Соблазн Черного - Мария Зайцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он полностью лег на меня, щедро позволяя тереться о себя, трогать себя везде, где мне хотелось, кусать закрывающую мне рот ладонь.
Это было безумие какое-то, дикость. И невероятное удовольствие. Мне все еще было больно, слишком мало времени прошло с момента первого секса, и Веник не был аккуратен.
Но всю боль глушило удовольствие просто от осознания происходящего. Кайф от наших смешавшихся запахов, от вкуса его крови на моих губах, от его жестких мощных движений, укусов в шею, шепота матерного, восхищенного. Это дурманило, срывало в какой-то безумный ураган, где забываешь себя, теряешь себя.
Это не продлилось долго.
Он взял какой-то совершенно безумный ритм, беспощадный и жестокий, двигаясь, словно машина, а затем глухо выругался, кончая.
Полежал немного, переводя дыхание.
Приподнялся надо мной и наконец-то убрал ладонь от губ.
Усмехнулся, длинно лизнул кровавый укус:
- Кровожадная Веснушка, - наклонился, шепнул в губы, - МОЯ Веснушка.
И поцеловал.
И, наверно, в этот момент я кончила. По крайней мере, судорогой пробило все тело, голова закружилась от вкуса его губ, его крови, его поцелуя.
Это было настолько откровенно, настолько жестко, что буквально крышу сносило.
Веник оторвался от меня, тяжело дыша, оглядел плотоядными глазами:
- Морок какой-то, а? Веснушка? Где ты была все эти семь лет?
- А ты где был?
- Тебя ждал.
- А я – тебя.
Мы замерли, глядя друг другу в глаза, пораженные этим откровением.
Веник потянулся опять ко мне, я к нему… Но в следующее мгновение он со стоном и тихим матом вскочил, поправляя штаны:
- Нет, так я вообще никуда не уйду!
- Не уходи, - тихо попросила я, глядя, как он одевается, заходит в ванную, шумит водой, выходит… - не уходи. Останься.
- Веснушк… - Веник опять присел рядом со мной, кутающейся в простыню, заглянул в глаза, - я быстро. Правда. Вернусь, и мы поговорим. Хорошо?
- Хорошо…
Он опять потянулся за поцелуем, но на полдороги шатнулся назад.
- Нет, хватит… Ты как дурман, Веснушка. Невозможно же.
Пошел к дверям, подхватывая по пути спортивную куртку и гремя ключами.
- Я тебя закрою снаружи. А ты изнутри запрись на засов, хорошо? И никому не открывай. Вообще. Поняла?
- Да.
Я смотрела, как он уходит, и предчувствие было очень нехорошее. Очень. Мне не хотелось, чтоб он уходил. Это наше утро, наш день, наши несколько часов, проведенные вместе, словно перевернули во мне что-то, сделали зависимой от него.
И теперь ужасно не хотелось терять его из виду. Так, наверно, себя попугайчики-неразлучники чувствуют…
Дверь за ним закрылась, замок щелкнул.
Я подскочила, кутаясь в простыню, задвинула засов.
- Я скоро, малыш, - Веник, похоже, стоял и ждал, пока я закроюсь со своей стороны.
Я постояла, слушая удаляющиеся тяжелые шаги и комкая простыню в кулаке.
А потом вернулась обратно в постель. Повалилась на матрас, уткнулась носом, жадно вдыхая запах недавнего секса.
Перевернулась, провела ладонью по животу.
Веник не предохранялся.
И, наверно, если б я не принимала контрацептивы, то вполне возможно, внутри уже мог бы быть наш ребенок…
Эта мысль не вызвала испуга.
Только тепло.
Клетка.
Черный гнал на дикой скорости, наплевав на все правила дорожного движения и прочую ерунду.
Где-то далеко позади остался пыхтящий в своем драндулете Кирик.
Он свою роль сыграл, оторвал его от Веснушки, гнида.
Мало получил, надо было посерьезней его приложить.
Но стало не то, чтоб жалко, а… Вроде как привык за столько лет.
Кирик был хитрожопым, жадным придурком и редкостным ссыклом, при малейшем признаке на опасность и боль прочно накладывавшем в штаны и подставлявшем остальных своей непроходимой тупостью.
Но он был единственным, кто долгое время мог терпеть резкий характер Черного, выдерживал его нрав.
Еще с колонии повелось, где Черный первый раз заступился за смешного жирдяя, которого поколачивали и унижали все, кому не лень.
Кирик это дело заценил и прилип к буйному парню, словно пиявка. Понятное дело, что общаться с ним было не особо легко, но из неоспоримых плюсов оставалось то, что теперь, если Кирик и ловил по физиономии, то только по делу и только от Черного. А это, надо сказать, огромная разница. Ну и положение в мире вечно озлобленных, резких дегенератов, с жесткой иерархией и такими же жесткими наказаниями на нарушение, поменялось.
Выходили они на свободу практически одновременно, и, так как на воле Черного ждала только больная мама, которую требовалось обеспечивать, а Кирика – и вовсе никто не ждал, неудивительно, что общаться не прекратили. Верней, это Кирик не прекратил.
А Черному было все похер.
Он после отсидки в такие тяжкие пустился, что до сих вспомнить не до конца мог, что творил.
Кирик, надо сказать, в те моменты проявил себя нормальным пацаном. Помогал, поддерживал и даже пару раз на себе таскал приятеля по колонии.
Так и пристроился рядышком. То ли помощником, то ли передаточным звеном. А, может, соглядатаем от Ворона, приплачивающего толстяку, чтоб хоть так контролировать неуправляемого придурка Черного.
По крайней мере, Черный бы вообще такой новости не удивился.
И не разозлился даже.
Он уже привык, что доверять никому нельзя. Колония научила.
Смотри в оба, береги задницу и бей первым.
Он так и жил.
До того дня, пока не увидел возле ринга Веснушку.
И теперь вообще не хотел больше по-старому.
Вот бывает такое, что происходит в жизни невероятное?
Что моментально переворачивает, все сносит?
И смотришь ты на то, как жил, и