наслышан.

— От вашей дочери, я полагаю? — невозмутимо уточнил Кристоф.

— Не только от нее. Вы в нашем городке личность известная и загадочная.

— Вот как?

— Вы же понимаете, что информация распространяется разными путями.

Кристоф вновь взял со стола карандаш и принялся крутить в пальцах.