Полдень, XXI век (июнь 2012) - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дэк закрыл за собой дверь в номер на ключ и поставил сумку на стол. Зачем-то оглянулся, убрал из сумки лишние вещи и вытащил контейнер. Открыл его… На желтой сковородке лежали три продолговатых желтых бруска.
Ожидания его не просто сбылись, а сбылись на двести процентов.
Дэк медленно подошел к окну и оперся о подоконник. Перед ним расстилалась панорама космодрома. На синем безоблачном небе ярко светило солнце, внизу зеленели газоны, на светлом полотне бетонных плит сверкали серебристые корабли. Дэк нашел взглядом небольшую «Энергию-14». Еще вчера он был обычным изыскателем, элита Военно-космических сил, с заслуженной премией в пять тысяч кредитов в кармане, двумя неделями отпуска впереди и абсолютно ясной дорогой в будущем. В будущем его вновь ждали тесные коридоры и каюты звездолетов, новые планеты, по большей части похожие одна на другую, рутинная работа с приборами и выискивание мельчайших следов металлов и воды на безжизненных голых камнях. Если повезет, он найдет еще одну такую планету как последняя, получит еще одну премию и отпуск в две недели, который проведет: если повезет – на Земле, если нет – в космопорту одной из обжитых планет, вновь в тесных стенах гостиниц, вокзалов, развлекательных центров…
Будущее свое Дэк мог предсказать до мельчайших подробностей. Если он откажется от желтой сковородки и желтых брусков, лежащих в металлическом контейнере.
А если не откажется? Дэк смутно представлял себе, что он будет делать со свалившимся на его голову золотом.
Однако у него есть две недели. За это время можно попытаться сделать что-нибудь… Дэк засунул контейнер под кровать и вновь вышел из номера. Спустившись на лифте, он зашел в ресторанчик и заказал завтрак. За натуральной яичницей с беконом и черным кофе с жареными тостами Дэк наметил ближайший план действий.
Ринат Газизов Новый уровень (Рассказ)
Я выдохнул и вошел в узкую арку.
Темнота и сырость подворотни, сбрызнутые капелью с карнизов, обступили вокруг. Лужа проглотила туфли, цокнула вспучившаяся в проходе брусчатка. В этом городе не бывает ровных дворов и тротуаров. Под землей ползает червь-гигант, и бока его мнут петербургскую почву, как тесто.
Голоса стихли, потянуло сигаретным дымом.
Приглушенный свет из окна на втором этаже искажал размеры площадки. Заваленная мусорными мешками и картонными коробками, она была еще меньше, чем казалась. В городе на Неве пространство шутки шутит. Еще две минуты назад мрачная громада Казанского собора распахивала крылья колоннады над шумным проспектом, а грязное небо падало клочьями на плечи. Сейчас перспектива – это два десятка шагов от решетчатых ворот до крыльца, мимо плеска водостока и разбитой рекламы турагентства.
Четверо парней идут мне наперерез, и сомнений для радости больше нет – я попал по адресу. Чутье не собьешь, это мне плюс.
Они даже сигаретку не стрельнули. Народ нынче деловой. Времени в обрез, болтовня и кураж подождут. Есть спортивный интерес и финансовый. Начали сразу, без обиняков – значит, опытные. Или надо говорить – бывалые?
Неважно, все равно у них ничего не выйдет.
Я не питаю любви к боксу и карате. Рукоприкладство всегда было для меня чем-то низменным и вульгарным. В том заслуга родителей, настоящих ленинградских интеллигентов. Культурное воспитание, правильные книги, мушкетеры-кумиры, секция фехтования. Сверстники тоже были подходящие; в нас культивировали торжество интеллекта и спортивное лидерство. Учили неукоснительно соблюдать социальные протоколы. Звериные инстинкты хранить в несгораемом сейфе.
Кстати, мало кто из моих коллег увлекается боевыми искусствами, разве что Талалай и компания – эти кэмээсники сошлись с Особым отделом только из-за пристрастия к мордобитию.
Еще никто из наших не носит оружия, самое большее – дубинка, и только в случае, если уходишь «вскрывать» толпу. Чтобы в случае задержания нас органами не было превышения самообороны.
Я считаю, отдача должна быть страшной и в пределах закона.
Ребятам в подворотне я ломаю руки.
Сначала тому, который зашел мне за спину, чтобы обездвижить. Пальцы его хрустят, прощаются с суставами. Выворачивается кисть. Повреждается лучевой нерв. Обломок кости выпирает из локтя. Не надо быть силачом, чтобы наносить увечья. Достаточно медучилища и тренированной реакции.
Работаю.
Без удовольствия записного драчуна, спровоцировавшего хулиганье. Без фанатичной преданности силам света; паладины долго не живут. И, конечно, без цинизма и показной небрежности.
Я еще молод и люблю свою работу.
Из подъезда выходит статная женщина с изысканной прической. Стильный плащ, шарф и сумочка образуют композицию, доступную только людям с утонченным вкусом. Дамочка понятливая, убирается восвояси. Я знаю, она не позовет мужа помочь несчастному и не вызовет милицию. Женщина поднимется домой и скажет, что на улице та-а-акой дождь – стоит решительно отложить поход по магазинам. Прям как из ведра, разочарованно объяснит она, стараясь выбросить кое-что из памяти.
У ангела чистая душа. Не потому что невинная, а потому что стирается вовремя.
Такова обратная сторона нашего быта, и, возможно, поэтому на меня порой накатывает хандра. Лечить безразличие обывателей я не умею.
…Тускло сверкает нож, алкая крови «борзого». Дивясь неловкости своего хозяина, он летит к сточной канаве, обиженно звенит о люк.
Мы всегда щупаем косточки.
После переломов потенциальным преступникам очень трудно причинить кому-либо вред. Еще надо обязательно делать внушение. Я смотрю им в глаза, чтобы вся процедура не ушла в молоко, иначе отморозки просто решат, что нарвались на чемпиона. Ну, непруха, скажут они, не чухан попался, не баклан. Кулаками теперь не помашешь, будем травматикой зелень срезать.
Не надо такого. Надо, чтобы боялись навсегда.
Когда я работаю, объект должен знать, что с ним происходит. Поэтому – взгляд.
Я давно понял, что бороться с такими можно только насилием.
Особый отдел тоже придерживается этой идеологии.
Крики шпаны заглушает дождь, льющий из квадратного, словно вырезанного в сомкнутых крышах, люка. Луна, очевидица темного Петербурга, высовывается из-за параболической антенны, подглядывая за нами.
Тела лежат на горбатой земле, так же глупо и вразнос, как мусорные мешки. Кожаные куртки усиливают сходство с черным полиэтиленом. Каждому я, смотря в очумелые зенки, причиняю неприятности, намеренно доставляя хлопоты врачам. Игра такая: один изощренным образом разбирает целое на части, а другому собирать. Зато еще несколько лет они не будут нас тревожить, а если урок пойдет на пользу – мы, к счастью, вообще не увидимся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});