Человек, рожденный на Царство. Статьи и эссе - Дороти Л. Сэйерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К а й я ф а. Я уверен, ты хотел Ему добра.
И у д а (обиды хлещут из него). Я Его понимал! Я бы Его удержал! Но Он не доверился мне. Он окружал Себя подхалимами и дураками — мальчишками вроде Филиппа, простыми рыбаками, у которых не больше разума, чем у рыбы. А этот хваленый Иоанн! Смотрит, как больной пес, ловит всякий бред как голос с неба.
А н н а. Народный вождь, я сказал бы — популярный лидер должен царить и среди своих. Настоящие друзья нелицеприятны.
К а й я ф а. Вот ты Ему — друг. Ты понял, что спасет и Его, и Израиль.
И у д а. А, что?
К а й я ф а. Чтобы Он умер, пока не опозорился. Так Он — обычный демагог, со всеми их недостатками, мертвый Он–идея… символ… дух страдальца Израиля. Никто и не вспомнит, что у Него были недостатки. Запомнят учение и чудеса.
И у д а. Верно! Ах, как верно! Именно так. Сын Человеческий должен сперва умереть, Он Сам это говорил, Он это знал в лучшие минуты. Изменил Своей судьбе — что ж, сделаем все за Него! Нами, через нас, любым путем пророчества должны исполниться. Ты Сам говорил так, Иисус из Назарета! Здесь — спасение Израиля.
К а й я ф а. Хвалю. Ты — истинный патриот. Я очень рад, что сумел тебя успокоить. А сейчас, ты уж прости, перейдем к делу. Нужно Его взять, пока Барух не выступил. Ты знаешь, когда это будет?
И у д а. Не совсем. Вероятно, он воспользуется случаем, когда в Иерусалиме, на Пасху много поклонников Иисуса.
К а й я ф а. Пасха вот–вот наступит. Действовать надо быстро.
А н н а. Но осторожно! Нам не нужен бунт. Особенно — когда здесь Пилат.
К аи я ф а. Ты прав… сейчас, сейчас… Искариот, я хотел бы, чтобы ты оказал две услуги делу Израиля.
И у д а. Какие?
К а й я ф а. Во–первых, узнай, когда думает выступить Барух. Во–вторых, сообщи нам, когда Иисус будет не защищен, чтобы мы взяли Его тихо–мирно. Согласен? Что ж до благодарности — положись на нас.
И у д а. Согласен. А полагаться… Я уже ни на кого не полагаюсь. Я отдал все, чтобы идти за Ним, а Он меня предал. Кто поручится, что вы не одурачите и не вышвырнете меня? Хорошо говорить всякие слова, но как по–вашему, во что обошелся мне этот патриотизм? Баруховы гонцы трудились не ради истины. Я лгал и крал, да! Крал из общей кассы. Они начинают подозревать. Этот пошляк Матфей может выдать меня в любой момент. Что я скажу судье? Сошлюсь на первосвященника? Попрошу денег из храмовой сокровищницы? Кто мне поможет — синедрион? Сказано вам, я никому не верю. Я доверяю только тому, что могу взять в руки. Все люди лгут, не лгут только одни вещи. Заплатите мне и запишите в ваших книгах, чтобы люди знали, что я сделал это ради Израиля.
К а й я ф а. О чем речь! Конечно, мы возместим твои убытки и вознаградим услуги. Как иначе! Скажи, сколько ты просишь, в разумных пределах…
Е в а н г е л и с т. И они столковались с ним на тридцати серебрениках.
9. Царская трапеза
Действующие лица
Евангелист
Иисус
Симон Петр.
Андрей
Иаков
Иоанн
Филипп
Нафанаил
Фома
Матфей
Иаков Алфеев (Младший)
Иуда (Фаддей)
Симон Кананит
Иуда Искариот
К а й я ф а
Писец (Езекия)
Анна
Ш а д р а х
Кай Понтий Пилат, правитель Иудеи
Клавдия Прокула, его жена.
Начальник храмовой стражи (Елиуй)
М а л х
Замечания
По техническим причинам я обошла хронологию Иоанна и приняла, что Тайная вечеря — это пасхальная трапеза.
Порядок Пасхи такой: первая чаша вина; горькие травы (с подливой); опресноки; вторая чаша. Тут старший сын спрашивает отца, что значит эта служба, а отец ему отвечает. Потом едят пасхального агнца, потом пьют еще две чаши; потом поют особые псалмы. Сюда очень подходит ответ:"Это кровь Моя Нового Завета", намекающий заодно на сакральность Евхаристии, избегая самого слова, которое вызвало такие споры.
Опреснок — тонкая пресная лепешка, вроде нынешней мацы. Когда ее ломают, она хрустит, как печенье.
Я приняла, удобства ради, предположения архиепископа Темпла. Иуда как казначей сидит рядом с Учителем. Петр, Иоанн и Иаков — так близко друг от друга, что могут шептаться, а Иуда — так же близко от Иисуса. Матфей, опираясь на левый локоть и глядя поверх ног Нафанаила и Филиппа, легко увидит, как Иуда вышел из комнаты. Только Фоме приходится повысить голос, чтобы Иисус его услышал. Все это не очень важно перед микрофоном, но разумно и помогает лучше увидеть.
Ученики. Сперва они радостно возбуждены, как при входе в Иерусалим. Они надеются, что Царство будет вот–вот восстановлено; и, получая удар за ударом, удивляясь, даже сетуя, думают, что дождутся какого‑то"переворота". Тревожная нота звучит еще тогда, когда нервничает хозяин. Волнуясь, как дети, они легко вспыхивают (подчеркивать не надо). Иоанну и Петру это не нравится, но, скорее, из‑за того, что это не нравится Учителю.
Тут начинаются удары. Первый — когда Иисус моет им ноги. От удивления они буквально оторопели. Дальше удары просто сыпятся, один тяжелее другого:
1. Кто‑то из них предаст Учителя. Ну, что это! Вот уж не ко времени, Царство наступает. Даже те, кто не любит Иуду или смущается в его присутствии, никогда его не подозревали. Конечно, он бывает странным, сердитым… кое‑кто заметил, что случается что‑то непонятное… Ничего, умные люди говорят странные вещи, мы же их не подозреваем! В общем, такого не бывает. Учитель протянул ему хлеб… это знак внимания… что‑то ему прошептал… тут может быть много объяснений. И только они немного задумались, все сметает другой удар.
2. Он уходит! Не может быть. А как же Царство?"Ухожу…"Прямо сейчас, в такой момент, и туда, куда им не уйти. Что‑то непонятно — "увидите","не увидите…"Оставляет какую‑то новую заповедь… Ничего не поймешь!
3."Это — тело Мое". Петра, Иоанна и Иакова второй удар удивил меньше, чем других, но больше испугал, они больше знают. Иоанн особенно чувствует, что происходит что‑то странное. Естественная печаль и сверхъестественный ужас волнами находят на него. Слова про тело страшны и таинственны (это для нас они связаны с"такой хорошей службой", а вы представьте, как они звучат, когда в Храме день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем приносят кровавые жертвы, каждую Пасху мажут кровью косяки — и тут Человек, с Которым ты ходил, ел, пил, беседовал, смеялся, говорит это, сидя рядом с тобой). Иисус пробует их немного успокоить, но нетерпеливый Фома не унимается. В ответ они слышат совсем уж дикие фразы.
Иудей знает твердо, что Бога видеть нельзя, живым ты не останешься; молодой, горячий Филипп хочет в этом разобраться. Вечно Учитель на что‑то намекает! Может показать Отца — пусть показывает, тогда они успокоятся.
4."Кто видел Меня, видел Отца". Для строгого монотеиста это страшное кощунство или поразительная истина. Мы не знаем, как приняли эти слова ученики; может быть, просто растерялись. Из действий их не видно, что они испугались кощунства, а Иоанн Богослов ничего не объясняет; не объясним и мы. Во всяком случае, когда Учитель дает последние наставления и молится за них, слушают они по возможности спокойно. Дальше мы видим ясно только Петра, Иоанна и Иакова. Заметим, что Филипп ничего про Иуду не понял, и в саду приветствует его как друга.
Пётр. Такой, как обычно — порывистый, самоуверенный, но легко кается (и снова делает то же самое). Порывы его добры, он не горд, готов признать, что ошибся, но никак не запомнит, что часто ошибается. Нет, он не даст мыть себе ноги — и тут же кидается в другую крайность, снова его надо одернуть. Иисус упомянул меч — он решает, что Царство в конце концов завоюют, а в саду вообще хочет все сделать сам. Ничто не может поколебать его самоуверенности, он и молитвы не заметил; но когда закричал этот мерзкий петух, он потрясен. Петр всегда может увидеть ангелов. Когда он узнает, как он слаб, доброта и смирение спасают его от отчаяния Иуды, у которого нет ни смирения, ни доброты.
Иоанн. Важно заметить одно — его совершенствует любовь. Он понимает, как тяжело Учителю, и пугается, словно ребенок в темноте. На Фаворе он поддержал Иакова, он не боится славы Божьей, а глубин человеческого горя — боится. Появление Иуды разбудило в нем"сына Громова".
Иаков. Он спокойнее, может говорить с Петром, может поддержать младшего брата (они снова — дети, льнущие друг к другу, как тогда, на Фаворе).
Иисус. Здесь — больше, чем в других пьесах — Он несет все на Своих плечах. Перед нами опять кроткий Иисус, кроме самого конца.
В начале Он занят Иудой. Он знает (в чисто человеческом смысле), что тот Его предаст, и скоро. Надо понять, сколько осталось времени, и, по мере сил, спасти Иуду от него самого (богословствовать не будем, так получается на человеческом и драматическом уровне). Иуда и Иисус играют в мрачную игру — каждый делает свой ход, чтобы выяснить позицию другого.
