Думать не будем пока ни о чем (СИ) - Субботина Айя

— Раздеться не хочешь?

У меня деревянные пальцы, но я кое-как справляюсь с молнией кофты.

Он не трогает меня даже пальцем.

Просто наблюдает.

Я спускаю кофту по плечам, вздрагиваю, когда по оголенной коже локтей пробегает непонятно откуда взявшийся прохладный сквозняк.

Неуверенно берусь за нижний край футболки, но на этот раз Антон все-таки протягивает руку. Не для того, чтобы помочь с одеждой: просто снимает запутавшуюся в моих волосах заколку.

Выдыхаю. Вспоминаю, что была смелой мгновение назад.

Все будет так, как я захочу? Как нужно мне? Если я скажу «стоп» — он остановится?

Стаскиваю футболку, остаюсь в бюстгальтере и джинсах.

Медальон колдуньи на мне — я не снимала его с того дня, и не думаю, что захочу снять в ближайшее время.

Мне так страшно, что только упрямство не дает остановиться на полпути и сбежать, спрятавшись в углу.

Мне так страшно, что единственный способ побороть панику — сжечь все мосты.

Я даже на экзамены всегда ходила первой.

Стаскиваю джинсы вместе с трусиками, переступаю через них и глупо дергаю ногой, потому что проклятая штанина не хочет отпускать лодыжку. Почему в книгах и фильмах все это выглядит сексуально и чувственно, а в реальности я в итоге стою в одном носке, лохматая и красная, как рак.

Глава двадцать девятая: Йен

Не пытайся понять меня, просто делай то, что я скажу. <…> Дари мне себя, когда я этого хочу. Уступи мне…

(с) Michael Jackson, «Give in to Me»

— Пошли, — Антон берет меня за руку, как маленькую заводит кабинку, закрывает дверцу.

Она просторная, но мы все равно почти вплотную друг к другу.

— Сначала будет холодная, — предупреждаю я, когда Антон откручивает вентиль — и мы синхронно шипим, потому что на нас обрушивается ледяной поток.

— Черт! — смеется мой уставший мужчина, мотает головой и фыркает.

Я хочу присоединиться к его беззаботности, но это бесполезно, потому что единственный клочок одежды на мне — не считая проклятого носка! — промокает насквозь и облепливает соски, как вторая кожа.

Это больно и приятно одновременно.

Нельзя закрывать глаза, потому что в моих фантазиях он отодвинет ткань в сторону и будет сосать их, пока я не кончу только от его губ и языка.

Вода постепенно теплеет. Антон выдавливает зубную пасту сначала на мою щетку, потом на свою. Мы смотрим друг на друга, когда пару минут с расстановкой чистим зубы, уже совершенно мокрые.

Потом полощем рот, по очереди задирая головы и подставляя рты под упругие струи.

Потом моем друг другу волосы: смеемся, когда его пальцы запутываются в моих волосах, и Антон, подражая голосу вдохновения в моей голове, на ходу сочиняет целую историю о том, как принцесса поймала злого рыцаря в сеть из своих заколдованных локонов.

Антон делает воду еще немного горячее — и через пару минут кабинка наполняется паром, который оседает на прозрачной дверце, словно защита от любопытных глаз.

Напряжение уходит.

Голова снова немного кружится. Возможно от недостатка кислорода, но, скорее всего, от тянущего между ног возбуждения.

Нельзя закрывать глаза, иначе я представлю, как он опускает ладонь мне между ног.

Мне хочется кончить.

Забыть обо всем и попробовать расслабиться прямо здесь и сейчас.

Если бы только это получилось.

— Не хочешь снять? — Антон проводит взглядом по моей груди.

Бюстгальтер обычный, хлопковый, белый в бежевый горошек. Соски натянуты под тканью, выдавая меня с головой.

Думать не нужно.

Сейчас, Йен, просто ни о чем не думай.

Я делаю шаг назад, опираюсь лопатками на стенку кабинки. Теперь нас разделяет прозрачная стена воды.

Мой мужчина возбужден, его член стоит, и тугая головка потемнела от напряжения.

Прикусываю губы.

Я бы хотела встать перед ним на колени.

Сделать то, что делала только в своих больных фантазиях. Тех, которых нужно стыдиться, иначе я окажусь той еще шлюхой.

Завожу руки за спину, но тяну время.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Антон опускает руку, обхватывает член у самого основания.

Я справляюсь с крючками, но придерживаю бюстгальтер на груди.

Антон расслабленно водит рукой вверх-вниз с удовольствием и без стеснения.

Разрешаю бретелям сползти до локтей.

Антон проводит языком по губам, прищуривается, но это уже не усмешка и не подбадривающее веселье.

Мне хочется услышать, что я его возбуждаю. Хотя бы слово, звук, что угодно.

— Подрочим другу-другу, малыш?

Я роняю мокрый клочок ткани на пол кабинки.

Выгибаюсь вперед, вздрагиваю, когда вода стучит по груди.

Немного расставляю ноги, трогаю себя.

Антон подвигается ближе, заходит как будто под водопад, и его член упирается мне в живот.

— А теперь этими пальцами — меня.

Звучит, как приказ, но я знаю, если скажу «стоп» — он не станет давить. Просто отпустит.

Я обхватываю его член ладонью: осторожно, не очень зная, как делать, чтобы ему было приятно.

Но задуматься об этом не успеваю, потому что мой мужчина кладет два пальцы мне между ног, проводит там, поглаживая и слегка надавливая.

Я веду рукой по его члену, сжимаю пальцы плотнее и в ответ получаю одобрительное «мммм…» и прикрытые глаза с колючками мокрых ресниц.

Он упирается ладонью в стенку у меня над головой, потемневшим взглядом следит, как мои соски трутся о его грудь, как я вздрагиваю от каждого прикосновения к горячей коже.

Пальцами разводит мои половые губы.

Я вздрагиваю.

Приятно. Так остро приятно, что вот-вот могу кончить.

Так бывает? У меня и после долгой мастурбации оргазм бывает хорошо, если раз из десяти. Раз в год, чаще мне, фригидной, не хочется.

— Малыш, можно сильнее, — подсказывает Антон. — Яйца сожми.

Я делаю, как он сказал. Мошонка тяжелая, тугая. Обхватываю ее ладонью.

Он находит клитор подушечкой среднего пальца. Нажимает.

Я задыхаюсь, забрасываю голову, на миг вдруг поверив, что мне не хватает кислорода на следующий вдох.

— Не отпускай меня, — напоминай Антон. — Дрочи мне. Сильнее. Кончить хочу вместе с тобой.

Он говорит это так уверенно, выбившимся дыханием вперемешку со стонами, что я безоговорочно верю — мой оргазм будет через пару минут.

Антон трет мой клитор медленно: то по кругу, лишь задевая пальцем, то прямо по нему, и тогда я приподнимаюсь на цыпочки и кричу. Нас услышат? Какая разница.

Я массирую его яйца ладонью, двигаясь почти наугад, на подсказки, написанные на лице моего мужчины. Как напрягаются его скулы, приоткрываются губы.

Член в моей руке становится еще тверже.

Антон на минуту кладет свою ладонь поверх моей, поднимает ее до самой головки.

— Вот тут.

Задает ритм, руководит движениями.

И снова находит мой клитор, на этот раз уже сильно вдавливая его пальцем, из-за чего перед глазами расплываются радужные кольца, как от линзы на солнечном свету.

Я такая мокрая между ног, что это понятно даже в душе, где мы оба под градом воды.

Мы оба вздрагиваем.

Шумно дышим, потом стонем.

Я немного оттягиваю его яйца вниз, сжимаю пальцы в туго кольцо, надавливаю на головку, вспоминая, как делал он сам, когда делал это при мне и для меня.

Он проводит пальцами до моего входа, размазывает влагу до самого клитора. Трет, доводя меня до судорог.

Я сейчас упаду.

Ноги не держат.

Я сейчас кончу.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, дай мне это…

Антон кончает мне на живот — тугой длинной струей. И еще одной, пока я громко кричу от сладкого расслабления между ног. Несколько длинных секунд все мое тело дрожит, как подключенное к высоковольтной линии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я ведь правда кричу.

— Аааааах… — Задыхаюсь, захлебываюсь от удовольствия.

И мой мужчина закрывает мой рот своим.

Проталкивает язык глубоко внутрь, лижет мой и я, как сумасшедшая, тянусь к нему в зверином желании облизать всего. Мы целуемся, как ненормальные. Никакой красивой эстетики: лижемся, сосемся? Все эти слова в моей голове — и мне все равно, что так может думать только шлюха.