Дорогая редакция. Подлинная история «Ленты.ру», рассказанная ее создателями - Коллектив авторов

И если для этого некролога выбирать только один аспект жизни «Ленты», то я хочу остановиться именно на ее языке. Я пришел в редакцию из филологии и точно знаю, что законы журналистской этики можно пересказать как законы этики языка: если ты считаешь, что не имеешь права врать или скрывать; если ставишь себе целью отделять важное от неважного, а правду от информации; если намерен писать целостную картину; запретил себе бросать старую тему; если должен балансировать между требованиями объективности и требованиями совести («Из текста всегда должно быть ясно, кто мудак» – журналистский урок, который дал мне Ярик Загорец); не можешь «забыть» поступившее опровержение, если оно поступило, или не написать, что пожар потушен, если раньше писал, что дом загорелся, – все эти самоограничения накладываются не на то, что (или о чем) ты говоришь, а как ты это говоришь; все они касаются твоего модуса изложения.

Я много думал о том, какой же язык был у «Ленты», но к окончательному выводу так и не пришел; если бы надо было ответить одним словом, то пришлось заявить бы, что он был разным (гетерогенным, сказал бы ученый). Например, в зависимости от надобности он мог быть то страстным, то сухим. Пример страстности – это спортивные онлайны, с которыми я познакомился еще как читатель: летом 2008 года, уже сдав диплом, но еще не найдя работу, я готовился к экзаменам в аспирантуру и зачитывался онлайнами с футбольного чемпионата Европы. Спорт меня не интересовал совершенно, а вот тексты Сашки Поливанова или Андрея Мельникова завораживали. Что онлайн надо обновлять, я понимал по крикам, залетавшим в окна, и с удовольствием читал: «ГОООЛ! Ковальчук! Йо-йо-йо! ПАВЛЮЧЕНКО! Охереть, извините. <…> На трибунах слышно только «Россия! Россия!» И это, извините, тоже порождает только мат. С позитивными коннотациями, естественно».

Пример неэмоциональности «Ленты» – это, конечно, язык ее новостей, обсуждению стандартов которого было посвящено не одно эмоциональное совещание. Впрочем, бесстрастный – не значит пресный или скучный; главное, чтобы язык не заслонял фактуру. А фактура иногда бывает такова, что чем спокойнее ее изложишь, тем больше выиграешь – и речь не только об общественно-политических новостях, но и, например, о рубрике «Из жизни», она же «Одли», она же «Ад». В те времена, когда большинство СМИ (и даже милицейских пресс-служб!) предпочитали шутить, рассказывая о забавном, «Лента» сохраняла каменное выражение лица и, экономя знаки на глупых шутках, занимала пространство дополнительными подробностями: в результате текст начинал выглядеть так гротескно, словно срастаясь с абсурдной действительностью – чаще всего российской. В те времена, когда в «Из жизни» писали все редакторы по очереди, я особенно следил за новостями Тани Ефременко (Зверинцевой), главным мастером бесстрастного, сжатого, но подробного стиля. Позднее Таня, человек глубокий, эмоциональный и философски настроенный, перешла в раздел «Преступность», где окончательно и нашла себя. 13 января 2011 года «преступная Таня», как мы назвали ее в твиттере, опубликовала знаменитый текст «Смерть под елочкой» – о преступлениях, совершенных россиянами за новогодние праздники. Никогда еще интонация перечисления и систематизации не звучала столько гротескно:

«Вообще убийства родственников происходили во время каникул очень часто. Новый год называют семейным праздником, и многие россияне проводят его с родными. Как результат, именно родные попадаются убийцам под горячую руку. Так, 30 декабря 59-летний житель Ульяновска зарезал своего 34-летнего сына и ранил 60-летнюю супругу. А 29 декабря 54-летний ранее судимый уроженец Узбекистана, ныне проживающий в Ростовской области, избил свою 112-летнюю мать. 4 января долгожительница умерла в больнице».

И веселые спортивные (а за ними и политические музыкальные) онлайны, и трэш-вестник российской обыденности в качестве самостоятельных жанров перешли в другие издания и даже в целые нишевые СМИ; но «Ленту» никто не только не опередил, но и не догнал.

Человеку стороннему может показаться, что такое сочетание противоположного – это эклектика. На деле нет – и лингвистика знает случаи, когда стиль, основанный на примирении непримиримого, торжествовал в культуре (вспомним Пушкина, что ли). Важно то, как и почему ты сочетаешь: не от неумения (привет силовым пресс-службам), и не от пошло понятого юмора (который прикрывает ту же беспомощность), а только от желания сделать что-то новое; от осознания одновоременно и дерзости, и ответственности. Если шутишь, не шути в пустоту. Наши летучки обычно проходили во взрывах смеха, но все шло в работу: удачная шутка могла стать колонкой, в переборе идиотских идей находился неожиданный поворот темы, а толчком к написанию большого текста мог стать остроумный заголовок.

Помню один из последних примеров: мы в «Культуре» делали большой материал к выходу совсем не веселого последнего фильма Алексея Германа. Все готово, можно выпускать, но нет заголовка – и мы как проклятые вертим на языке формулу «Трудно быть богом», уже тысячу раз обыгранную в тысяче изданий. В какой-то момент, устав от пафоса, мы пошутили: «Румата, будь человеком», хором расхохотались, и тут же всерьез его и опубликовали – шуточный заголовок как нельзя лучше отражал смысл материала о смысле фильма Германа. Серьезное и несерьезное не контрастировали, а уживались вместе, порождая новое качество стиля, по триаде «тезис – антитезис – синтез». И игра, и пафос – это только речевые маски, но живой человек не бывает все время только смешным или только невозмутимым. Преодолевая обе эти авторские позиции, «Лента» – коллектив из 80 человек! – создавала образ цельной личности, которая вступала с читателем в общение. А доверительным это общение уже становилось из-за оперативности, правдивости, ясности – словом, требовательности к языку и к себе.

Грандиознейшим из таких языковых экспериментов в пространстве я считаю один маленький фокус, провернутый Игорем Белкиным. У «Ленты. ру» был какой-то коммерческий проект для развлечения читателей на новогодних каникулах; спонсор попросил освещать материалы в своем твиттере, ну и мы легко согласились – даром что твиттера никакого не было. Заводя аккаунт, Игорян назвал его lentaruofficial и так и написал: «официальный твиттер «Ленты. ру». Вот только содержание официального твиттера было вопиюще неофициальным: в нем были шутки, музыка, подробности внутренней жизни редакции – и, да, новости, но в максимально ненейтральной подаче. Не то чтобы мы шутить придумали первыми в Интернете; и точно множество личных твиттеров велось из ньюсрумов. Но идея сделать неофициальное официальным, объявить кулуарное парадным (не, нуачо?) было грандиозной новацией. То как «Лента. ру» смела и крута в твиттере, стало главной темой зимы; @lentaruoffi-cial получила десяток других подражателей в других изданиях (постыдных в большинстве случаев), мир интернет-СМИ изменился навсегда.

Эту игру на сломе стилистических барьеров удавалось вести долго. Мы с Игорем люди противоположных темпераментов и интересов, но первое время, что мы на пару писали в твиттер – а это длилось где-то год-полтора – многие не догадывались, что это вообще делают разные (тем более – такие разные) люди. Работала центробежная сила стилистической личности, которая любое твое слово окрашивало в дерзкую интонацию, свойственную только «Ленте. ру».

Чего только не происходило за эти месяцы – лавина внутренних ленточных слов хлынула в русский интернет-язык. Игорю, настоящей звезде русских социальных медиа, здесь больше есть что вспомнить – а я лишь скажу, что до сих пор вздрагиваю, когда встречаю в письменной речи чужих людей выражение «на самом деле нет» без даже подразумеваемых кавычек. (Оно родилось все из того же диалектического противоречия – желания и пошутить, и инфоповод отразить. Я скаламбурил относительно заголовка новости, а чтобы было понятно, что новость все-таки про другое, добавил: «На самом деле нет». Видит бог, больше одного раза так делать я не собирался – это все русский народ.) Благодаря Пашке Борисову «жвачное ушло» вышло на Болотную площадь; широкие народные массы быстро познакомились со всеми этими котухами и котанами, собаченьками и всеми остальными словами на -еньк. Дошло до того, что в 2013-м мне удалось серьезно протащить «лисиченьку» на главную страницу «Ленты. ру».

Вообще, силу влияния главной страницы «Ленты. ру» на наш повседневный язык еще предстоит оценить. «Лента» только наполовину принадлежала официальной, письменной, монологичной культуре традиционных СМИ, а на вторую половину – устной, социальной, многоголосой, неофициальной и неподцензурной культуре Интернета. Можно быть уверенным, что попадание мема или жаргонизма на передовицу «Правды» (типа того, да) частично легитимизирует его, приближает маргиналию к центру стилистической системы языка. Сколько раз «Лента» печатала слово «упоротый» (понятное дело, лис) – не сосчитать. Я никогда не забуду, как однажды засомневался, существует ли некое слово в русском языке или оно мне почудилось; прежде чем употребить его в новости, я забил слово в «Яндекс» и поисковик показал – да, слово встречается кое-где… а именно в другой новости на «Ленте. ру». Стоит ли говорить, что ту, старую, новость писал тоже я? Таким образом я не только внес новый элемент в лексическую систему русского языка, но и проверил себя по самому себе, как по словарю. Легко себе представить, как сторонний и ни в чем не повинный человек сам решит проверить несуществующее слово, увидит его на авторитетном новостном сайте и легко впустит в свой язык.