Вексель судьбы. Книга вторая - Юрий Шушкевич

— Между прочим, прекрасные и очень сильные слова! Хотя сейчас и невозможно представить, чего ради стоило так убиваться.

— Согласен, нам не понять. Однако для Аввакума не было дела более важного, чем то, что он тогда творил. У каждого человека в жизни подобное дело должно существовать. Взять хотя бы тебя, Маш: в твоём распоряжении сегодня, считай, уже всё есть - любые деньги, возможности… Запросто сделаем так, чтобы ты пела на любой сцене мира. Можно собраться и немедленно отсюда уехать. Тем не менее ты остаёшься. Ради чего?

Мария замерла - и помолчав, произнесла решительно и отчасти надменно:

— Может я и дура, но я бы хотела, чтобы в моей стране у меня было больше слушателей. Чтобы не кайфовало быдло под мерзкий шансон!.. И ещё - чтобы не разгуливали по этим прекрасным зелёным полям отморозки, что заявились к нам в прошлый раз, и Петровичу пришлось прогонять их с автоматом! Ведь это порочный круг, Алексей - они ведут себя так непотребно потому, что им приятно знать, что мы их боимся. А на самом деле - они ненавидят и боятся прежде всего себя: таких ничтожных, затюканных, обречённых и оттого готовых мстить всему миру! Вот я бы и хотела сделать наших людей немного получше… А ты как думаешь?

— Я считаю, что ты полностью права. Серьёзно. Когда в средневековой Германии обанкротились схоластика с алхимией, а современная индустрия ещё не родилась, люди придумали спасаться поэзией и музыкой. Поэтому те деньги, которые мы найдём и сможем обрушить на страну, было бы здорово употребить на пользу хотя бы одной культуры. И тогда, может быть, конец истории немного отодвинулся бы.

— Чтобы дать доиграть все симфонии Гайдна!— рассмеялась Мария.

— Безусловно. Но Гайдн слишком прост. Тогда уж лучше Брукнера!

— Молодец, Лёшка! Ино ещё побредём, так?

— Только так!

Продолжив прогулку, они возвратились на базу после обеда, и почти сразу услышали у крыльца велосипедный скрип и шаги вернувшегося Петровича.

Петрович доложил, что рекогносцировка прошла результативно: сезон фронтовых раскопок в разгаре, из-за неких “немцев”, слухи о которых множились ещё весной, на местном рынке “копанины” царит оживление и повышенный спрос, заправляет всеми этими делами, разумеется, “мафия”, а у немногочисленных легальных поисковиков, которые считаются чем-то вроде прежнего комсомола, на днях в лесу порезали палатки. Музея краеведческого в городке нет, ближайшие - в Ржеве, Нелидово и Твери, однако крайне маловероятно, что там могут сохраниться документы невоенного характера. Правда, имеются местные так называемые “жучки”, скупающие малоценные “небоевые” находки, в том числе и документы, для последующей перепродажи коллекционерам.

Таким образом, заключил Петрович, правильнее всего - выходить непосредственно на “жучков”. Для этого нужен проводник, и не может быть проводника лучше, чем одноногий инвалид Ершов, герой войны в Афганистане и местный юродивый.

Алексей сразу же вспомнил колоритного баяниста с рынка, который помог бежать из полицейского участка, и немедленно поинтересовался, как возможно с ним повидаться.

— Пока никак,— ответил Петрович, насупившись.— За ту нашу историю получили по мозгам все без исключения местные начальники. Но поскольку поймать нас не вышло, то Ершова схватили как пособника. Должен же кто-то был понести наказание!

— Как это мерзко!— не удержалась Мария.

— И что же затем произошло?— мрачным голосом спросил Алексей.

— А произошло то, что Ершова взяли не с поличным, а с чужих слов, поэтому уголовной статьи пришить ему не удалось. Но они всё равно с ним поквитались, объявив сумасшедшим.

— То есть как сумасшедшим? Для этого же должен состояться суд, а что за суд, если дело развалилось?

— У нас можно и без суда. Мне поведали на рынке, что на концерт, который ветеран закатил сразу же после своего освобождения из следственного изолятора, вызвали врачей, и те упекли его за буйство.

— И где же он теперь?

— Известно где! В местной дурке. И нам предстоит его оттуда изъять!

Отныне все усилия были употреблены на разработку операции по освобождению ветерана. Алексей с Петровичем, выехав на машине, быстро разыскали психлечебницу на глухой окраине наполовину вымершего посёлка и затем, стараясь не привлекать внимания, осмотрели и изучили все окрестности и дороги. Печальное заведение размещалось в покосившемся двухэтажном деревянном бараке жалкого вида, однако было окружено забором с колючей проволокой и имело, по-видимому, неплохую сигнализацию.

Вечер посвятили обсуждению плана вызволения. Сразу пришлось отмести варианты вооружённого налёта или похищения Ершова путём обмана медперсонала, поскольку любое полицейское преследование, спровоцированное срабатыванием сигнализации или нажатием тревожной кнопки, было чревато непоправимыми последствиями. Мария предложила было вызвать ложную тревогу, сообщив по одному из незарегистрированных телефонов о пожаре или бомбе - пациентов бы тогда вывели на улицу, откуда Ершова можно было незаметно увести,- однако сама же этот план и отозвала, засмущавшись и пожалев несчастных больных. Петрович начал было предлагать чрезвычайно сложный проект организации ложной межбольничной перевозки, для чего требовалось где-нибудь заполучить карету “Скорой помощи” или разукрасить “жигуль” под санитарный фургон,- однако вскоре махнул рукой и оставил эту затею.

Зато Алексей, в достаточной степени освоившийся в новой жизненной реальности, предложил план циничный и простой: представиться родственниками и забрать ветерана за взятку - например, для свидания с престарелой тётушкой или на свадьбу племянницы. План был принят, и на следующий день - благо это было воскресенье, когда пациентам дурки были разрешены свидания,- Петрович навестил незадачливого сидельца и во время короткой прогулки обо всём с ним договорился. Попутно незаметно передав ему мобильный телефон, настроенный на почти бесшумный звонок.

В это же время Мария, прикинувшись безутешной племянницей ветерана, сумела выяснить, кто из докторов дежурит в ночную смену, и попыталась завязать знакомство. Однако равнодушная и всех подряд презирающая худосочная старая врачиха категорически не шла на контакт и даже отказалась от пятитысячного вознаграждения.

Было ясно, что смысла повышать ставки больше нет, самая глухая и бестолковая для казённых учреждений ночь с воскресенья на понедельник неумолимо приближалась, и план вызволения Ершова, с которым было лучше не тянуть, находился под угрозой срыва.

“Ночью врачиха закроется в ординаторской и напьётся до беспамятства”,— высказал своё мнение Петрович. Если это так, то единственной помехой становился престарелый охранник, дежурящий на входе. Коль удастся охранника отвлечь, то путь ветерана к свободе будет открыт.