Заметки конструктора - Владимир Александрович Быков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Группа в Челябинске разделилась еще раз. Теперь уже по другим интересам и вкусам. Одна часть вела себя нормально по-студенчески. Завтракали в институтской столовке, обедали на заводе и после экскурсии возвращались в общежитие. Наша же компания оказалась сборищем сибаритов и гурманов. По утрам мы голодали, в обед обходились парой пирожков. С очередного завода шли гулять по городу, а вечером на ужин отправлялись в ресторан. Конечно, в центральный – «Южный Урал».
В предпоследний день посмотрели как делают разные трубы и отправились в кино. Идем разглагольствуем, впереди в том же направлении двигаются две симпатичные девушки. Наши артисты, а Калинин одно время до поступления в институт тоже подвязался на театральной сцене, во всей красе: завели разговор о литературе, искусстве, музыке. Специально для девчат. Они не могут не слышать их громких голосов. Приходим в кинотеатр. Он соответствует настроению. Перед сеансом играет симфонический оркестр с великолепной программой из популярных произведений, в какой-то части из тех, о которых только что говорили. Усаживаемся за знакомыми, не перекинувшись с ними до сих пор ни единым словом. Также безмолвно расстаемся. Чувствуем, впечатление на них произведено и оно не должно остаться без внимания. Случайность – великолепная штука, но ее надо готовить.
В день отъезда идем втроем по центру города. Вдруг… с верхнего этажа высокого челябинского дома слышим звонкий девичий голос:
– Саша!
Почему он? Понятно. Самый у нас видный, самый авторитетный и его имя в ходе вчерашней болтовни упоминалось чаще остальных. Останавливаемся, ждем. Через минуту выскакивает наша знакомая и приглашает в дом. О, юношеская непосредственность! Как она прекрасна.
Поднимаемся, нас встречает ее подруга. Обе веселые, жизнерадостные. Только окончили школу, собираются поступать в институт и влюблены в весь большой мир и в нас. Угощают чаем. Рассказываем о себе. Мы им, они нам. Сообщаем, что сегодня уезжаем. Обещают обязательно проводить.
Покупаем на оставшуюся пятерку конфет, бежим в общежитие и всей командой едем на вокзал. Ждем провожающих. До отхода поезда остаются минуты, а обещавших всё нет. Мы на втором пути. На первый прибывает поезд из Харькова. Нашему дается отправление, и снова чудо. Они бегут. Протягиваем им с подножки конфеты и машем руками.
Вагон общий. Ресторан при наших доходах не позволяет другого. Забираемся на полки.
– Хотите я расскажу о том, как всё было? – раздается хорошо поставленный, выделяющийся голос Бенина. И он начинает отличную трехчасовую импровизацию с мельчайшими подробностями о всех случившихся с нами перипетиях – образную, превосходно построенную. В вагоне тишина, слышен только стук колес и голос Бенина. Ни одной реплики, ни одного восклицания и обычного в такой ситуации желания что-то подправить или дополнить. В два часа ночи он заканчивает рассказ. Тишина прерывается. С разных сторон несется вопрос:
– А откуда они появились? – кричат и наши, и совсем посторонние пассажиры.
– Из под вагона, – отвечает кто-то, – пришедшего на первый путь поезда.
Люди не спали и безмолвствовали три часа. Эффект соучастия. Много я слышал известных чтецов, но ни один из них не произвел такого впечатления, как Л. Бенин, заведенный на желание доставить удовольствие тем, с кем случайно на пять дней свела его судьба.
На том же курсе весной, прочитав о пуске на Нижнетагильском меткомбинате первого отечественного рельсобалочного стана, поехал на Уралмашзавод пригласить инженера проекта рассказать нам о своем детище. Приглашение было принято. После, провожая Г. Л. Химича домой (жил он недалеко от института на улице Ленина), поинтересовался: нельзя ли диплом делать у них в конструкторском отделе. В ответ не очень определенное:
– Наверное, можно.
Осенью, будучи на заводе, зашел к нему и договорился о теме дипломного проекта и месте практики, на которую поехал как бы от института, но с конструкторской рекомендацией, подчеркивающей важность задания и заинтересованность в нем завода.
Зная, что инициатива не только наказуема, но и поощряется и что с первыми лицами иметь дело приятнее и полезнее, на заводе «Азовсталь» начал не с управления кадров и учебного отдела, а с главного инженера. С его резолюцией отправился прямо в цех, где был принят не бедным студентом, от которого только и есть, что забота о нем, а как представитель флагмана отечественного машиностроения. Установились добрые отношения с начальником цеха, была оказана помощь в ознакомлении с оборудованием и получении всех нужных данных. Вместо положенных на практику двух месяцев свернул ее за 20 дней и предстал перед своим протеже готовым приступить немедленно к дипломному проекту и, как мне по наивности казалось , важному для завода заданию.
Опыт работы в СНТО не пропал даром. И может от него, а может и по другим случаям, я уже тогда пришел к выводу о желательности обращать на дело даже самое казалось бы бесполезное и бюрократическое мероприятие и получать от него хоть маломальскую пользу. Выполнять интереснее и в полного барана себя можно не превращать.
Официальным руководителем проекта был назначен мой будущий начальник – заведующий группы И. И. Кривоножкин, конструктор старой школы и невообразимой дотошности. Он проверял чертежи подопечных вне исключений скрупулезно до последней гайки. Однако меня то пока не касалось. Был предоставлен сам себе, пользовался консультациями и советами всех, к кому считал возможным обратиться с тем или иным вопросом. Особую признательность и уважение я испытывал к Г.Н. Краузе. Конструктору от Бога, с величайшей интуицией на правильное и быстрое решение. Его нестандартные обращения: «Голова, ну разве так можно? – Голова, а не сделать ли нам так?» – и теперь еще с благоговением вспоминаются всеми, кто с ним работал.
Диплом подвигался, пришло время подумать, как в отделе закрепиться и получить направление на Уралмаш. Написал проект письма на имя директора своего института и понес показать Краузе. Тот посмотрел, произнес полувопросительное – «Голова?», взял чистый лист бумаги и за три минуты накатал такую просьбу о направлении меня к ним, что не удовлетворить просителя было просто невозможно. Ни в школе, ни в институте нас писать не учили и науку эту как постигали на службе, так постигают ее и сейчас.
Итак, сомнений нет. Диплом защищен. Жду направления.