Новый Мир ( № 1 2000) - Новый Мир

1950 г.

В тайге прохладнойРебячей радостьюРебячей сладостьюВстречают ягоды.Черничные заросли,Брусничные россыпи.Мол живите до старости,Мол ешьте досыта!Мол кушайте, други!Мол счастливы будьте!Мол только пригубьте!Мол не обессудьте!Не хочу вас, заросли!Не желаю, россыпи!Не хочу — до старости!Не желаю — досыта!Мне б яблочка российского разок куснуть,В том доме, где я выросла, разок уснуть!

1950 г.

— «Ночь — а звезды — рукой подать!— Схватить, удержать в руке,Ту, самую яркую, крепко сжать,Как гривенник, в кулаке,И в чум прилететь,И всем показать —Глядите, отец и мать!Я сам ее взял — поглядите, горит в руке!Довольно светить ей на небе —пусть светит у нас в потолке!И мама задует светильник из мха и жира тюленяИ сына, лаская, посадит к себе на колени…»…О детстве своем говорил, покуривая и хохоча,Раскосый электромонтер из колхоза «Путем Ильича».

1950 г.

Не певунья и не красавица —По медвежьи трудится, старается,Напрягается тучами,Кручами,Всеми реками сонно-могучими,Каждым корнем и каждой жилою,Всей своей материнской силою,Сердцевиной таежного дерева,Всей упругостью мускула зверева,Чтоб из треснувшей оболочкиЛедовитого, мертвого сна,Появилась дрожащим комочком,Необсохшим цыпленком — весна.

1951 г.

Непростой мужик стоит у чума,Старый, косолапый, косоглазый,Не по-здешнему мужик угрюмый,Раз взглянув — его узнала сразу.Я об этом мужике читала в детстве,А теперь живу с ним по соседству.Он, как все, одет в оленьи шкуры,Только шерсть на том олене — волчья.Он, как все, обут в унты оленьи,Да по-волчьему ступает, сволочь!В веках прячет он глаза, как в ножнах,Изредка блеснут неосторожно.Непростой мужик стоит у чума,Непростого ищет в небе чудном.Непроста его ночная дума.Непроста луна над ним — шаманским бубном.

1951 г.

Первой страницей зимы открывается день Белой страницей.Синькою в детских следах залегает глубокая тень,Синяя лыжня по белому снегу стремится.Птицы у нас не зимуют. Молчит за поселком тайга,Стадом оленей уставила в небо рога.День без событий, без почты, почти без забот.— Хоть бы скорей красноярский пришел самолет!

1951 г.

Из дому выйдешь — тьма по глазамБудто ножом.Сразу ослепнешь — как из дому выйдешь.Из дому выйдешь — вся тишинаВ уши тебе —Сразу оглохнешь, как из дому выйдешь.Нету тебя.Нет ни тебя, ни огня, ни земли, ни воды,Из дому выйдешь.Нету ни неба, ни звука, ни вздоха в груди —Из дому выйдешь.О, поскорей разберись в темноте,Господи Боже!Вновь, засучив рукава, твердь от земли оторви,Господи Боже —И первозданным кремнем первый высеки свет.Глину покруче меси,Крепче нащупай ребро,Господи Боже!В глиняный лоб мне вставь золотые глаза,Чуткие уши из розовых раковин сделай.Только души мне не надо. Возьми мою душу себе.Будет твоя. Сам поживи с ней, попробуй!

1951 г.

На избах — шапки набекреньИ пахнет снегом талым.Вчера пуржило целый день,Сегодня перестало.Одну и ту же множит трельСиленки пробуя капель.А снег лежит на берегуОт детских лыж в полоску,Как будто снятой на бегуТельняшкою матросской.На солнце вспыхнула соснаИ замерла, сияя.Вот и до нас дошла веснаВ последних числах мая.

1952 г.

Над хатой — дым столбом,А в хате — коромыслом,И речи за столомБез никакого смысла.Гуляют други милыеСо всей сибирской силою,Глотают брагу сладкуюСо всей сибирской хваткою.Октябрь ли, Май ли, Рожество,У нас в деревне торжество —Венчаем иль хороним —Стакана не уроним!Сосед мой дорогой,Глотни еще глоточек,Пирог непокупной —Кусни еще кусочек!Сама тесто жарила — сама пеклаВсе что понаставила, съедим дотла,Сама брагу ставила, сама пила,Хотя баба старая, а весела.— Хочешь сватай,Хочешь лапай,Хочешь — в голове царапай!Пейте, работнички,Рыбаки, охотнички,Столяры да плотнички,Пейте до ноченьки!Пейте, соседушки,Бабушки, дедушки,Малые детушки,Пейте до светушка!Больше делать нечегоВ эдаком селе,Как с утра до вечераБыть навеселе!А выйдешь из хатыПьяный и сытый.В небе — СохатыйБьет копытом.

8 ноября 1952 г.

Ах, и белы моей землиснега, моей зимыснега…Белы, как сахар, как мука,что пароходы нам везутвесной, как только сбросит лед,плечами поведя, река,как сбросит лыжи самолет.Белы, как сахар, что грызутребята наши круглый год,ах, и белы моей землиснега, моей зимыснега…Белы, как той тетради лист,где пишет буквы младший внук.Он ростом мал и не речист,зато он знает много букв.Белы, как той тетради лист,как те тетрадные листы,где пишет знаки старший внук.Похожи знаки на следыседых песцов и легких птиц —и каждый знак, сказал мне внук,не след, а нота, то есть звук.Ах, и белы моей землиснега, моей зимыснега…Под ними спит моя тайга,в своей берлоге спит медведь,метет метель, метет пурга,и солнцу лень на нас глядеть…Я стар и сед,но старый умживуч, что рыба подо льдом.Своих отцов я помню чум,своих сынов я вижу дом,в сыновнем доме вижу свет,в отцовском чуме помню тьму,и тяжек вес прошедших летдоныне сердцу моему…Я помню, как певала матьи ветром вторил ей Таймыро том, как безысходна гладь,о том, как безнадежна ширьснегов, снегов зимы моей,снегов, снегов земли моей —снега, снега, везде снега,ей ветром вторила тайга.Из рыбьей косточки иглойоленьи шкуры шила мать,под ветра свист, под бури войоленьей жилой шила матьиз рыбьей косточки иглой.Кормилец наш, седой олень,нас в шкуру одевал свою —про это тоже пела мать,про это я сейчас пою,и внуки не ложатся спатьи песню слушают мою.«Кормилец наш, олень седой,твой легок шаг, твой чуток нюх,ты нарты наши мчишь стрелойи под копытом снег, что пух.Кормилец наш, седой олень,твой зорок глаз, ветвист твой рог,копыта светлые твоине знают езженых дорог…Ты нарты мчишь в тот край земли,где долог для охоты день,где зверь пушной в лесу кишит,а в реках — нельма и таймень.Туда, туда твой путь лежит,где круглый год охотник сыт,еда обильна и жирна,и сыты дети и жена…Где шкурки белки и песцаи лисий искрящийся мехи соболя, что краше всех,положим мы к ногам купца,и не обманет нас купец».Так пел охотник, мой отец,так пел отец, молчала мать,седой качая головой,а дети не ложились спать,и песню слушали его…Где ж ты, обетованный край,охотника мечтанный рай,где сыт охотник, сыт олень,где бестревожен каждый день,где справедлив и щедр купец,где благородный труд ловцабесхитростно вознагражден?Всю жизнь искал тот край отец,всю жизнь искал и пел о нем,пока настигла смерть отца.Ах, и белы моей землиснега, моей зимыснега!Для смерти жизнь недорога,и жалость незнакома ей.У смерти твердая рука,и что ей слезы матерей,шаманов пляс и крик детей?Смерть бьет всегда наверняка,она без промаха разит,рукой незримого стрелкастрелок поверженный лежит…Я стар,но память мне верна,верна, как старая жена,светла, как полымя костра,как нож охотника, остра.И в зимний хлади в летний знойя ту весну ношу с собой,в себе, души пресветлый клад.Я ту весну ношу с собойи в горя час,и в счастья день.Она в душе моей сейчас,она ведет меня впередза часом час, за годом год,от рук моих отводит лень,и жизни пробивает путьи старости отводит тень.Где вы, земли моей снега?где вы, зимы моей снега?Лучами вымыты снега,лучами выжаты снега,в озера вылиты снега.Необратима и гордавосставших рек кипит вода,восстав от ледяного сна,вся к солнцу тянется тайга —конец снегам, пришла весна,корнями выпиты снега.

И вот, в саду старинномКак в самом раннем детстве,С лукошком за малинойПошла я по соседству.Сияли в отдаленьиПлатки и платья женщин,Таз медный для варенья,И солнце — чуть поменьше.Все было неизменноИль началось сначала,И времени, как сцены,Я чувство потеряла.

Ветер вечерний дышит,Каждый вздох — глубок.Дремлет в нагретой нишеГрифельный голубок.Рядом с живым — нарисованныйДремлет дух святой,Временем исполосованный,Белый и золотой.И прижимается к небуСонного купола грудь…Думается: и мне быТакже вот — уснуть!

Мой первый шаг! Мой первый путьНе зреньем узнаю, а сердцем.Ты ждал меня! о, дай вздохнуть,Приотвори мне детства дверцу!И ты открылся, как ларец!Н б а! ничего наполовину!Твой каждый мостовой торецВновь устлан пухом тополиным…Первоисточник всех чудес(Зачем они вошли в привычку!)Как звезды доставал с небесСнежинками на рукавичкуТы помнишь? Все, чем был богатТы отдал, щедр и неоплачен,Мой первый дом, мой первый сад,И солнце первое в придачу.Так, откровеньями маня,Путем младенческих прогулокТы ввел когда-то в жизнь меня,Борисоглебский переулок!

Я искала тебя всю ночь,И сегодня ищу опять,Но опять ты уходишь прочь,Не дозваться и не догнать.Не остыли твои следы,Звук шагов твоих слышу я,Но идешь, не задев земли,Но идешь, не смутив воды,Ненастигнутая моя.Веретёнами фонарейОтражается ночь в реке,Не сожму я твоей рукиВ опустевшей своей руке.Край одежды твоей ловлю,Между пальцев — клочок зари.Знаешь ты, как тебя люблю,Хоть со мною — заговори!Иль земная чужда печаль?Но в какой же тогда тоскеВозвращаешься по ночамК растоптавшей тебя Москве?

Вправду? иль, может быть, снится,Черная эта река?Окон пустые глазницы,Фонарей золотые ресницы,Лунных домов бока?Площадью темной, сонной,Караул печатает шаг,Плещется опаленныйВ небе забытый флаг.Если ты сон, то вещий.Т б ак я приду домой.Смолоду мне обещанМатерью мне завещанГород — мой!

Ариадна Сергеевна Эфрон (1912–1975) — дочь Марины Цветаевой, — именно это запомнила широкая публика. Мы благодарны Ариадне Сергеевне за то, с каким тщанием, с какой преданной любовью много лет (со времени возвращения из ссылки в 1955 году и до самой своей кончины) она занималась творческим наследием матери.