Полдень, XXI век (июнь 2012) - Коллектив авторов

Михаил Карлович Вайс, замначальника Особого отдела, недавно зачитывал статистику: из-за нашей профилактики страна лишается доброй части рабочей силы. Теряет национальное здоровье и вэвэпэ. Талалай, кажется, ответил ему, что, мол, лес рубят, а щепки летят.

Пожалуй.

Этот, бритый, с косыми морщинами на лбу, мог посадить тысячу деревьев, но собирался поднять руку на ни в чем неповинного. И тогда отшлифованный механизм дал рикошет: я петлял себе в лабиринте улиц и переулков, словно компас, не пеленгующий полюсы, пока игла не вошла в висок, и струна, вдетая в ушко, не потянула меня под узкую арку.

А здесь городской ландшафт будто для того и создан, чтобы часам-кошелькам было удобнее менять хозяев. Колодец; упал – не выбраться. Или, как говорит Вайс: шито-крыто, в землю врыто.

Покидаю дворик.

К стене жмется чернющий котяра, хвост трубой, глаза пятаками. Вот учудили человеки, шипит он. Разлеглись в моем дворе и стонут. И хлещущая отовсюду пакость им до фени. Как свиньи, ей-богу.

Не надо далеко шагать, чтобы из тесноты и опостылевшей серости дворов попасть в эльдорадо Невского проспекта. По ушам сразу бьет шум авто, и чьи-то локти отпихивают в сторону, и неоновая реклама поначалу сбивает с толку мишурой символов: ходи туда, ходи сюда, здесь пиво в рот польет. Толпа не любит неподвижных людей. Ворчит, хмурится, смывает тебя к обочине, а то и накрывает с головой.

Приходится идти.

Ценники висят на каждом углу – город тоже работает. Этот огромный кассовый аппарат на темных водах Невы туманным своим зевом поедает людей, полощет ветром гранитные набережные.

На площади Восстания меня едва не скручивает сильнейшая боль. В висках трещит, полушария объявляют междуусобную, и плывет по воздуху, распыляясь над Лиговским, кровавый призрак бойни.

– Михаил Карлович, – говорю в трубку, – срочно двоих на Восстания.

– Болельщики небось? – отзывается Вайс.

Слышно, как звучный мужской голос где-то рядом с шефом комментирует ситуацию на стадионе. Глашатай с микрофоном говорит, что схватка горячая, под стать погоде.

– Внезапный всплеск. След узкий, направлен однозначно.

– Понял. – Михаил Карлович сразу посерьезнел. – Адрес отправлю на анализ – перепроверим. А к тебе едут.

– Кого выслали?

– Евгения с Пельмешкой, жди. Сам как?

Я рассказал про бывалых, которые собирались фильтровать средства в укромном местечке.

– Отдыхай, рыцарь, – говорит довольный Вайс. – Покрутись по околицам – ив кафе. Не хватало еще, чтоб простудился…

Евгений и Пельмешка, замечательно.

Он, Семеныч, – самый старый альтруист, все свободное время отдающий патрулированию улиц. Говорят, до вербовки в Особом отделе средства на существование Евгений получал от спасенных душ. По скромности всегда отнекивался, но благодарные люди насильно тащили его в гости и кормили. Они даже домой ему гостинцы приносили, писали в газеты, требовали награды для народного героя…

Пельмешка – прозвище возникло из-за любви к народному блюду и лопоухости – наоборот, новичок, но такой, что многих уделает. Бойцовая девчонка-ролевик. Не красавица, питбуль-фемина, нарек Вайс. Полгода назад он спас Пельмешку от суда и следствия, когда ей грозил срок в женской колонии. Поборница сил света расчекрыжила толпу подонков с помощью меча, выкованного реконструкторами.

Пельмешке не нравилось творить добро по расписанию. Наряды, сортировки, отчетность, маркеры на карте… Но деловитость не съела изначального задора, Пельмешка втянулась. Сказала, профессионалку дисциплина ведет, – Вайс долго не мог отсмеяться.

На таких напарников можно положиться.

Я с чистой совестью пошел искать крышу над головой. Чтобы кофе и потише.

Меня замначальник Особого отдела бережет особенно.

Потому что на сына его похож и к тому же сам себе ищейка. Из бойцов ведь никто так след не возьмет. Нас, конечно, всех учили психологии, приметам, проблемным индивидам и знанию мест, где стычки происходят особо часто. Но по опыту известно, что за самым внушительным злыднем можно месяц тенью ходить, а он и мухи не тронет. Будет смотреть исподлобья на пассажиров в подземке; нахамит коллеге; кинет бутылку мимо урны. Воспроизведет безобидные глаголы и – все.

Классическая агрессия не прогнозируется. Порой люди вспыхивают как спички, вне графиков и сезонных статистик.

Сейсмолог может расположить сколько угодно датчиков, со всевозможными уровнями чувствительности, может пронизать глубины инновационной диагностикой, но чей-то хутор все равно уйдет под землю.

Другое дело – обдуманное насилие. «И задумал он грешное…» От таких людей пахнет на всю ивановскую. Тянет смрадной полосой. Единожды услышав этот запах, век не забудешь. И, кстати, эта часть работы, розыскная, меня выматывает более прочего. Возможно, из-за города, который захлебывается расчетливыми налетами, грабежами, тысячью отнюдь не святых помыслов.

Тяжелое дыхание Петербурга собьет любую ищейку-аналитика.

Наши нюхачи часто жалуются на «общий фон». Заодно хотят победить Вайса в старинном споре: среда или воспитание. Говорят об астрале, ментале и ауре. Защищают диссертации и читают лекции о метафизике Северной Пальмиры.

Пускай их.

Лишь бы отслеживали всплески и давали координаты.

А мы, экспериментальный отряд бойцов Особого отдела, будем просто работать над благополучием.

Я нашел кафе с шоколадными стенами. Столики кофейного цвета, мягкий сюрреализм на потолке. Обтекаемый модерн, гладкий и безликий, радует только теплой цветовой гаммой.

Как назло, все места в некурящем зале заняты.

– Здоровье бережете? – спросила с улыбкой официантка, глянцевая и без изъянов, словно флиртующий манекен. Она указала на свободные столики где-то в дымящейся бездне.

– Не переношу вонь, – честно ответил я.

Я подметил одинокую даму, сидящую у окна.

Прекрасная незнакомка, уверен, разрешит мне составить ей компанию. И вечер пройдет без забот, по-светски, у дамы даже кн11жка при се бе…

Вблизи оказалось, что эту стильную женщину я уже видел сегодня. Не барское это дело, да? – спасать прохожих от шпаны. Лучше вот так задумчиво взирать на уличную суету, переваривая приятные и сытные мысли. Безукоризненная госпожа начала меня раздражать, я вдруг понял, что весь день хожу неприкаянным брюзгой.

Она тихо и как-то смутившись согласилась, и я устроился напротив.

Сделал заказ. Оглядел пейзаж через струящуюся пленку дождя. Виски опять заломило, не столь остро. Думаю, Евгений с Пельмешкой уже работают.

– Я видела, тех… которые…

– Напали на меня с целью ограбления, – выдал я. – Меня Павлом зовут. А вас?

– Рита. – Она посмотрела мне в глаза, и я понял, что ей давно за тридцать.