Ниже бездны, выше облаков - Елена Шолохова

На моей памяти впервые собирали и учеников, и родителей вместе. От такого столпотворения наш кабинет больше походил на базар в самый разгар торговли. Родители шумели не меньше нас, а может, даже больше, потому что в их присутствии все наши как-то присмирели и если говорили, то полушепотом. Расселись по трое за парту. Мы заняли третий ряд, ближе к двери, первый и второй отвели родителям. Со мной села Жанка Корчагина, третьим – Умрихин. Он от неё ни на шаг, с тех пор как их посадили вместе. Сразу за нами расположились Запевалова, Лукьянчикова и Лопырёв. Все трое выглядели очень довольными, особенно Лопырёв. Тот аж сиял, несмотря на прореху во рту.

Запевалова сказала мне:

– Молодец, что пришла! Я тебе подам знак, ты встанешь и выступишь.

Я промолчала.

– Ты что, выступать собралась? – удивилась Жанка.

Ни да ни нет я ей не сказала, вместо ответа пожала плечами. Конечно, выступать я даже не думала, но и объясняться мне ни с кем не хотелось. Я пришла на это представление только чтобы увидеть Диму и больше ни зачем. Как назло, Жанка пристала ко мне с расспросами: чем болела, чем лечилась. Я говорила вяло, коротко, и то лишь потому, что лично к ней сумела сохранить доброе отношение. Но сейчас мне хотелось, чтобы и она отвязалась от меня.

– А телефон-то ты Расходникову отдала?

Я мотнула головой:

– Случая не было.

– Да он уже новый себе купил, я видела. Так что оставь на память, как священную реликвию, – хихикнула она.

Дура она, шутит ещё, не понимает, что любая вещь, которой он обладал, которой он касался, для меня действительно реликвия. Помимо телефона, с прошлого месяца я храню тетрадный листок, на котором он писал во время алгебры. Урок закончился, он ушёл, а этот листок оставил на парте. Я забрала себе и радовалась в тот день своей находке так, будто мне достался не исписанный лист, а частичка Димы. В общем-то, для меня так оно и было…

Возбуждение в классе нарастало. Тамара Ивановна волновалась, по-моему, не меньше нашего. Неуверенно топталась у доски, без конца поглядывая то на дверь, то на часы. Время близилось к шести, а главных лиц – директрисы и Димы – пока не было. Я сомневалась, что Дима вообще придёт. Но он пришёл. Возник на пороге, когда я уж и надеяться перестала. Сердце в груди тут же совершило немыслимый кульбит и заколотилось с утроенной скоростью. Всё вокруг – шум, суета, люди – просто перестало существовать. Первые мгновения я видела только его и ничего больше. Мой Бог, он был… он был… слов таких нет, чтобы выразить, каким он был! Как же долго я его не видела! Как соскучилась! Какое же это счастье – просто смотреть на него…

Дима пришёл не один. С ним была женщина в годах, наверное, бабушка. Но эта была из тех бабушек, которых принято называть женщинами или, скорее, дамами, даже на восьмом десятке лет. Ухоженная, величавая – такая вряд ли печёт пирожки или вяжет рукавички. При этом выглядела она очень расстроенной. Можно представить её состояние… А вот Дима, наоборот, был совершенно спокоен, как будто вовсе не его судьба сейчас решалась, как будто он здесь – случайный зритель, а происходящее нагоняет на него тоску. Он так и взирал на всех – скучающе и чуть насмешливо.

Тамара Ивановна усадила их за свой стол, сама встала у доски. Теперь я могла смотреть на Диму вдоволь. Да и не я одна.

Наши на мгновение смолкли, стоило ему появиться. За спиной я уловила фырканье. Оглянулась – это Лопырёв, присвистывая, нашёптывал Запеваловой гадости про Димину мать. Мол, та спилась вконец, так что с ней и показаться стыдно. А это – бабка его, взяла внучка на воспитание. Все трое захихикали – было бы над чем.

Значит, я правильно догадалась насчёт бабушки.

Вскоре явилась и Анна Карловна, которая показалась мне ещё более суровой, чем обычно. Тотчас в классе стало тихо. Через проход от меня сидел полный, абсолютно лысый дядька. Он буркнул себе под нос: «Игуменья наша». Несмотря на возраст, у директрисы, видимо, был преотличный слух, потому что она сразу же метнула грозный взгляд в его сторону, и тот смутился.

Анна Карловна начала не сразу – выдержала паузу, чтобы мы все прониклись важностью момента. Ну или понервничали лишние пару минут. Затем сказала сухо:

– Снова ЧП, и снова в вашем классе. Это становится нехорошей традицией, так что, я думаю, пора принимать меры.

Лысый снова зашептал: «Подумаешь – ЧП. Ну начистили пацаны друг другу физиономии. С кем в этом возрасте такого не бывает! Было бы из-за чего шум поднимать». Говорил он тихо, я и то едва разобрала, но Анна Карловна отреагировала незамедлительно:

– Представьтесь, – обратилась она к этому дядьке. Сказала таким тоном, будто это не чей-то родитель, а ученик, который совершил серьёзный проступок.

Он слегка приподнялся из-за парты и назвался:

– Айрамов Руслан Тимурович.

– То есть, уважаемый Руслан Тимурович, вы считаете, что устроить среди бела дня прямо во дворе школы безобразную драку – это нормальное явление?

– Ну не то чтобы нормальное, но вполне жизненное, – не слишком уверенно уточнил Айрамов-старший.

– Жизненное, значит. В этом жизненном явлении, как вы выразились, участвовал и ваш сын, между прочим. Теперь мне становится понятно, откуда у него и у других учеников такое извращённое понимание того, как надо решать споры. По-вашему, мы все должны молча и спокойно наблюдать, как дети избивают друг друга на глазах у всей школы, только потому, что иначе договариваться не умеют. А не умеют, потому что их не научили такие вот отцы, как вы.

– Ну почему же… – хотел он возразить, но директриса ему и слова вставить не дала.

– То есть, по-вашему, нам тоже стоит распустить руки, если не сможем ни до чего договориться? Нам, им, всем… Представляете, что начнётся? Каждый, кто не сумеет доказать свою правоту словом или же просто не согласен с чьим-то мнением, будет размахивать кулаками. Вот это, по-вашему, жизнь?

– Да я не то хотел сказать.

– Смотреть сквозь пальцы на то, как дерутся ученики, дети, не осуждать их, не пытаться пресечь эти замашки – то же самое, что и разрешать им так себя вести, поощрять жестокость, равнодушие, скотское отношение друг к другу и к людям вообще.

Отец Айрамова наконец замолк и больше не пытался встрять посреди её монолога.

– Да вы хоть отдаёте себе отчёт, что вы сказали?! По сути, вы заявили, что одобряете насилие и варварство. Потому что эта драка – не что иное, как насилие и варварство. А потом мы ещё удивляемся разгулу преступности среди подростков.

Анна Карловна вновь выдержала паузу. Все остальные тоже затихли – примера Айрамова-старшего было достаточно, чтобы понять, что лучше сидеть да помалкивать. Я неотрывно наблюдала за Димой. Он вроде и слушал директрису, а вроде и не воспринимал её речь всерьёз – такое у него выражение лица было. В некоторые моменты даже казалось, что он вот-вот усмехнётся. Хорошо, она не видела.

– Я пока промолчу о том, как отвратительно это выглядит с моральной точки зрения, – заявила Анна Карловна через минуту, – ведь, кроме того, мы имеем и тяжёлые увечья. И это ещё скажите спасибо, что учитель физкультуры вовремя вмешался, а то бы неизвестно, чем могло закончиться это побоище…

В таком духе Анна Карловна продолжала минут двадцать, обращаясь то ко всему классу, то к отцу Айрамова. Тот уж, наверное, и не рад был, что вылез со своим «ничего страшного». Думаю, он просто пытался выгородить сына. Марат – боксёр, а с таких и спрос другой, и тренер, если узнает, может выгнать. Марат сам рассказывал. Вот его отец и старался представить эту драку какой-то малозначительной ерундой. Ничего у него, конечно, не вышло. Директрису подобными речами с толку не сбить. Наоборот, он ещё сильнее её распалил, но я, по крайней мере, была рада уже тому, что она винила всех, а не одного Диму.

Но неожиданно подала голос Запевалова:

– Анна Карловна, а почему вы обвиняете весь класс? Ну нельзя же всех под одну гребёнку. Наши мальчишки, между прочим, ни в чём не виноваты. Не собирались они ни с кем драться. А вот он, – и Запевалова указала на Диму, – со своими дружками подкараулил ребят и попросту избил. Их избили, понимаете? Посмотрите на Егора, посмотрите на Эдика. Думаете, они этого хотели? Естественно, нет! Расходников и его компания напали на них. Они в данном случае жертвы. Разве их можно в этом обвинять?!

Директриса была явно недовольна вмешательством Запеваловой, она вообще не любит, когда её перебивают. Но некоторые родители, в том числе и лысый, сразу загудели, мол, и правда, зачем на наших бедных мальчиков клевещут, они и так пострадали, их защитить нужно, а не ругать.

– То есть вы хотите сказать, что Айрамов, Лопырёв, Бородин, Зубков, – директриса перечислила по списку всех, кто участвовал в драке, только Диму не назвала, – стали просто случайными жертвами Расходникова? Я его не оправдываю, с ним мы будем отдельно разбираться. Сейчас же я хочу выяснить, по какой такой причине новенький стал бы избивать своих одноклассников. Особенно, учитывая недавнюю историю с Волковой.