Tobeus (СИ) - Тауров Илья

Земля промёрзла, но я долбил её, слёзы текли по носу и капали с кончика на землю, рукавом я вытирал сопли и слюни, и одновременно выл, не знаю от чего больше: что сам такой урод или что заставил кого-то принять такие страдания, не то что без повода, а за то, что он ко мне привязался. Отрыв яму, я похоронил друга. И поплёлся домой.

Одетый я рухнул в свою кровать со следами от ботинок, сегодня я даже не вытряхивал её, я пытался сдерживать слёзы, чтобы никто не видел, но не получалось, я плакал и хлюпал ртом, пока не заснул. А на следующее утро будто мир перевернулся: я шёл по школе и мне никто ничего не говорил, целый день никто не издевался надо мной, меня будто просто не замечали, я даже не верил в это, думая, что вот-вот начнётся то, что длилось целый год, кто-то посвистит в след, в меня что-то бросят и скажут апорт, или тряпкой накинут как бы ошейник и будут таскать, смеясь и давая команды как собаке, но ничего не происходило, до восьмого января.

К этому времени, недели за три я превратился во что-то, что больше похоже на призрака или зомби, я плохо спал и плохо ел, оценки и наказания мне стали безразличны, а в душе нарастала злоба, не направленная ни на кого, я просто ощущал, как внутри будто физически растёт ком ярости, или ещё точней сказать, газ, который не находил выхода, и только и ждал момента взорваться сам по себе, но восьмого января один из идиотов поднёс спичку, повернувшись резко ко мне, когда мы шли в столовую и сказал:

— Чего ты туда идёшь, там собачью еду не дают, — засмеялся и в поисках одобрения посмотрел на людей вокруг, кто-то хихикнул.

А вот у меня в груди будто произошёл ядерный взрыв, который разлил по венам жгучее тепло, оно больно выжигало во мне остатки разума. Мгновение и я набросился на него, хоть последние недели я почти и не ел сил во мне было полно, он упал на спину и стал кричать чтобы меня убрали, но нас заключили в плотное кольцо, да и офицеров не было поблизости, я душил его, но не получалось, тогда я поднял его голову от земли и ударил об пол, удар мне показался до смешного слабым, а этот урод, кажется стал просить меня успокоиться, я стал смеяться как сумасшедший, но тогда рассудок видимо и правда оставил меня, я это не сильно помню, мне рассказали позже. Я стал бить его в лицо, из его носа потекла кровь и это ничуть меня не останавливало, я смеялся и орал, в секунду меняя своё «настроение», потом он ослабел, и перестал сопротивляться, но я как кот, который продолжает мучать мёртвую мышь, пытался поднять своего врага, чтобы продолжить избивать, поднял и бросил его обмякшее тело на батареи, которые только начинали греть, не на шутку перепугав наблюдавших за моим безумием, я разогнался и ударил ногой по его лицу. И каждый раз мне казалось, что я не могу ударить как следует, я орал, и повторял удары куда попало снова и снова, а потом прибежали офицеры, и стали заламывать меня, а я вырывался так, будто меня ведут убивать, говорят я даже укусил одного из них до крови, только вот про собаку уже никто не пошутил. Им все же удалось заломать мне руки и когда меня уводили с того коридора, я кажется пришёл в себя, потому что до сих пор помню перепуганное лицо того, урода из моего класса, который положил начало всему этому, думаю мой взгляд давал ясно ему понять, кто следующий меня интересует.

Меня бросили во что-то вроде изолятора, где солдат-охранник среди ночи, в которую я не мог заснуть, потому что на деревянной койке это было крайне неудобно, обратился ко мне с неожиданным предложением:

— Я попрошу за тебя, если ты мне кое-что пообещаешь, после школы, в следующем году. Говорят, ты нормально там подрался, тот малой скорей всего инвалид теперь, а ты мудохал его всего минут десять. Короче есть к тебе разговор.

— Какой? — Спросил я, с настоящей заинтересованностью, да и остаться тут неизвестно на сколько не хотелось, а раз он может помочь, то чего бы и нет.

— Все уйдут сейчас, — сказал он мне негромко, — и я расскажу.

Глава XXII

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Была глубокая ночь. В том помещении, что я находился, импровизированной тюрьме, недвижимым туманом стоял сигаретный дым, испущенный одним единственным солдатом, который охранял меня и всё никак не начинал рассказывать, о том секретном деле. Не сказать, чтобы мне было очень интересно, да и рука которая к этому времени начала сильно болеть, неплохо меня отвлекала.

Думаю, стоит описать мою «тюрьму»: это была обычная квартира, одна комната была большая, относительно второй комнатки, в которой я и находился, дверь между помещениями заменена на сваренные друг с другом трубы в виде решетки, и в моей комнате, и в комнате с солдатом на черном проводе болталось по одной лампочке, я лежал на разбросанном тряпье и смотрел в окно, в котором отражалось сегодняшнее жилище. Тишину нарушили шорохи, я повернул голову в сторону дверей, возле них стоял тот самый солдат, просунув сквозь прутья руку с сигаретой на мою территорию.

— Любишь людей побить значит? — Ухмыльнувшись спросил меня он, но видимо ответа не ожидал и продолжил, — Ты куда хочешь отправиться после школы? Ты ж заканчиваешь в следующем году получается.

— Да, в этом скорее, — нехотя ответил я, — поеду обратно на север.

Я думал, что отправлюсь к Максиму, хоть за эти годы ни разу его не видел, но был уверен, что он жив и мне без проблем помогут его найти, хотя всё, что я знал — его имя. Ну и конечно же год и день, когда он командовал в Печоре.

— А что на севере? — затянувшись сигаретой снова спросил солдат.

— А что такое? — спросил я, не желая отвечать на вопросы.

— Ничего, просто интересно, все едут обычно на юг, а ты вон зачем-то хочешь на север, — он снова улыбнулся, но это не вызывало доверия, — ладно, я тебе немного не это хотел предложить, есть, так сказать, работка, ничего сложного, но иногда надо помахаться, как ты любишь.

— Я не люблю.

- Подумай, ты как бы и армии поможешь и предателей накажешь, дело конечно твоё, но отказываться, — он помедлил затянувшись, — зря.

— Я даже не понимаю, что нужно делать, — раздраженно ответил я, — поехать убивать европейскую армию в твоём отряде или что?

Я подумал, что он мне предлагает учувствовать в чём-то, что делал Максим, маленькими группами нападать на такие же группы или побольше, наших врагов, отбирать оружие и так далее.

— Ну можно и так сказать, ты если согласен, так говори, мне надо будет предупредить людей о тебе, мы действуем немного в тайне от офицеров, хотя нами командует тоже офицер, так что ты не переживай, найдёшь себе ещё и крышу заодно, на экзаменах весной поможет тебе, один плюсы.

— Если одни плюсы, то что ты так долго меня уговариваешь, — уже усмехнулся я, — у вас так круто и нет людей?

— Много, просто таких шизиков видишь не каждый день.

— Мне всё равно не надо, — пожав плечами сказал я.

Солдат поднял брови и посмотрел на меня будто я идиот, отказавшийся от рая на земле, потом вздохнул и сказал:

— На всё-таки адрес, — он достал из кармана листок бумаги, — скажешь, что ты от Андрея, если когда-нибудь сообразишь прийти.

Листок я взял и положил в свои штаны, он пошёл на своё место, а я заснул, на следующий день меня выпустили. Если бы тот, кого я избил остался в сознании, он бы сидел здесь же, только драться бы нам уже не хотелось — офицеры гоняют провинившихся до такой степени, что потом хочется только лежать. А вчера мне наказание почему-то отсрочили, значит всё веселье перенеслось на сегодняшний день. Мне предстояло бегать и отжиматься, получать удары за то, что я с чем-то не справляюсь, а чем дальше, тем больше я не справлялся, к вечеру того дня, изрядно побитый я вошёл в свой дом, где были ещё человек десять. Никто не обращал на меня внимания, будто я вышел пять минут назад, и вот вернулся, я видел, что изредка на меня поглядывают, но никто не шептался, и не посмеивался, если бы я был немного уверенней в себе, то я бы подумал, что они меня даже боятся. Я в общем-то так и подумал, но меньше чем за мгновение отмёл от себя эту мысль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})