Ефремовы. Без ретуши - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Причем среди 25 подписантов сразу 14 человек (больше половины) были лауреатами (кто единожды, а кто и неоднократно) Сталинской премии. Напомню, что эта награда была учреждена Сталиным в 1939 году и состояла из трех категорий, за которые лауреатам выплачивали крупные денежные суммы в размере: первая — 100 тысяч рублей, вторая — 50 тысяч рублей и третья — 25 тысяч рублей. Кроме этого, лауреатам предоставлялись всевозможные льготы: например, новые квартиры, выделение личного автотранспорта и т. д. Короче, сталинская власть весьма неплохо заботилась о сливках научной и творческой элиты, совершенно не подозревая о том, что когда-то часть этих элитариев начнет клеймить позором самого Сталина, да и то время тоже. И все это происходило под сурдинку якобы заботы о нравственном воспитании молодежи. Вспомним цитату из «письма 25»: «Как и вся советская общественность, мы обеспокоены за молодежь». То есть молодежи давался ориентир: предай своего бывшего правителя, свалив на него все мыслимые и немыслимые грехи. Результат такого «нравственного воспитания» явит себя во всей красе два десятилетия спустя — в годы горбачевской перестройки, когда значительная часть советской молодежи будет активно участвовать в развале своей страны.
Вообще интересно разобраться в том, кто именно явился инициатором «письма 25». Ведь не Ефремов или Арцимович «родили» его на свет. Тогда кто? Вот что писал по этому поводу один из подписантов — академик Андрей Сахаров:
«В январе 1966 года бывший сотрудник ФИАНа, в то время работавший в Институте атомной энергии, Б. Гейликман, наш сосед по дому, привел ко мне низенького, энергичного на вид человека, отрекомендовавшегося: Эрнст Генри, журналист. Как потом выяснилось, Гейликман сделал это по просьбе своего друга академика В. Л. Гинзбурга.
Гейликман ушел, а Генри приступил к изложению своего дела. Он сказал, что есть реальная опасность того, что приближающийся XXIII съезд примет решения, реабилитирующие Сталина. Влиятельные военные и партийные круги стремятся к этому. Их пугает деидеологизация общества, упадок идеалов, провал экономической реформы Косыгина, создающий в стране обстановку бесперспективности. Но последствия такой «реабилитации» были бы ужасными, разрушительными. Многие в партии, в ее руководстве понимают это, и было бы очень важно, чтобы виднейшие представители советской интеллигенции поддержали эти здоровые силы. Генри сказал при этом, что он знает о моем выступлении по вопросам генетики, знает о моей огромной роли в укреплении обороноспособности страны и о моем авторитете. Я прочитал составленное Генри письмо — там не было его подписи (он объяснил, что подписывать будут «знаменитости»). Из числа «знаменитостей» я подписывал одним из первых. До меня подписались П. Капица, М. Леонтович, еще пять-шесть человек. Всего же было собрано (потом) 25 подписей. Помню, что среди них была подпись знаменитой балерины Майи Плисецкой. Письмо не вызвало моих возражений, и я его подписал.
Сейчас, перечитывая текст, я нахожу многое в нем «политиканским», не соответствующим моей позиции (я говорю не об оценке преступлений Сталина — тут письмо было и с моей теперешней точки зрения правильным, быть может несколько мягким, — а о всей системе аргументации). Но это сейчас. А тогда участие в подписании этого письма, обсуждения с Генри и другими означали очень важный шаг в развитии и углублении моей общественной позиции.
Генри предупредил меня, что о письме будет сообщено иностранным корреспондентам в Москве. Я ответил, что у меня нет возражений…
Сейчас я предполагаю, что инициатива нашего письма принадлежала не только Э. Генри, но и его влиятельным друзьям (где — в партийном аппарате, или в КГБ, или еще где-то — я не знаю). Генри приходил еще много раз. Он кое-что рассказал о себе, но, вероятно, еще о большем умолчал…»
А теперь разберем детали. Во-первых, обратим внимание, что три инициатора этого письма — евреи (В. Гинзбург, Б. Гейликман, Э. Генри, настоящее имя которого Семен Ростовский). Во-вторых, Генри был старейшим кадровым чекистом-разведчиком, и у него действительно, как пишет Сахаров, было много влиятельных друзей как в партийном аппарате ЦК КПСС, так и в КГБ (особенно по линии внешней разведки). Ведь Генри вступил на шпионскую стезю еще в 1920 году, когда ему было… 16 лет. Именно тогда он стал членом Коммунистического интернационала молодежи (КИМ) и по заданию Лазаря Шацкина отправился в Берлин сообщить, что руководство КИМа должно находиться в Москве. Там же он вступил в германскую компартию и получил подпольную кличку Леонид. В 1922 году Генри стал работать в Отделе международных связей Коминтерна (фактический филиал советской внешней разведки).
В 1933 году Генри переезжает в Англию в чине офицера НКВД по связям с нелегальными агентами (в том числе с Кимом Филби и Дональдом Маклэйном, членами знаменитой «кембриджской пятерки», работавшей на НКВД). А в 1940 году наряду с У. Черчиллем Генри был включен в списки личных врагов Гитлера с примечанием, что адрес его неизвестен. Именно тщательная конспирация помогла разведчику Генри избежать гибели от рук нацистских ищеек. Так он пережил войну, работая в Лондоне, а затем и в других местах под разными крышами (Совинформбюро и др.) под псевдонимами Лосев и Леонидов.
В марте 1953 года, после смерти Сталина, Генри арестовали органы НКВД, предъявив обвинение «шпионаж и связи с иностранцами». Но спустя год Генри был освобожден и вновь вернулся к тайной международной деятельности. Судя по всему, именно в ней и следует искать причину того, что Генри оказался в инициаторах «письма 25». Вспомним один из пассажей этого послания: «Вопрос о реабилитации Сталина не только внутриполитический, но и международный вопрос. Какой-либо шаг в направлении к его реабилитации, безусловно, создал бы угрозу нового раскола в рядах мирового коммунистического движения, на этот раз между нами и компартиями Запада. С их стороны такой шаг был бы расценен прежде всего как наша капитуляция перед китайцами, на что коммунисты Запада ни в коем случае не пойдут».
Судя по этому отрывку, инициатива «письма 25» исходила от той части кремлевских деятелей, кто был завязан на западные компартии и боялся нового сближения СССР с Китаем. Если бы брежневское руководство, отринув многие хрущевские инициативы, прекратило и противостояние с Китаем (а для этого надо было реабилитировать Сталина), это серьезно подорвало бы позиции США и его союзников в Европе. Чтобы этого избежать, американцы задействовали свою агентуру в западных компартиях (а там боялись, что союз КПСС и КПК перенаправит значительные денежные потоки из Москвы в Пекин), чтобы сорвать сближение СССР с Китаем. А поскольку и внутри высшего кремлевского руководства имелись противники возобновления советско-китайской дружбы, то они тоже включились в эту игру. И фактически не только помогли американцам, но и взрастили в западных компартиях такое явление, как еврокоммунизм, который очень скоро станет могильщиком социализма в Европе.